— Понимаю! Дело военное! — сказал дед Вуеслав и обнял меня.
Как оказалось, в последний раз. Нам больше не суждено было увидеться.
Мы с Радой спускались вниз, проверяя квартиры, прислушиваясь к шумам, посторонним звукам.
Прошли все этажи. Проверка получилась относительной, во все квартиры попасть не удалось.
Но все-таки была надежда, что в этом подъезде снайпера действительно нет.
— Быстренько перескочим в соседний подъезд, — сказал я Раде.
Для этого требуется несколько секунд. Авось никто не заметит! Рада понимающе кивнула:
— Мы и так тут все делаем перебежками, с тех пор как война началась. Иначе нельзя!
— Я сейчас открою дверь — и бежим! Приготовились! На старт! Внимание! Марш! — скомандовал я, распахнул дверь подъезда, и мы побежали.
Успешно! Никто не стрелял, не кричал. И надеюсь, что никто нас и не видел.
Мы вбежали в подъезд, отдышались. Переглянулись и вдруг рассмеялись, глядя друг на друга. Я не удержался, привлек Раду к себе и поцеловал в губы. Она не отстранилась. Смущенная, глубоко дышала.
— Не время сейчас… — прошептала она. — Пойдем…
Мы обследовали первый этаж. Встретить жителей я здесь и не рассчитывал: не так они глупы, чтобы укрываться на нижних этажах. Но снайпер, передвигаясь по дому, мог на время заскочить и сюда.
Когда мы осматривали одну из квартир, в окно осами влетело с полдюжины пуль. Кто-то, видимо, заметив какие-то передвижения внутри здания, выпустил автоматную очередь по окнам. Слава Богу, нас чудом не зацепило! Мы легли на пыльный пол. Из квартиры выбирались ползком. Обидней всего то, что стреляли с нашей стороны. Еще не хватало поймать пулю от кого-либо из соратников!
Такие случаи на войне не редкость!
После этого второй этаж мы обследовали с большей осторожностью, стараясь, чтобы с улицы нас не заметили. На этот раз прошло все тихо. И опять никого в квартирах обнаружить не удалось. Так, постепенно поднимаясь, мы добрались до шестого этажа. И вот здесь… Из-за дверей одной из квартир раздавались громкие детские крики, шум, как будто там скакал целый детский сад. Дети… Их даже война не сумела угомонить. Дети есть дети!
— Как-то неудобно тревожить детское царство! — сказал я Раде.
— Это война! Не до неудобств! — отмахнулась она. — Как раз в таких квартирах легче всего прятаться! Бандиты любят укрываться за спинами детей. Похоже, это квартира бошняков!
— Почему ты так решила? — удивился я.
— Посмотри! — и Рада указала рукой на верхнюю часть двери. Там красовался небольшой полумесяц. Наверное, его нарисовали еще до войны.
Рада постучала в дверь и на сербско-хорватском попросила открыть.
Воцарилась тишина. Дети или сами замолчали, или им приказали старшие. Рада продолжала стучать, настойчиво призывая открыть дверь.
За дверью, видимо, шло активное совещание, но, судя по всему, мягкий женский голос Рады их успокоил. Замок щелкнул, и дверь отворилась. За дверью оказалось три женщины и с полдюжины детей. Одна женщина была совсем старой, а две другие, похожие как сестры, принадлежали к типу дам бальзаковского возраста.
Судя по платкам на головах, это действительно были мусульманки-боснийки, или, как их еще называют здесь, бошняки или турчины.
Дети и женщины испуганно смотрели на нас.
Возраст детей варьировался от двух до семи-восьми лет. Самой маленькой была девочка, которая, не обращая на нас внимания, пыталась разломать куклу.
Женщины понимали, что появившийся солдат либо из сербских войск, либо из хорватских, что для них по-любому не радостно. Все равно враги. И неизвестно, кто хуже. Во время этнических войн всегда больше всех страдает население.
— Спроси их, есть ли мужчины? — попросил я Раду.
Она кивнула. Язык боснийцев от сербско-хорватского почти не отличался. Я понял без перевода, что они отвечали.
Мужчины отсутствуют давно. Они мобилизованы защищать боснийских мусульман. Где-то воюют, и даже неизвестно, живы ли. Женщины врали, это я понимал, но одно несомненно: сейчас их мужчин дома не было.
Чтобы как-то сгладить ситуацию, я достал шоколадку и протянул детям.
Дети с радостью ухватились за нее. Одна из женщин грозно на них прикрикнула.
— Не бойтесь, — улыбнулся я. — Не отравлена.
— Ти — рус? — вдруг спросила самая пожилая женщина.
— Да, — кивнул я.
И женщина вдруг успокоилась, разрешила детям взять шоколадку. Я так и не решил для себя, почему она так отреагировала. Наверное, уже встречалась с русскими и знала, что мы с детьми не воюем.
Квартиру я обыскивать не стал, извинился, попрощался и вышел, уводя Раду за собой.
Мы продолжили проверку квартир.
— Ну, как? — спросила Рада, когда мы закончили проверку последнего этажа. — Будем спускаться вниз или переберемся в следующий подъезд через чердак?
— Пойдем через чердак! Потом вниз спускаться будет легче.
Я взобрался по железной лестнице на чердак. Никого. Тишина. Даже с улицы выстрелов не слышно.
Позвал Раду. Девушка быстро взобралась по чердачной лестнице. Я взял ее за руку и повел к следующему люку.
Через него мы спустились на лестничную площадку. Все прошло спокойно.
Я нервничал из-за Рады, терзался, что вовлек девушку в столь опасное мероприятие.
Но у нее явно были и свои мотивы помогать мне. В этом я убеждался по ее поведению, но истинных мотивов до сих пор понять не мог.
Мы оказались на верхнем этаже очередного подъезда. Приступили все к той же процедуре проверки квартир. Первая — пустая, вторая — пустая. В третьей мы обнаружили дряхлую старушку. Она лежала на кровати и тяжело дышала, но была в ясном сознании и говорила без затруднений.
Из разговора выяснилось, что ее невестка с внуками два дня назад ушла искать более безопасное место, обещала прислать за ней кого-либо и забрать чуть позже с собой. Но пропала, и вот с тех пор от нее никаких вестей.
— Может, что случилось? — сетовала старуха. — Кругом стреляют.
Еда и питье кончились, вот она и ослабела. Ходить почти не может.
— Это точно, что два дня назад они ушли? — переспросил я.
— Она не уверена, — ответила за старушку Рада.
— Если ей не помочь, она помрет, — сказал я.
Я достал из своих запасов еду и последние баночки сока.
— Ты что? Хочешь помочь? — поразилась Рада. — Она же хорватка!
— Как будто в данном случае это имеет значение! — буркнул я, открывая банки с соком: самой бабуле их не открыть.
Увидев еду, она принялась благодарить.
— Ничего, не стоит благодарности! Вам нужнее, а мы от лишнего груза избавляемся!
— Да-да! — поддержала меня Рада, видя, что старушка пытается отказаться от помощи, мол, свое пожила, а нам, молодым, это все нужнее.
— Диета сейчас нам совсем не помешает! — мрачно пошутил я. — Да и на случай возможного ранения, не дай Бог в живот, лучше быть голодным, шансы на выживаемость увеличиваются. Как доктор говорю…
— Я слышала об этом. — Рада отнеслась к моим словам со всей серьезностью, не замечая легкой иронии.
— У меня с собой аптечка и некоторые мединструменты. Бабуле нужна медицинская помощь. Спроси, есть ли у нее лекарства? Если нет, то я ей сейчас из своих подберу что-либо.
— Лекарства давно кончились, — перевела Рада. — Кругом стреляют, аптеки поблизости не работают…
— Ладно. Чем смогу — помогу! — махнул я рукой. — Но тут уж как получится. У меня аптечка для войны, а не для мирных вызовов.
Аппарата для измерения давления у меня с собой не было, поэтому давление пришлось определять по пульсу.
Сделал укрепляющие уколы, оставил валидол. Больше ничего подходящего не нашлось. Но и этой ограниченной помощи хватило, чтобы старушке стало легче.
Мы вышли. Нам предстояло проверить еще другие подъезды, этажи и квартиры. Спустились этажом ниже, потом еще и еще. Квартиры срединных этажей подвергались частому обстрелу. Кроме обломков мебели часто попадались засохшие лужи крови. На третьем этаже мы наткнулись на четыре трупа в гражданской одежде. Они были изрешечены автоматными пулями. Кто они были — сербы, хорваты или мусульмане, — не определить. Погибли они дня два-три назад. Судя по всему, их просто расстреляли. Картина нерадостная, но на войне еще и не то увидишь. Рада побледнела и чуть не упала в обморок.
— Этого еще не хватало! — прикрикнул я на нее. — Пятый труп здесь совсем не нужен!
Я достал ампулу с нашатырным спиртом, отломил стеклянное горлышко и поднес ампулу к носу Рады. Та резко вдохнула и закашлялась, из глаз обильно потекли слезы.
— Пойдем скорей отсюда! — попросила она.
