Но уже первые часы войны показали, что расчеты гитлеровских генералов ошибочны: они недооценили силу сопротивления советского человека, силу его души и сердца. Несмотря на то что военные действия в соответствии с указанием фюрера были начаты без формального объявления войны и вторгшиеся на советскую землю внезапно немецкие отборные армии, вооруженные самой современной техникой, имели перед собой в первый день боев лишь пограничные войска, они натолкнулись на самое ожесточенное, упорное сопротивление и понесли большие потери. В течение первых семи-восьми суток гитлеровцы потеряли многие сотни танков, многие сотни самолетов, многие десятки тысяч солдат и офицеров.
И все-таки с каждым днем, с каждым часом становилось все яснее, что над страной нависает страшная угроза: гитлеровская армия располагала большим численным превосходством, особенно в танках и авиации; она была полностью отмобилизована, ее солдаты и офицеры обладали боевым опытом. Гитлеровцам удалось занять Белосток, Гродно, Вильнюс, Каунас и многие другие города; они наступали на Киев и Смоленск.
К концу июня обстановка на фронте рисовалась следующим образом. У берегов Баренцева моря наши войска вели ожесточенные бои с противником, преграждая ему путь к Мурманску. На Виленско-Двинском направлении немецкие мотомеханизированные части успешно продвигались на северо-восток, стараясь отрезать наши войска, оборонявшие Прибалтику, и выйти к Ленинграду. На Минском направлении части Красной Армии отходили к Смоленску. В районе Ровно уже несколько дней продолжалось невиданное по размаху танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало до четырех тысяч танков. Фашисты прорывались к Новоград-Волынскому и Шепетовке. И только на самом южном участке фронта, где сражался Саша Покрышкин со своими друзьями, гитлеровцы пока что не продвинулись так далеко, как на других участках, — там все еще шли упорные бои за переправы через реку Прут.
55-й истребительный авиаполк был крохотным винтиком в огромной военной машине фронта. И летчики, видевшие под собой лишь маленький участок родной земли, имевшие самое общее представление о том, что происходит сейчас дальше к северу, упрямо и стойко делали свое дело, сражаясь против сильнейшего врага.
В эти трудные дни многое приходилось делать совсем не так, как предполагалось в дни учебы. Внезапное нападение немцев помешало завершить перевооружение дивизии новой материальной частью. Случилось то, о чем толковал как-то Саша Покрышкин в один из безоблачных весенних дней со своими друзьями: новые истребители, предназначенные для боев на низких высотах, так и не прибыли, и «МИГам», сконструированным для воздушных боев на уровне семи-восьми тысяч метров над землей, подчас приходилось драться чуть ли не на бреющем полете; они не могли полностью использовать мощность своих моторов. Из-за недостатка штурмовиков, производство которых тогда только начали осваивать наши авиазаводы, истребителей все чаще использовали для штурмовки вражеских колонн и даже против танков.
Летчики понимали, что надо жертвовать всем ради общего дела и шли на такие действия, которые еще вчера показались бы им просто невероятными и даже безумными. Но на сердце было горько: почему все это происходит? Нарком обороны так часто говорил: «Будем бить врага малой кровью, будем бить его на чужой территории». А теперь вот приходится вести войну большой кровью и двигаться не на запад, а на восток...
На все эти и многие другие вопросы Александр Покрышкин получит исчерпывающий ответ только через пятнадцать-двадцать лет, когда XX и XXII съезды партии скажут свое мужественное слово о допущенных в прошлом тяжелых ошибках и о виновниках этих ошибок, чтобы не допустить никогда больше их повторения. И будет тогда Покрышкин уже генерал-лейтенантом, одним из признанных руководящих деятелей советской военной авиации и делегатом партийных съездов; ему будет тогда легче разобраться во многом. А пока что он лишь старший лейтенант, рядовой военный летчик, один «МИГ» из тысячи. И знает он только одно: как бы тяжело ни было, каким бы безвыходным положение ни казалось, надо драться — драться так, чтобы победить...
Еще не выработаны новые тактические приемы, отвечающие требованиям этой трудной войны, еще нет той слаженности, четкости и организованности, которые придут позднее, когда люди приобретут боевой опыт, но летчики знают, за что они сражаются, что защищают, и обжигающая душу ярость, беззаветная отвага искупают недостаток умения.
Истребители летают на боевые задания все до одного, летают непрерывно, с рассвета до темноты; и техники валятся с ног от усталости, едва успевая осматривать, ремонтировать и заправлять самолеты. Капитан Масленников, сообразительный начальник связи полка, объехал на мотоцикле ближайшие районные центры и объявил телефонную связь мобилизованной для нужд противовоздушной обороны. Включив свой провод в сеть, он рассадил по всем сельсоветам добровольцев-наблюдателей из колхозников, и теперь ему непрерывно звонят:
— Штук двенадцать с крестами пошли на Кишинев...
— Какой-то двухвостый вертится над станцией...
— Бомбят Котовск...
Масленников докладывает командиру, и сразу же взлетают дежурные звенья...
Двадцать восьмого июня в полк позвонили из одного сельсовета:
— Восемь немцев летят. Наверно, в Котовск — прямо по-над дорогой!
Оперативный дежурный выскочил из штаба и дал ракету. Посыльный и телефонист расстелили на траве огромную белую стрелу, сшитую из полотна, — ее острие указывало на Котовск. Это последнее изобретение начальника штаба: многие самолеты еще не имеют радиосвязи, и стрела наглядно поясняла летчикам, находящимся в воздухе, их задачу.
Во всех концах аэродрома взревели моторы, и сразу же отовсюду начали подниматься в воздух «чайки», «ишаки», «МИГи». Растянувшись в воздухе длинной чередой, девять самолетов устремились к Котовску, на ходу подстраиваясь друг к другу. Вел группу лейтенант Кузьма Егорович Селиверстов. Он был из старой школы летчиков-истребителей, ставивших выше всего индивидуальный бой. Горячий, лихой, бесшабашный, Селиверстов вступал в схватку с любым числом немецких летчиков и никогда не оглядывался на свою группу. Летчики шли за ним, не придерживаясь четкого строя, гурьбой, не думая о взаимопомощи и лишь выискивая в воздухе цель для ударов, — каждый для себя.
На подходе к Котовску Селиверстов обнаружил в воздухе восемь немецких бомбардировщиков «Ю-88». Они шли сомкнутым строем к станции, чтобы сбросить бомбы на железнодорожные эшелоны. Покачав крыльями, Селиверстов устремился вперед, рассчитывая лобовым ударом разбить вражеский строй. Но тут вырвался вперед летчик Николай Яковлев. Его самолет мчался сквозь огонь немецких стрелков, словно бронебойный снаряд. Опасаясь столкновения, бомбардировщики рассыпались и потеряли взаимодействие. И тут же совершенно неожиданно самолет Яковлева задрал нос, свалился на крыло и рухнул на землю. Потом, после боя, подобрав тело молодого пилота, товарищи установили, что пуля одного из немецких стрелков поразила его прямо в лоб...
Но Яковлев хорошо сделал свое дело. Теперь, когда немцы бросились врассыпную, стремясь уйти от яростной атаки советских истребителей, они стали легкой добычей. Каждый из летчиков Селиверстова облюбовал себе одного из бомбардировщиков и погнал его, расстреливая из пулеметов. Одна за другой упали на землю семь горящих машин. Дольше всех держался последний, восьмой «юнкере». Его вел, видимо, опытный пилот, умело уходивший из-под огня младшего лейтенанта Меметова.
Темпераментный Меметов, разгорячившись, забыл обо всем на свете, кроме виляющего хвоста хорошо защищенной от огня немецкой машины. Он много раз атаковал «юнкерса». Один крупнокалиберный пулемет, перегревшись, уже отказал, но Меметов продолжал преследование, хотя немец успел перетянуть через линию фронта. Здесь, над румынской землей, он все-таки добил немца. Сделав от радости «горку» над догоравшим в кукурузе самолетом врага, Меметов ушел к Семеновке.
Его товарищи уже приземлились. На командном пункте было шумно: наперебой рассказывали о пережитом. Уничтожить целиком бомбардировочную группу врага! Это был невиданный успех, и он окрылял людей.
Одно лишь было горько: среди победителей нет Яковлева, который, жертвуя собой, предрешил успех боя. Но за него хорошо отомстили: в этот же день летчики сбили еще три самолета, а всего, таким образом, 28 июня было уничтожено одиннадцать вражеских машин.
На утро следующего дня летчикам предстояло провести новую, дерзкую и трудную операцию: капитан Атрашкевич и два младших лейтенанта — Дьяченко и Макаров — должны были уйти на «МИГах» в глубь Румынии, чтобы среди бела дня как снег на голову обрушиться на аэродромы противника — сначала в городе Бырлад, а потом в городе Роман.
