Высадка десанта намечалась на 28 октября.
Две недели для подготовки десанта срок малый. Тем не менее флот и части, которым предстояло высаживаться, сумели подготовиться. Моряки успели отремонтировать десятки кораблей, выбывших из строя во время боев за Тамань. Каждый день десантники выходили в море и штурмовали берег, где находились макеты укреплений, подобных тем, что были в Эльтигене и под Керчью. Во всех ротах и на кораблях прошли партийные и комсомольские собрания, на которых разъяснялась предстоящая задача, определялось место коммунистов и комсомольцев в бою, в каждом взводе широко популяризировался опыт бывших десантников. В эти дни популярной стала частушка:
Мне на месте не сидится,
Заиграй, гармонь, мотив:
Не ходить вам больше, фрицы,
Через Керченский пролив.
Но 28 октября десант пришлось отложить. Подул норд-ост силой в шесть-семь баллов, на море поднялся шторм. В Керченском проливе в такую погоду вода чернеет, вспенивается, клокочет, и даже солидному кораблю невмоготу бороться с волнами. А десантные корабли — это плоскодонные тихоходные мотоботы и катера, которым выход в море при шторме свыше трех баллов запрещен. Ни Черноморский флот, ни Азовская флотилия не имели специальных десантных кораблей. Несколько мотоботов и катеров-тральщиков были выброшены на берег, большое число десантно-высадочных средств залило водой.
31 октября шторм немного утих. К вечеру моряки ввели в строй почти все плавсредства.
С наступлением темноты в Тамани, на пристани хутора Кротково, у озера Соленого и Гадючьего Кута началась посадка десантников на корабли. Но, к сожалению, из-за штормовой погоды на переходе из Анапы и Новороссийска к месту посадки задержались многие корабли и мотоботы.
Катер Новосельцева пришел из Анапы в Кротково в полночь. Опоздал потому, что вел на буксире два мотобота.
Командир дивизиона капитан третьего ранга Корягин был сердит и суетлив, как никогда. Он выругал Новосельцева за опоздание, хотя и понимал, что тот не виноват. У самого Новосельцева настроение тоже было не из лучших. Он устал и продрог на мостике во время перехода. Один Бородихин был внешне спокоен.
— Пока идет погрузка, зайдем к старморначу Данилкину, — предложил он и взял под руку Корягина.
— Время идет, а тут неразбериха, — проворчал Корягин, однако от предложения замполита не отказался.
Старшего морского начальника в его комнате не оказалось.
— Ничего, — заметил Бородихин. — Без хозяина посидим, обогреемся.
В комнате было тепло. На столе, застланном газетой, лежали буханка хлеба, куски колбасы, вяленый судак, разрезанный на части, пять алюминиевых кружек. Бородихин огляделся и увидел в углу печку, а на плите чайник.
— Вот что, друзья, — обрадованно воскликнул Бородихин, щупая чайник. — Есть предложение согреть наши озябшие души кипяточком. Данилкин — это настоящая морская душа, он будет рад, если угостимся у него. Судачок к чайку для возбуждения жажды пригодится. В общем, садитесь.
— Может, к судачку у него другое есть, — многозначительно сказал Новосельцев.
— Пошарим, — весело отозвался Бородихин и открыл снарядный ящик, стоящий у окна. — Так и есть! — торжествующе воскликнул он, доставая оттуда бутылку с водкой и ставя на стол: — Друг Данилкин, знаю, ты бы сам угостил. А зная это, угощаемся без тебя, поскольку ты есть гостеприимный хозяин.
Подняв кружку, Бородихин весело провозгласил:
— Даешь Крым! За победу!
Выпив, Корягин усмехнулся:
— Что-то ты сегодня веселый, замполит. Давненько не замечал за тобой такого.
— Радуюсь успехам наших войск. Я уже вижу победу, капитан третьего ранга.
— А барон фон Гринвальдюс все в той же позиции на камне сидит, — буркнул Корягин.
— Какой барон? — удивился Бородихин и вдруг рассмеялся.
— А, ты имеешь в виду тех, кто за Ла-Маншем.
— Кого же иначе.
— К черту их! — опять тряхнул головой Бородихин. — На союзников надейся, а сам не плошай.
— Керченский пролив тот же Ла-Манш, а мы форсируем его мотоботами, катерами. А у них сотни специальных десантных кораблей, могут брать на борт танки, орудия. В распоряжении англичан и американцев тысячи самолетов, сотни крейсеров, эсминцев, подводных лодок. И они еще раздумывают! Нам бы их технику.
Корягин вздохнул, встал и, хмуря брови, распорядился:
— Все. Пошли. Чайком погреемся, когда вернемся. Ты на каком катере пойдешь, замполит?
— С ним, — кивнул тот на Новосельцева.
— А я с Кожемякиным. После первого рейса сходи.
— Там видно будет.
На катере Новосельцева уже разместилось пятьдесят морских пехотинцев. На мотоботы еще шла погрузка. «Корягин прав, — подумал Новосельцев, поднимаясь на мостик. — Не очень организованно идет погрузка. Впрочем, при такой волне всегда больше мороки».
— Скажи, Виктор, что сейчас тебя волнует? — спросил Бородихин, также поднявшийся на мостик. — Замечаю, что ты молчаливее обычного.
— Если откровенно, — признался Новосельцев, — то боюсь не довести корабль до берега. Немцы поставили в проливе около тысячи мин. А тут еще штормовая погода, к тому же на буксире мотоботы.
— Да, риск велик, — согласился Бородихин. — Будем, однако, надеяться на мастерство моряков. Я верю, Виктор, в ребят.
«Чего это он начал меня по имени называть?» — подумал Новосельцев.
На мостик поднялся Ивлев и доложил об исправности моторов. Бородихин спросил его, выпущен ли боевой листок.
— Конечно, — ответил Ивлев.
— Пойду почитаю и потолкую с десантниками, — сказал Бородихин.
В три часа пять минут ночи, вместо двух часов по плану, отряды кораблей двинулись к крымскому берегу. На их борту находились морские пехотинцы 386-го отдельного батальона морской пехоты, подразделения 318-й стрелковой дивизии, той, которая в течение года закрывала путь гитлеровцам на правом берегу Цемесской бухты.
Когда катер прошел половину пути, Бородихин поднялся на мостик, встал рядом с Новосельцевым, но в разговор не вступал, видя, как напряженно тот всматривается вперед.
Несмотря на темноту, зоркие глаза сигнальщиков замечали болтающиеся на воде мины.
Внешне Новосельцев ничем не выдавал своего волнения. Однако он чувствовал, что сегодня волнуется сильнее, чем при высадке десанта на Мысхако или в Новороссийский порт. Его волнение не было проявлением робости, опасением за жизнь, неуверенностью в успехе десанта. Он и сам не понимал, почему так встревожен. То ли штормовая погода тому виной, то ли усталость. А может, беспокойство о жене. За полтора месяца ему удалось всего один раз увидеться с Таней. Было это в Анапе. Туда он пришел после высадки десанта в районе Соленого озера. Сошел на берег и сразу попал в объятия Тани. У нее, оказывается, отпуск, и она целыми днями просиживала в Анапском порту. К сожалению, в их распоряжении оказался всего один час. Но какой это был счастливый час!
До берега оставалось не более тридцати кабельтовых. Противник на берегу молчал. Новосельцев передал распоряжение на мотоботы.
— Заводите моторы, буксиры отдаем.
И в этот миг с Таманского берега загрохотали орудия. На крымском берегу стали рваться снаряды. Новосельцев посмотрел на часы. Было четыре часа двадцать минут.
Противник огонь не открывал. «Что бы это значило?» — подумал Новосельцев.
Головные катера, среди которых был и корабль Новосельцева, приблизились к береговой черте.
«Не сесть бы на мель», — мелькнула мысль у Новосельцева. Он знал, что во многих местах у Эльтигена мелководье.
В пене прибоя Новосельцев увидел колья и черные мотки скрученной спиралями колючей проволоки.
А десантники уже начали спрыгивать в воду. Сейчас они нарвутся на проволочное заграждение. Что делать?
— Бросай на проволоку бушлаты и шинели! — закричал Бородихин, подбегая к лееру.
Матросы с подошедших мотоботов и десантники сбрасывали с себя верхнюю одежду и накидывали на проволоку.
— Кажется, все на берегу, — сам себе сказал Новосельцев и скомандовал дать задний ход.
И только сейчас гитлеровцы осветили пролив прожекторами и открыли артиллерийский огонь по береговой черте. «Ого, — отметил Новосельцев, — у них тут много батарей. Как же это они сразу не открыли стрельбу, когда мы были на подходе? Одно из двух — или не ожидали десанта в такую погоду, или приготовили ловушку».
Где-то слева раздался сильный взрыв. По звуку Новосельцев догадался, что взорвалась мина. Значит, подорвался чей-то корабль. Чей?
Новосельцев повел свой катер в ту сторону, где произошел взрыв. Но на воде уже ничего не было видно, даже обломков, которые волны успели разметать.
Гитлеровская артиллерия теперь стреляла по берегу и по подходившим кораблям с десантниками.
