Убедившись, что встреча завершилась миролюбиво, уладилась мирно, Мазовецкий сказал на прощанье своему новому знакомому что-то шутливое и пошел за Беркутом и Штубером. У ворот он обогнал их и остановился за мостиком.
Машина ждала там, где ее оставили. Мимо нее как раз проходили солдаты Штубера, возвращающиеся из увольнения в город. На машину и ее водителя они не обратили никакого внимания, зато чинно козыряли беседующим неподалеку офицерам. Все четверо были навеселе, и Беркут заметил, с какой холодной яростью Штубер смотрел на них, когда те отдавали честь.
– Кстати, где мои люди? – Штубер протянул пачку папирос, но Беркут поблагодарил и отказался. – Те, что отвозили Лесича. Что с ними? Только честно. Может, они еще живы, в плену? Нужно ведь как-то объяснять наши потери и оправдывать их…
– Водитель – в машине. Отвезет нас в город и вернется, – больше ничего Беркут говорить не стал, и гауптштурмфюрер понял, что на двоих вояк его отряд все же уменьшился.
– Хорошо вам живется, – буркнул Штубер, доставая из кармана зажигалку. – У вас нет начальства и не перед кем отчитываться за каждого убитого и раненого. Люди приходят, погибают или разбегаются… Как там у вас говорят: «Бог дал – Бог взял»? И никакой дьявол вас не разжалует.
– Вот-вот, поплачьтесь партизану…
– Поверьте, это легче и приятнее, чем каяться в гестапо. Поэтому впредь прошу быть осмотрительнее. Во всяком случае, водитель и машина должны вернуться в крепость. Надеюсь, вы учтете и то, что мне несложно было поднять весь гарнизон, и сейчас разговор между нами носил бы более оживленный характер. О, нет, я не угрожаю. Просто констатирую факт.
– К этому времени мы уже навсегда замолчали бы.
– Вот именно… – пожал плечами гауптштурмфюрер. – Мы не должны забывать о безопасности и взаимных гарантиях. Как ни мудри – все сводится к одному: лучше вместе жить, чем вместе гнить. Когда собираетесь осчастливить нас очередным визитом?
– Через четыре дня.
– Это уже разговор… – кивнул Штубер. – Но условие: за эти дни вы не должны совершить ни одного нападения. Я и так веду себя с вами, словно заговорщик, неизвестно, кто кого здесь вербует…
– Не волнуйтесь, мы как раз собирались передохнуть.
– Вы немец? Немец, конечно.
– Мои предки – украинцы.
– Жаль, воюете вы, как настоящий тевтонец. Украинец, говорите… Что ж, великая славянская нация… Шевченко, Хмельницкий, Франко… Как видите, я немного знаком с вашей историей. И все-таки кто-то из ваших родителей наверняка происходит от немцев.
– Никто, насколько мне известно.
– Убедите себя, что происходит. Тогда легче согласиться с моим предложением. Голос крови. И ни малейшего намека на предательство. Кстати, сейчас вы уже говорите по-немецки почти без акцента.
– Пытаюсь избавляться от него. Богатая языковая практика. До встречи, гауптштурмфюрер.
– Темнеет! – крикнул вслед ему Штубер. – Остерегайтесь партизан!
И рассмеялся злым нервным смехом человека, оставшегося недовольным и собой, и результатами встречи.
Мазовецкий подождал, пока Беркут приблизится, и пропустил его вперед. Прикрывая командира, он несколько раз оглянулся. Ему все еще не верилось, что удалось вырваться из этого каменного мешка. Даже теперь, когда Штубер стоял один и спокойно глядел им вслед, нервы Владислава были напряжены до предела.
– Что, поручик, огорчены, что все кончилось так неэффектно? – спросил Беркут, не оглядываясь. – Согласитесь, готовя вас к заброске, ваши прежние шефы таких операций не планировали?
– Не хотел бы я, чтобы среди тех, бывших моих шефов, оказался ты. Такое напланировал бы! Ничего себе визит! То, что мы вырвались из этого склепа, – просто чудо. На что, собственно, ты рассчитывал?
– Сам не знаю, – ответил Беркут. – Очевидно, на удачу. Когда еще побываешь во вражеском гарнизоне и поговоришь с гауптштурмфюрером СС, да еще вот так, запросто? Интересно знать, с кем имеешь дело, что они за люди.
Водитель и Колар сидели в кабине. Карабин солдата лежал у Колара на коленях.
– Едем? – негромко спросил Иван, выходя из машины.
– Едем. Садись в кузов. – Беркут увидел посеревшее лицо Колара, но ничего не сказал. Он понимал, что сидеть в форме полицая, плечом к плечу с врагом, на дороге, по которой разгуливают фашисты, куда труднее, чем распивать коньяк с гауптштурмфюрером.
* * *
Уже совсем стемнело, когда они снова оказались у колодца. Остановив машину, водитель умоляюще взглянул на оберштурмфюрера. Он весь обмяк, раскис и уже не в состоянии был сдерживать дрожь. Беркут с досадой осмотрел редколесье, в которое упиралась дорога. Неплохо бы проехать еще с километр, однако за колодцем начиналось сплошное болото.
– Вы обещали, господин оберштурмфюрер…
– Не нужно напоминать мне об обещаниях! – резко перебил его Беркут.
Мазовецкий и Колар спрыгнули с машины и подошли к кабине. Водитель открыл свою дверцу, но, увидев унтер-офицера и полицая, инстинктивно придвинулся к Беркуту. Тот невесело ухмыльнулся, вышел сам и приказал выйти ему.
Водитель с большим трудом выбрался из кабины. Ноги не слушались его. Все еще улыбаясь, Беркут обошел машину и остановился рядом с Мазовецким и Коларом. Поляк снял с плеча автомат.
– Как тебя зовут? – спросил Беркут водителя.
– Йозеф, господин оберштурмфюрер.
– Если хоть словом обмолвишься в разговоре с кем-нибудь о своих сегодняшних приключениях, тебя пристрелит сам гауптштурмфюрер Штубер. Или удавит ваш верзила-фельдфебель. На шоссе тебя может остановить патруль и спросить, откуда едешь. Отвечай, что выполнял приказ коменданта крепости гауптштурмфюрера Штубера и не имеешь права разглашать суть задания.
– Так и скажу. Можете не сомневаться.
– А чтобы ты не мучился в догадках… Мы действительно русские. Однако служим рейху, как и ты. Знай это. На случай, если уж кто-нибудь очень станет допытываться. Но лучше всего – молчи.
– Яволь, господин оберштурмфюрер.
– Все, возвращайся в крепость, – Беркут почувствовал, что водитель не верит ему, но это уже не имело никакого значения. – И передай гауптштурмфюреру, если он, конечно, заинтересуется подробностями, что я тоже умею держать слово. Он знает, о чем идет речь…
– Неужто отпустишь?! – изумился Колар. И хоть сказал он это по-украински, водитель, конечно же, догадался, что именно так изумило «полицая». Не теряя времени, он поблагодарил «господина оберштурмфюрера», вскочил в кабину, резко, задним ходом, развернулся и медленно, очень медленно, показывая, что не убегает, повел машину к шоссе.
Партизаны какое-то время смотрели вслед грузовику. Затем повернулись и тоже неспешно направились к колодцу.
– Все-таки нужно было пристрелить его, – стоял на своем Колар. – Одним фашистом стало бы меньше. А машину сожгли бы.
– Не вмешивайся, – тронул его за плечо Мазовецкий. – Командиру виднее. На войне не только стреляют. Здесь еще разрабатывают стратегические планы и хитромудрые операции…
– Убивать их надо – и все операции. Что же это за война такая: того пожалел, этого отпустил?! Уже и письмами стали обмениваться.
Он не успел договорить. Ни один из них не обратил внимания на то, что, когда машина достигла изгиба дороги, шум мотора несколько притих. И сразу же прозвучал выстрел. Один-единственный. Беркут зло выругался. Все оглянулись. Машина сорвалась с места и исчезла за деревьями. Мазовецкий успел послать ей вдогонку длинную автоматную очередь, но, очевидно, не попал.
– Вот сволочь! – возмутился он. – Кто бы мог подумать, что это пугало умеет стрелять! Хорошо еще, что никого не задел.
– Ну, командир, что я говорил? – даже обрадовался этому происшествию Колар. – Нужно было отправить его на тот свет – и все дела.
– Успокойся. Он свое получит, – сдержанно ответил Беркут.
Подошли к колодцу. Беркут присел на сруб, взглянул на Мазовецкого, затем на Колара, виновато как-то улыбнулся и покачал головой.
– Он правильно поступил. Это я сглупил, как новобранец. И даже не потому, что не догадался разрядить его карабин. А потому, что забыл святой закон войны: никогда не щади врага, который пришел, чтобы сжечь твой дом. Пусть это будет мне уроком. А теперь кто из вас хочет поупражняться в медицине? Как ни странно, этот идиот попал мне в ногу.
При этих словах Мазовецкий и Колар замерли в таких позах, словно в землю перед ними ударила молния.
– Ничего страшного, – как можно спокойнее произнес Беркут, – пуля в икре. Рана легкая. Пакет у меня есть. До базы как-нибудь доберемся. Оказывается, война тоже иногда преподносит сюрпризы.
Примерно в полукилометре от шоссе серела невысокая меловая гора, которую Николай Крамарчук приметил еще прошлой осенью. Сейчас он забрался на ее плоскую, поросшую ельником вершину и там, на небольшом выступе, под козырьком каменной глыбы, устроил себе гнездо из прошлогодних листьев, из которого хорошо были видны зубчатые башни крепости и часть дороги, где должна была остановиться машина с переодетыми партизанами. Если все будет по плану и возвращаться будут на машине, то выйти из нее Беркут, Мазовецкий и Колар должны именно здесь. Отсюда к лагерю ближе, чем откуда бы то ни было.
