Все смотрят на меня.
— Конечно, я должен бежать, отставая на один метр.
— Нет, нет! Что вы?! Это очень рискованно. Вдруг у самого финиша споткнетесь и, независимо от своего желания, вылетите вперед. Надо бежать минимум в двух-трех метрах сзади.
Дружный смех завершил разбор тактики спринтерского бега.
— А теперь поедем на озеро — поплаваем. С метанием гранаты и бегом фактически уже все решено — ведь второе место тоже приз. Давайте машину.
Подошли машины, и мы через пять минут были на озере. Взяли на месте плавки, подошли к берегу.
— Значит, так. Учитывая, что на той стороне никого нет, чтобы определить, кто же первый финишировал, то мы решим эту задачу, засекая время, потраченное на преодоление расстояния от нашего берега до вот той косы.
Это было метров 250–300.
— Первым запускаем представителя Военного совета. Засекайте время. Вперед!
Я прыгнул в воду и с места в карьер взял бурный темп — поплыл баттерфляем. Однако на середине дистанции дыхание мое без тренировки выглядело неважно, поэтому я перешел на «спокойный» брасс. Выйдя на берег, поднял руку — мне ответили тем же, и я трусцой побежал вдоль берега к группе. А здесь меня ожидал сюрприз.
— Пока вы бежали, мы уже подвели предварительные итоги. Метание гранат — все прекрасно понимают, кому надо отдать первое место. Оно уже исторически закреплено. Бег на сто метров — представитель Военного совета при свидетелях заявил, как он намерен бежать, а это только второе место. Плавание — представитель Военного совета фактически сошел с дистанции: надо было проплыть туда и обратно, а он обратно пробежал по берегу. Поэтому мне можно сейчас показать любое время и первое место обеспечено. Таким образом, по трем видам соревнований из пяти представитель Военного совета утратил первое место и тем самым уже никак не может занять первое место в целом. Но даже если мы продолжим, то те же шахматы сами говорят не в пользу Военного совета. Вы в шахматной партии сдаетесь? — напирал на меня Андрей Антонович.
— Товарищ министр, военный человек не должен сдаваться без боя.
— Это верно! Но и нет смысла идти в схватку, если знаешь, что обречен. Проигрыш только еще ниже уронит престиж Военного совета.
— Картина ясная, товарищ министр, — вмешался Ивановский.
— Ну, а сейчас все в воду! Поплаваем, — и Андрей Антонович первым решительно вошел в приятное теплое озеро.
Минут через двадцать мы уже сидели за столом в доме министра, пили мягкое «Псоу». Первый тост был за победителя в состязаниях, а следующий — за второе место Военного совета Группы.
Вот таким бывал иногда Андрей Антонович Гречко. Но такое случалось редко. Вся его энергия, дар природы — незаурядный ум, организаторский талант — были направлены и посвящены строительству и развитию Вооруженных Сил, поддержанию их постоянно на высоком уровне боевой готовности. Он сам лично понимал и внушал всем нам, что без мощных, отлично подготовленных Вооруженных Сил ни наши политики, ни наши дипломаты не могут успешно решать задачи в интересах Советского Союза. Он понимал это и действовал эффективно. И был на этом поприще беспощаден к тем, кто не понимал возложенной на него ответственности за честь, достоинство и безопасность нашей Великой державы.
Глава III
Русские, немцы и поляки
Совместные учения. Торжества и праздники. Деловые встречи. Разбор конфликтов. Учения под руководством министра обороны СССР Гречко на территории Польши и ГДР. Новое назначение. Л. И. Брежнев, но уже лично.
Весной 1973 года я возвращаюсь с очередных учений в Вюнсдорф. Захожу в кабинет, а ко мне заскакивает порученец главкома и говорит, что Евгений Филиппович просит немедленно зайти. Сбросил свои ремни и иду к главкому. Переступив порог, вижу, как Ивановский, прижав к уху трубку телефона «ВЧ», повторяет: «Товарищ министр обороны, я все понял. Есть, товарищ министр», — и все в том же духе до окончания разговора. Положив трубку на рычаг, обратился ко мне:
— Валентин Иванович, я разговаривал с министром. Думал, что он и тебе что-то скажет, но он поставил задачу через меня. Тебе приказано срочно вылететь в Легницу — в штаб Северной Группы войск. Там ждет министр. На руках надо иметь карты: двухсотку — на территорию Польши и ГДР и сотку — на восточную часть ГДР, с отмеченными на ней полигонами. Самолет я уже заказал. Через двадцать минут можно лететь — пока доедешь до Шперенберга, самолет будет готов. Прихвати с собой двух-трех операторов. Начальник штаба команду получил. Они готовят карты.
— А что произошло?
— Произошло обычное: министр обороны приказал начальнику Генштаба подготовить самолет к нам в Группу на аэродром Шперенберг. Взял с собой несколько операторов, Главкома ВВС П. С. Кутахова и полетел. Как только самолет вышел из московской зоны, он вызвал командира корабля и приказал сесть на аэродроме Северной Группы войск (Легница). То есть изменил пункт посадки. Это, естественно, произвело эффект внезапности, что и требовалось министру. А он приземлился и сразу поднял по тревоге всю Группу войск в Польше. Сейчас все находятся в районе сосредоточения, а одна дивизия получила задачу совершить марш на запад, к Одеру. По-моему, она уже вышла.
— А что меня может ожидать?
— Ума не приложу. Возможно, будете посредничать? Но у него есть операторы из Генштаба.
Я отправился на аэродром с операторами, вооруженными картами и «тревожными чемоданчиками», — на всякий случай каждый офицер имел небольшой чемоданчик, укомплектованный всем необходимым для жизни и деятельности: в случае внезапного подъема по тревоге или выезде в командировку.
Прилетели в Легницу. Меня уже ждала машина, которая доставила прямо к министру. А тот без всякой подготовки, как говорится, с места в карьер:
— Давайте карту! Одна танковая дивизия «поляков» (так он называл Северную Группу советских войск, а нас называл «немцами») получила задачу выдвинуться к Одеру, навести наплавные мосты вот на этом участке (министр при этом показал мне на карте), переправиться на западный берег и завтра к рассвету выдвинуться в район Либерозского полигона. Захватить там выгодный рубеж и быть готовым к отражению удара противника с запада.
Ваша задача, — продолжал министр, — состоит в следующем: первое — предупредить пограничные и другие службы ГДР, что я провожу учение с форсированием реки Одер. Второе — во избежание несчастных случаев на реке и чтобы «поляки» не утонули, Группе войск в Германии выдвинуть на западный берег Одера необходимые органы эвакоспасательной службы и создать соответствующую систему, которая должна войти в контакт с Оперативной группой Северной Группы войск и действующей дивизией «поляков». Третье — поднять по тревоге 79-ю танковую дивизию и без двух танковых и одного мотострелкового полка выдвинуть ее на западную окраину Либерозского полигона к утру завтрашнего дня. Три недостающих полка взять из 20-й, 39-й и 57-й мотострелковых дивизий. Командир 79-й танковой дивизии полностью отвечает за состояние дел и выполнение боевых задач этими полками. Полки должны подключиться к дивизии на марше. Четвертое — вашим решением усилить дивизию армейской артиллерией и авиацией. Наконец, пятое — завтра в 8.00 вот в этом пункте (министр отметил пункт на карте флажком) я буду заслушивать командира дивизии — его решение о наступлении на поспешно занятую оборону противника. По всему остальному — решить самостоятельно.
И гигантская машина закрутилась. Были задействованы десятки тысяч военнослужащих личного состава, тысячи единиц техники и крупного вооружения. Но для нас особо сложным казалось создание на марше сводной дивизии. Ведь один из полков должен маршировать по диагонали едва ли не через всю ГДР. 39-я мотострелковая дивизия стояла почти в самом юго-западном углу страны — в районе Эйзенахского полигона.
Такими вводными министр обороны сразу убивал не двух зайцев, как говорится в пословице, а нескольких. Но главное — он проверял всю систему управления — и войск, и руководства ГСВГ и СГВ. Сам же он имел всего несколько помощников. Правда, они успевали «заглянуть» во все прорехи и доложить министру.
К 5.00 утра следующего дня «польская» дивизия полностью перешла через Одер и устремилась на Либерозский полигон. В авангарде действовал мотострелковый полк. Наша дивизия без одного полка вышла в назначенный район и готова была занять исходное положение для наступления. Решено было полк 39-й мотострелковой дивизии направить во второй эшелон. Я уточнил передний край «противника», куда уже вышли его разведывательные дозоры, а все остальное приказал разведать самостоятельно, в том числе и силами авиации.
К 8 утра министр обороны, как и обещал, уже был на командно-наблюдательном пункте командира 79-й танковой дивизии. К этому времени подошел и отставший последний полк. Командир дивизии доложил обстановку, сообщив также, что здесь, на командно-наблюдательном пункте, находятся и командиры частей дивизии. Министр приказал вызвать их и побеседовал с ними. При этом убедился, что дивизия действительно была сборной. И вдруг поставил задачу:
