В этот момент и стала для него Лена Желтикова Желторотиком. Попадание в яблочко – и по фамилии созвучно, и по пустой напыщенности и многозначительности.
Пионервожатая, еще не знавшая, что она уже Желторотик, хмыкнула на его вопрос об охоте: конечно, она не знала ничего толком, но дыма-то без огня не бывает. Ну, не Брежнев, так кто-то другой, какая разница. Главное, там люди не захоронены, а ее отряд за ограду не пускают.
– Товарищ старший лейтенант, что открывать? – Курсант приподнял рюкзак с продуктами.
Женщина хороша у плиты в домашних условиях, когда все под рукой и есть выбор. А если в запасе пачка галет да несколько консервных банок, ее лучше приглашать к столу с уже поделенными порциями. Словом, с изобилием женщина лучше справляется, а вот с экономией – не всякая и не каждый раз. Поэтому пусть лучше собирает цветочки.
– Подогрей тушенку и две банки – с рисом и гречкой. Фляжки полные?
– Так точно.
– Вскипяти одну.
– Есть, понял.
– Извините, – подошла этим временем Лена, – а вы… работать к нам приехали или… – она кивнула на дымок, уже поднимавшийся гибкой тонкой лентой к небу.
– Извините и вы, – повернул к ней голову старший лейтенант и любезно улыбнулся. – Но в армии, будет вам известно, не работают, а служат.
– Какая разница!
– Не скажите, очень большая, – подперев голову рукой, начал рассматривать Желторотика Борис. Появившиеся, видимо, по весне крапинки вокруг носа и сам носик, вздернутый, а если смотреть вот так снизу – то вообще две темные дырочки, острый подбородочек, чуть ли не детская фигурка – Господи, неужели она и вправду подумала, что ему захотелось ущипнуть ее за ногу? Он потер щеку, и Лена, поняв, о чем он подумал, хмыкнула. Гордая, присела на свою штормовку, отвернулась. – Большая разница, – вернулся к теме разговора Борис. – Понимаете, – как маленькой, начал растолковывать он девушке, – под словом «работа» подразумевается какое-то определенное время. Допустим, у нас в стране восемь часов. Вся остальная деятельность – сверхурочно, но, кажется, уже и оплачивается по-другому. А армия тем временем служит, то есть она все двадцать четыре часа двадцать пять лет подряд имеет право владеть мной, им, – он указал на курсанта. – А вот когда кто-то посторонний начинает предъявлять к армии и к ее офицерам свои права… – Борис вновь потрогал щеку.
– Вы меня извините, конечно, – виновато – наконец-то! – посмотрела в его сторону Желторотик. – Я просто подумала, что вы…
Не стоило, наверное, Борису так откровенно улыбаться ее наивности. Лена вспыхнула, отбросив букет, резко встала и пошла в лес.
«Ишь ты, обиделась. И впрямь гордая», – подумал старший лейтенант, но, чувствуя на этот раз вину за собой, поднялся. Синий костюмчик Лены еще был виден среди зелени кустов, и Борис поспешил за девушкой. Догнал ее около заросшего рва, извивающегося среди деревьев.
– Траншея, – тихо сказала Лена, словно между ними ничего не произошло. – Здесь сильные бои были. И все заросло. Вот так и память зарастет.
– Пока есть вы, не зарастет, – желая сделать девушке приятное, сказал Борис. Боясь, как бы это не прозвучало слащаво, торопливо добавил: – Время просто свое берет. – И, продолжая тон примирения, произнес: – Но сколько же надо отрядов, чтобы поднять всех павших?
– Знаете, пока последний солдат не похоронен, война считается неоконченной. Кажется, это Суворов сказал. Но страшнее другое: пока они… здесь, – Лена присела перед траншеей, – они считаются не погибшими за Родину, а пропавшими без вести.
– Многих удалось установить?
– Три человека. Мало? Но все дело в том, что, когда солдаты попадали в окружение, они старались уничтожить все. Чтобы, если попадут в плен, это никак не отразилось на их родных.
– А как могло отразиться? – не понял Борис.
Теперь уже Лена посмотрела на него как на неразумного малыша. Но, поняв, что удивление старшего лейтенанта неподдельное, ответила вопросом на вопрос:
– А вы что, не знали, как относились во время войны к семьям тех, у кого муж, отец или брат попадал в плен, и это становилось известным?
– Ну, сочувствовали.
– Ага, аж до Колымы.
Ледогоров удивленно посмотрел на девушку. Нет, не Желторотик она, никакой не Желторотик. А какие-то вещи знает и понимает глубже и основательнее его самого. И судит жестко.
– А вы давно работаете с отрядом?
– Четвертый год. Я сначала бухгалтером работала, а когда первый раз сходила на раскопы, перешла в школу – и к ребятам своим поближе, и пальцем меньше тыкают, что занимаюсь якобы не своим делом. И сверхурочные мне не платили, всё в свои выходные да отпуска. Одним словом, тоже служила.
– Извините, – присел рядом Борис.
– Вы меня тоже.
– Товарищ старший лейтенант, – послышался голос курсанта. – Ау, обед готов.
– Пойдемте, – подал руку девушке Борис. – Попробуем солдатской каши.
– У меня бутерброды есть, не беспокойтесь.
– Да нет уж, придется. Потерпите недельку.
– Как недельку? – Лена даже остановилась. – Я просила вас на все лето.
– Меня?
– Ну, не вас лично, а хороших саперов.
– Значит, все-таки меня. Но предписание у меня только на неделю. Похожу с вами, оценю обстановку, доложу командованию, а уж оно будет принимать окончательное решение.
– Я вас не отпущу. – Лена стала перед старшим лейтенантом, уперла руки в бока, словно Борис должен был уехать сию минуту. – Я за себя не боюсь, но у меня ведь ребята, школьники. Мы вам покажем, как работаем. Им же ни битлов, ни сигарет, ни водки, ни в конечном счете хлеба не надо – дайте кусок земли с поля боя. Они ж анатомию человека своими пальцами изучают, очищая каждую косточку от земли. Они же песни у костра поют, они… они прошлым летом красноармейских лошадей хоронили, когда раскопали их кости – вот какие они! И я не хочу, чтобы кто-то из них подорвался.
– Знаете, я тоже, – серьезно ответил Борис. – Меня сюда за этим и прислали. Разберемся, и, может быть, еще больше людей пришлют, кто знает.
– Правда? – обрадовалась Лена.
– А почему бы и нет? У вас здесь и в самом деле такие огромные непроверенные площади, и это спустя столько лет после войны. Просто удивительно.
– Что же удивительного, некоторые села до сих пор отстроиться до конца не могут, руки не доходят. А… командир кто будет? Вы?
Лена напомнила о висящей в воздухе должности ротного. В самом деле, надо побыстрее определиться здесь и ехать в полк.
– Может, и другой. Скорее всего, что другой, – вслух подумал Ледогоров. – И пусть он будет лучше меня. Пойдемте есть кашу.
Лена отступила, пропуская старшего лейтенанта.
ЛЕТАЮТ ЛИ ФАНЕРЫ НАД ПАРИЖЕМ? – В ЛЕСАХ ПОД СУЗЕМКОЙ. – КОМУ УЛЫБАЕТСЯ УЛЫБА.
Начало июня 1978 года. Суземка
Опоздавшие уже не спешат.
Отказался от военкоматовской машины и Борис Ледогоров. Уточнил лишь по карте место раскопа, припомнил его зрительно – недалеко от землянки, где получил пощечину от Желторотика, и вышел из военкомата. Спешить в самом деле было некуда. Должность ротного пролетела, как фанера над Парижем, если они там, конечно, летают. Можно утешиться лишь тем, что и из своих никто не прошел, – казачок, как говорится, оказался засланным, из Прибалтики. Тоже старлей, но, наверное, «калека»: одна рука, да еще волосатая, витала где-то в Москве.
Вообще-то грешить на нового ротного не хотелось, но и видеть его, а тем более представляться, – тем более. И поведал Борис командиру полка про целые минные поля под Суземкой, про благородную работу поисковиков, подвергающих себя неимоверному риску. Зная уже, что штабы ВДВ и округа разрешили послать одного офицера на помощь следопытам, покуражился, набивая себе цену и давая понять, какого они ротного потеряли в его лице. И со вздохом, делая одолжение, согласился поехать к «настырному, пробивному Черданцеву».
– Вот здорово, что опять ты, – обрадовался военком, только увидев его на пороге. – Значит, ничего объяснять не надо. А ребята уже позавчера ушли в лес, не утерпела Желтикова.
– Но там ведь в самом деле мины. Не могли два дня подождать?
– Но курсант-то с ними…
– Что курсант! Сами ведь знаете, как сейчас учат. Главная дисциплина – марксистско-ленинская подготовка, а ею мину не снимешь.
– И ракету не запустишь, – поддержал майор. – Но партия приказала…
– …и Желторотик ответил: «Есть».
– Кто-кто?
– Да ваша Желтикова.
– Упаси Бог от такого родства. Она для меня просто лицо, волей случая проживающее на территории района. Ты женат?
– Голова еще на плечах.
– Когда-нибудь все равно придется терять, смотри, чтобы не в ее кусты. Если, конечно, хочешь жить спокойно.
– Ее кусты мелкие, там не затеряется. Ну ладно, я пошел. Пройдусь, подышу свежим воздухом.
– Добро. Но что-то настроение у тебя, по-моему, не десантное.
– Значит, ракетное, – вспомнив сцену в кабинете комполка, вернул «должок» Ледогоров. – Ну а если будете забывать нас, пришлю Желтикову. Уж извините.
