Судя по всему, об этом его состоянии догадался и сам Карпухин. Стрельнул по его глазам каким-то пронзительным взглядом и, отхлебнув глоток уже остывшего чая, спросил:
– Понимаешь всю важность этой операции?
Ему бы тогда сказать бодренько: «Так точно, товарищ генерал, всё понимаю и всё осознаю», – но он лишь молча кивнул головой.
– Это хорошо, что понимаешь, – думая о чем-то своем, произнес Карпухин, – очень хорошо. Но не менее важно, чтобы всё это понимали и остальные члены твоей группы. Кстати, ее состав уже продуман?
– Так точно!
– И я надеюсь…
– Во всем остальном можете даже не сомневаться, – заверил он Карпухина. – Люди более чем надежные, и я могу любому из них доверить свою жизнь.
– Разведгруппа? – уточнил Карпухин.
– Так точно! Мы с сорок четвертого вместе, и только двое влились в сорок пятом.
– И что, за этих двоих тоже ручаешься головой?
– Ручаюсь!
Бокша вспомнил, как по его лицу вновь прошелся изучающе-пронзительный взгляд генерала. Даже бывший лагерный кум – не к ночи будь помянут, – умевший выжимать из зэков всё, что только можно выжать, не мог бы похвастаться подобным взглядом.
– Что ж, в таком случае вот тебе карандаш с бумагой. Напиши весь список с полной выкладкой как по прошлой жизни, так и по настоящей. Кто, как и что почем, но главное – полный психологический портрет и наиболее сильные стороны.
Когда список, едва уместившийся на трех листах бумаги, был готов, Карпухин дважды перечитал его, подчеркивая отдельные места карандашом, и передал список Тукалину. Спросил, вскинув глаза на вспотевшего от непривычного труда Бокшу:
– И ты ручаешься за каждого из них как за самого себя?
И опять он ответил не по уставу:
– Да!
– Где сейчас эти люди?
– Трое – на линии фронта, при разведроте, а еще трое долечиваются в том же госпитале, где и я лежу. – И пояснил, заметив недоуменный взгляд генерала: – Последнее задание мы выполнили полностью, с языком домой возвращались, как вдруг немчура всполошилась. Нас тогда минометным шквалом накрыло и…
– Надеюсь, никто не погиб?
– Бог уберег, хотя того фашиста собой прикрывали. Но четверых все-таки зацепило.
– Сильно? – с сочувствием в голосе спросил Карпухин.
– Кого как, но, похоже, легким испугом отделались. Сейчас все идут на выписку.
– Значит, уже завтра утром ты мог бы переговорить с ними? – вставил свое слово Тукалин.
– Зачем же завтра? Можно и сегодня вечером.
Тукалин вскинул глаза на Карпухина, однако тот, видимо, посчитал за лучшее не торопиться.
– Спешка в этом деле только навредить может, – негромко произнес он. – Главное, чтобы эти люди по-настоящему прочувствовали всю важность возлагаемого на них задания и не пошли бы на попятную в самый ответственный момент.
– А вот это исключено, товарищ генерал!
– Хорошо бы, – вздохнул Карпухин. – Но поверь мне, Андрей. За войну пришлось повидать столько трусости, предательства и подлости от совершенно надежных, казалось бы, людей, что… – и он даже сморщился брезгливо, махнув при этом рукой. – Да что там говорить, и сам, поди, знаешь, какие фортели порой выбрасывают даже те, кого ты считал своим другом. Как сказал какой-то философ, слаб человек, и не будем судить его за это.
Андрей знал это, на своей шкуре испытал подлость, трусость и предательство верного, казалось бы, друга, который замочил пивной кружкой французского матроса во время драки, а отвечать по полной программе пришлось ему, боцману с сухогруза «Новороссийск» Андрею Бокше.
Скользнув по лицу Бокши прощупывающим взглядом, словно он еще и еще раз пытался перепровериться относительно надежности предложенной Тукалиным кандидатуры бывшего зэка, Карпухин наконец все-таки принял какое-то свое решение, вздохнул и уже совершенно иным тоном произнес:
– Всё, решено! Теперь что касается тех троих, которые остались в части. Завтра же они будут отозваны в Ужгород, причину найдет старший лейтенант Тукалин, и ты, Андрей, сможешь с каждым из них переговорить лично. Но предупреждаю, никакой давиловки на психику. Главное, чтобы все твои люди осознали всю важность возложенной на них задачи. Естественно, без разглашения деталей предстоящей операции. Ты меня понимаешь?
– Да.
– В таком случае переходим к конкретике. Вопросы будут?
– Да, конечно. Хотелось бы знать, как мы будем доставлены в обозначенное место и что нас ждет в этом лесу? Я имею в виду оружие, харч и… и какие-нибудь вшивники придется подыскать?
– Вшивники – это, насколько я догадываюсь, гражданская одежонка, – хмыкнул Карпухин.
– Так точно! Одежонка, – поправился Бокша. – Простите, товарищ генерал, до сих пор от блатняка отделаться не могу. Я же в «Сиблаге» зонд топтал с такой братвой, что не заскучаешь, ну и сами понимаете…
– Только не кайся и не вздумай переходить на лексику профессуры с кафедры русского языка и литературы. Кстати, об этом же предупредишь и своих орлов. Надеюсь, понимаешь меня?
– Так точно!
– Хорошо. Теперь что касается твоего вопроса относительно оружия, харча и прочего. Всё это вам придется добывать самим, вплоть до вшивников, как ты говоришь, и документов, с которыми вас не арестовал бы первый же патруль.
Припоминая этот момент разговора, Бокша вновь словно почувствовал на своем лице испытующий взгляд генерала, который между тем продолжал:
– Постараюсь объяснить, почему это всё столь важно, хотя, казалось бы, чего проще обеспечить вас всех надежными документами, тем же харчем и оружием. Твоя группа, Андрей, должна будет совершить более чем дерзкий побег из местной тюрьмы, слух о котором должен будет облететь весь город, и уже пробираясь в Мукачево, должны будете всем необходимым обеспечить себя сами.
– То есть и харчем, и…
– Совершенно верно, – подтвердил Карпухин. – И харчем, и оружием, и документами, и, как ты выражаешься, вшивниками. Далее остановитесь в обозначенном районе, подыскав под жилье уцелевшие партизанские схроны. И необходимо все это для того, чтобы у нашего с тобой противника сложилась стопроцентная уверенность в том, что ваша группа – это действительно банда штрафников из уголовников, которые из-за страха попасть под трибунал решились на побег. А противник у нас с тобой более чем осторожный. И он семь раз перепроверится, прежде чем решится на что-то.
Он верил и не верил услышанному.
– Выходит, вы что же… – на всякий случай уточнил он, – вы даете нам полную свободу действий, и нам за это…
– Срока не добавят, – засмеялся молчавший до этого Тукалин, но тут же внес необходимые коррективы: – Однако, Андрюха, особо не зарывайся сам, да и ребят своих предупреди, чтобы помнили: они разведгруппа спецназначения, а не бандиты с большой дороги, и чтобы черту не переходили.
– То есть чтобы не было мокрухи?
– Это само собой. Ну а когда осядете в Мукачево… Короче говоря, решать все свои вопросы и действовать надо будет по обстановке. Но действовать так, чтобы и не зарываться особо, и в то же время чтобы слухи о банде уголовников из штрафников-дезертиров заставляли мукачевцев да, пожалуй, и крестьян из ближайших сел запираться ночами на более крепкие запоры.
Тукалин замолчал, но ему требовалось подтверждение его правоты, и он вопросительно уставился на генерала. Тот утвердительно кивнул головой и тут же спросил как бы между прочим:
– Судя по всему, и Андрею уже есть что сказать. А еще лучше было бы помозговать над его предложениями. Слушаю тебя.
Да, у него уже было свое мнение относительно внедрения в жизнь небольшого закарпатского городка, но из-за ответственности момента он немного стушевался и, откашлявшись, произнес не очень-то уверенно:
– Предложения, товарищ генерал, конечно, есть, но в первую очередь мне надо знать, кто из авторитетных воров держит сейчас этот город вместе с округой, кто в шестерках ходит, кто – в пристяжных, и, естественно, неплохо было бы знать полный расклад по масти.
– Масть – это… если только мне не изменяет память, воровская специальность?
– Так точно, товарищ генерал, специальность вора. А пристяжные – это ближайшее окружение того же пахана или авторитетного вора.
Восстанавливая в памяти этот момент, Бокша даже поежился невольно, вспомнив пристальный взгляд генерала, словно застывший на его лице. О чем тогда думал генерал Карпухин, Андрей Бокша не знал и только мог предполагать, что генерал уже одобрил тот вариант «игры», которую Боцман попытается навязать мукачевским ворам. Он принимал выдвинутые Боцманом условия, и подтверждением тому был утвердительный кивок головой.
– Да, конечно, пожалуй, только так, – пробормотал он и перевел взгляд на застывшего в ожидании Тукалина. – Чего молчишь, будто девица на выданье? Запрягай своих оперов, и чтобы вся конкретика по мукачевской малине лежала на моем столе! Срок… Впрочем, со сроками определяйся сам. Главное сейчас – до логического конца отработать разработку «причинного дезертирства» и дать людям возможность хотя бы осмотреться в мукачевских лесах.
