— У вас коня возьму, — спокойно, как о давно решенном деле, ответил белобрысый парень.
— Рыжего?! — У Кости заколотилось сердце. — Не дам!
— Спокойно, Кастусь. — Кузнец положил свою тяжелую руку на плечо сына. — Коль надо, то и говорить не о чем.
Костя бросил вожжи на мешок с мукою, отвернулся. Потом спрыгнул с груженого воза, пошел прочь.
— Ты куда это? — белобрысый удивленно поднял брови. — Поедем вместе: на Ободец, Чурилово, Александрове — Мне лошадь твоя только до Александровского леса нужна: там до лагеря рукою подать. Выгрузим муку и возвращайся себе домой.
Костя остановился.
— А не врешь?
— Мне врать резону нет. Довезешь до первого поста, и будь здоров. А вам, — парень повернулся к кузнецу, — видимо, лучше где-нибудь в ельнике темноты дождаться: дорога теперь под надзором. Каждый встречный угадает по виду, что вы с мельницы. Ну и, конечно, заинтересуется, почему без муки.
— Правда твоя, сынок.
Кузнец слез с воза. Тяжело груженная подвода, поскрипывая, поехала по неровной лесной дороге.
Весна брала свое. После холодных дождливых дней резко потеплело. От земли, нагретой солнцем на пригорках, прозрачными струями поднимался теплый воздух — земля дышала. По пашне деловито расхаживали грачи. Над полями и проселочными дорогами с протяжным «кни-и-гу-ви!» кружили чибисы. Березы припорошились мелкими, светло-зелеными листочками. На полянах и прогалинах между деревьев и кустарников засинели подснежники. А в чаще старого бора пестрели цветы со странным названием «волчье лыко».
— Папа, я завтра Красулю погоню, — сказал после завтрака Костя и посмотрел вопросительно на отца. — На опушках уже трава появилась…
— Я и сам думал об этом, — согласился кузнец. — Пора за кнут браться.
— Кастусь, и я с тобой! — попросил Толик.
— Погоди, напасешься еще! — загадочным тоном ответил старший брат.
— Что задумал? Признавайся! — Лена заглянула в карие глаза брата: в них прыгали озорные чертики.
— Лента мне красная нужна! — сказал Костя.
— Или в чуб решил заплести? — засмеялась Лена и ласково потрепала его за вихор.
Костя кивнул:
— Правильно!
— Слушай ты его! — рассердилась на сестру Валя: надо же, такой чепухе поверила! — С каких это пор парни ленты на голову цепляют?
— А я нацеплю! — с вызовом сказал Костя. — Ленту только дайте хорошую.
— И дадим! — хохотнула Валя, выбежала в горницу и принесла оттуда красную ленту. — На, дорогой братик, вплетай в свои кудри, завязывай. Или, может, помочь?
— Спасибо. Сам управлюсь. — Мальчик спрятал ленту в карман.
Ну и удивились бы сестры, узнав, что под вечер Костя нашил эту самую ленту на зимнюю шапку-кубанку: спереди, наискосок, как у партизан. Он порылся в старом сундуке, схваченном металлическими обручами, вытащил черные суконные штаны и коричневый вельветовый френч, купленный на вырост, достал чистую рубашку, отцовский ремень и яловые сапоги. Затем топором подцепил одну из половиц, вынул из тайника сверток с пионерским галстуком. Все собранное завернул в узел.
Утром Костя взял несколько вареных картофелин, луковицу, немного соли. И выгнал Красулю из хлева. Мать проводила сына за ворота. Все было как всегда. Необычное началось позже, днем, когда корова пришла домой одна.
— Пастух наш потерялся, — завидев ее, пошутила Валя.
Но Алена Максимовна заволновалась:
— Хоть бы на этих извергов в черных шинелях не напоролся.
Лена пыталась успокоить мать:
— Придет. Свистки, наверное, мастерит. Сейчас самая пора их делать, правда, папа? — повернулась она к отцу, ища поддержки. Но Николай Романович промолчал.
А в это время в нескольких километрах от Рысевщины на партизанской базе Долгий остров комиссар подвел к стройному, подтянутому капитану подростка в яловых сапогах, шапке-кубанке и вельветовом френчике. На ремне — тяжелая кобура с револьвером, гранаты-«лимонки», немецкий штык. За плечами мальчика висел автомат ППД. Что и говорить: вооружен до зубов. Из-под воротника виднелся пионерский галстук.
— Посмотри, командир, на этого вояку, — весело сказал комиссар.
— Сын кузнеца Будника? — сразу догадался Никитин. — Тот самый?
— Да. Уже просился однажды к нам в отряд. Оружие тогда принес…
— Он член Теляковской подпольной организации, — подал голос начальник разведки. — Помог, кстати, уничтожить склад на Рысевщине первой.
— Как попал в наш лагерь? — спросил Костю Никитин.
— Я, товарищ командир, два караула обошел. Только возле самого лагеря на «секрет» наткнулся.
Командир посмотрел на начштаба:
— Придется с начальником караульной службы серьезно поговорить. — И повернулся к Косте: — Сколько у тебя оружия припрятано?
— Примете в отряд, скажу.
— Боец Будник, отвечать на вопросы командира!
— Есть, товарищ капитан! Думаю, все уместится на одну подводу, — четко отрапортовал новоявленный партизан.
— Двух человек из третьей роты и его, — Никитин хлопнул сильной рукой Костю по плечу, — сегодня же отправить с подводой на лесозавод. Забрать у кузнеца оружие, которое оставляли для ремонта, и прихватить арсенал этого молодца. К утру всем троим быть в роте.
Наконец-то исполнилась мечта Кости: его приняли в партизанский отряд!
Начали сгущаться вечерние сумерки, когда телега, на которой ехали партизаны, остановилась на опушке леса. За поломанной заводской оградой виднелось не-большое здание кузницы. Поодаль, на фоне светлой полоски заката, темнели здания цехов. Над ними, как часовой, возвышалась высокая кирпичная труба. Постояли, послушали.
— Чужих нет, — сказал Костя. — Рудик лаял бы. Схожу, отца позову?
— Нет, — возразил Мельников, старший в группе. — Вы с Дороховым оставайтесь здесь, а я пойду в окно стукну.
Как хотелось Косте самому побежать к своим, зайти в хату и крикнуть громко: «Смотрите, я теперь партизан!» Но слово старшего — приказ. И мальчик сидел на подводе, нетерпеливо ждал возвращения Мельникова: как-то там, дома?
Мельников пришел с Николаем Романовичем.
— Вот ты, значит, куда исчез! — Отец крепко обнял сына. — Я так и думал.
— Вы меня должны понять, папа, — тихо сказал Костя.
— Понимаю, сынок, и… одобряю.
— Наши не спят? Как мама?
— Не спят… — Отец помедлил. — Но лучше не ходи. Мать переволновалась, слегла. Узнает правду, совсем разболеется. Я подготовлю ее, а потом все расскажу.
— Хорошо, папа, — согласился Костя. И голос его прервался от волнения, к горлу подкатил комок.
— Забирайте ваш заказ, — сказал Николай Романович Костиным товарищам.
Партизаны подогнали коня к кузнице, уложили на телегу отремонтированное оружие.
— А как с заводом? — спросил Мельников у кузнеца. — Никитин просил передать: точно установлено — немцы собираются пустить его в ближайшие дни. Им нужен обрезной лес, чтобы строить укрепления в гарнизоне.
— Все готово, — буднично, спокойно сказал кузнец. — Взрывчатку я заложил там, где договорились. Натаскал в цеха стружек, обрезков досок, полил все мазутом. Осталось поджечь.
Костя с удивлением смотрел на отца. Так вот почему последнюю неделю он совсем не сидел в кузнице, все находил себе дела на территории завода.
— Отлично! — Мельников удовлетворенно потер руки. — Когда взорвем?
— Сегодня. Я сам уничтожу завод. — Кузнец не смог подавить вздоха. — Вас только прошу, как завод загорится, стрельбу устроить. Мне будет легче оправдаться: спасали, мол, всей семьей имущество Германии от пожара, а тут лесные бандиты нагрянули, старуху напугали чуть не до смерти — лежит, не встает, сына-подростка увели в лес. И подозрений на Костю не будет.
— Ловко придумано, — засмеялся Дорохов.
— План подходит, — одобрил Мельников. — Пошли посмотрим. А вы, — кивнул он Косте и Дорохову, — поезжайте за оружием. Дорога туда хорошая?
— К конюшне подъезд отличный, — сказал Костя.
— Зачем к конюшне? — удивленно спросил Николай Романович.
— Я, папа, — объяснил Костя, — заводскую конюшню для одного дела приспособил. Там сток когда-то был, яма цементированная. Ну я ее досками обложил и складывал туда оружие. Прошлым летом, когда пас Красулю. Потом жестью, досками и разным хламом завалил, песком присыпал.
Настала очередь удивляться кузнецу. Ай да сын!
— Идемте, времени у нас в обрез, — поторопил Мельников.
Взошла и повисла над лесом большая белая луна. От деревьев и кустов на землю легли таинственные, зыбкие тени.
Костя и Дорохов кончили грузить подводу и теперь ходили вокруг нее, пытаясь воткнуть между ящиками с патронами и стволами винтовок еще хоть что-нибудь — оружия у мальчика оказалось больше, чем предполагали.
