Полицейские выслали одного из своих удостовериться, что это в самом деле немецкий комендант. Когда тот подошел метров на пятьдесят, я снова стал орать, размахивая руками. Мол, поскольку я здесь человек новый, никого из вас не знаю, приказываю положить винтовку на землю и подойти ближе.
Тот так и сделал. Подошел к нам и убедился, что это действительно «комендант с переводчиком». Крикнул своим, чтобы тоже шли сюда. К нам двинулись еще четырнадцать человек. На расстоянии пятидесяти метров последовала та же команда «коменданта»: положить оружие на землю. Полицаи ее выполнили, поскольку видели, что их товарищ стоит рядом с «немецким комендантом» и никакого беспокойства не проявляет.
Так были ликвидированы полицейские гарнизоны в трех деревнях сразу. Закончилась операция в два часа дня. В ней участвовал 21 человек из обоих отрядов. Ее отголоски разошлись очень далеко. Она многим отбила охоту идти на службу в полицию.
По Старобинскому и Житковичскому районам разнеслась молва: «Скоро Комаров всю немецкую полицию на оброти позьмет!» В переводе с местного говора это означало «повяжет веревками».
После этой дерзкой операции, проведенной силами двух отрядов, встал вопрос об их объединении. Решался он на общем собрании, ведь «приказ сверху» издать было некому. Все партизаны собрались на поляне. Их решение было единодушно. Командиром избрали В.3. Коржа, комиссаром – Н.И. Бондаровца.
К тому времени полицаи откровенно опасались нас. Еще раньше, в октябре, нас информировало местное население, что полицейские поселка Ленин выходили из гарнизона в сторону деревни Белая, зная, что нас там нет, открывали сильную стрельбу, а через некоторое время возвращались и докладывали начальству, что уничтожили столько-то партизан.
Но 13 декабря они атаковали нас на хуторе Опин на высоком берегу реки Оресы. К счастью, место для обороны было хорошее, а часовые – Александра Степанова и Иван Черняк – своевременно подняли тревогу. Бой опять для нападавших сложился неудачно. Они потеряли 11 человек убитыми и шесть ранеными. 20 ноября сразу после полудня на наш лагерь напали до сотни немцев.
Выследил наш лагерь местный предатель по прозвищу «Матрос». Мы и сами за ним охотились, но ему удавалось ускользнуть. И вот он навел оккупантов. Хорошо, что дозорные опять вовремя их заметили. Да и лагерь был основательно подготовлен к обороне. Потому встретили мы фашистов дружным огнем, и они отступили. На поле боя они оставили двенадцать винтовок. Партизаны потерь не имели.
Корж жалел, что не удалось разгромить всех. Еще большее сожаление вызывало у него то, что приходилось оставлять обжитой, неплохо укрепленный, но уже рассекреченный лагерь. Некоторые партизаны возражали, мол, немцы больше сюда не сунутся. Но Василий Захарович был непреклонен.
В полночь мы уже были в деревне Ходыки – за два десятка километров. Жители расспрашивали нас обо всем и рассказывали, что какой-то немецкий офицер перешел на сторону партизан и помог им разгромить полицейские гарнизоны сразу в трех деревнях. Мы слушали и «удивлялись».
А на следующий день пришла новость, что из Слуцка в сторону Великого леса, где был наш лагерь, движется немецкая бронетехника.
– Может, вернемся в свои землянки? – съязвил Корж.
И принял решение: поскольку после дерзких вылазок немцы отряд в покое не оставят, уходим в Любанский и Стародорожский районы. Продуктов, правда, маловато. Но, говорят, там тоже есть партизанские отряды. Должны быть. Установим с ними связь, укрепимся. Вернемся на Пинщину в любое время.
Несмотря на то что немцы и полиция не оставляли попыток взять нас в кольцо, настроение у нас было хорошее. И не только потому, что мы уже почувствовали силу.
Еще 13 декабря, сразу после боя у хутора Опин, из сообщения Совинформбюро мы узнали о поражении гитлеровских войск под Москвой. Вот это была радость! Мы постоянно повторяли, сколько уничтожено немецких танков, а счет шел на сотни, сколько автомашин, орудий, минометов, номера разгромленных фашистских дивизий и корпусов, названия освобожденных населенных пунктов.
Мы ликовали, радовались, как дети. За всю войну я не помню такого приподнятого настроения, как в тот декабрьский день. Наконец-то лозунг «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» приобрел для нас реальные очертания. Кто-то правильно сказал, что на войне мало красных дат. В основном, черные.
Уже потом будут расцвечиваться дни в календаре. Тогда, в глубоком тылу врага, впервые за полгода войны тот декабрьский день был для всех нас настоящей красной датой.
Главной победой в партизанском мироощущении, в понимании тех, кто сражался в глубоком тылу врага, стала та победа под Москвой.
Именно тогда, когда немецкая пропаганда трубила, что Красная Армия разбита, наша столица уже ими захвачена, Сталин сбежал, что надежд у русских нет, мы словно заново родились, у нас появились новые моральные силы, уверенность. Нам казалось, что и морозы стали помягче. Даже у пессимистов лица озарились улыбками. Между прочим, у партизан уже тогда был лозунг: «Убей немца на Полесье – он не появится под Москвой».
Потом праздниками стали и победа под Сталинградом, и на Курской дуге. Но это были как бы сами собой разумеющиеся победы. Мы уже были уверены, что они придут, что мы побеждаем и победим. Пусть мы не знали, где очередное крупное поражение потерпят гитлеровцы, но были убеждены, что потерпят.
С той победой под Москвой сравниться могло только взятие Берлина Красной Армией 2 мая 1945 года. 9 мая – венец всем усилиям по разгрому фашизма. Венец, который всегда будет сиять золотом славы, героизма и самоотверженности. Ничьи и никакие усилия не заставят его поблекнуть. Попомните мое слово.
МЫ БЫЛИ ОЧЕНЬ ДЕРЗКИМИ ПАРНЯМИ
Мы, партизаны, всегда действовали дерзко. Но зачастую, особенно в первые месяцы войны, мы действовали просто нагло. По крайней мере, по немецким меркам. Не вижу в этом слове ничего предосудительного.
Полностью согласен с Денисом Давыдовым, партизанившим во время войны с Наполеоном. Наглость для партизан, говорил он, полезнее нерешительности, называемой трусами благоразумием.
В партизанском деле на успех не мог рассчитывать тот, кто при каждом движении боится уколоть пальчик. Таким у нас попросту не было места. За любое, даже секундное промедление, а тем более растерянность можно было заплатить жизнью. А.В. Суворов, характеризуя одного из своих офицеров, сказал, что в бою тот застенчив. Так образно он намекал на то, что недостает человеку решительности в горячих ситуациях.
Так вот застенчивость в бою, отсутствие смекалки, особенно в усложняющейся ситуации, – не партизанская черта. Я убедился в этом на собственном опыте. Лучше сказать, испытал на своей шкуре. Об одном таком эпизоде расскажу подробнее.
Говорят, что один в поле не воин. Это правильно. Но «в партизанах» бывало всякое, часто даже нелогичное.
Шел четвертый месяц войны. В сентябре у Коржа созрела идея разгромить колонну немецких машин под носом у гарнизона городского поселка Старобин. Эта идея особенно понравилась нашим соседям, партизанам старобинского отряда. От такой дерзости партизан был бы резонанс во всей округе.
Летом и осенью 1941 года оккупанты часто ездили по грунтовой дороге Микашевичи—Старобин—Слуцк. Шоссе с твердым покрытием в этом районе тогда не было. Сидели в открытых грузовиках, самодовольные, загорелые – победители. Чаще всего ездили по пять-шесть автомашин и обычно в дневное время.
Первого октября отряд готовился к походу. Чистили оружие, проверяли боеприпасы. Получили провиант – по два куска отварного мяса и хлеб. Это на трое суток.
Шли скрытно, обходили все деревни. В разведку я и Виктор Лифантьев второго октября пошли без винтовок – пистолеты и гранаты спрятаны. Никто из местных партизан не мог пойти на это дело. Их, как я уже упоминал, могли узнать в лицо. А мы шли под видом окруженцев.
Вошли в деревню Махновичи. Полицейского участка в ней тогда еще не было. Прежде чем зайти в дом к нашему связному, навестили два десятка хат. Попутно запаслись хлебом и другим провиантом. Связной рассказал обстановку в соседних деревнях. В Долгом – небольшой гарнизон, в Желтом Броде – комендатура немецких пограничников.
В то время на бывшей польско-советской границе, которая проходила по реке Случь, оккупанты держали пограничные посты. Условились, в каком месте можно переправиться через реку. Мосты ведь были под контролем полицаев.
Переправились на лодке через Случь 3 октября. Скрытно вышли к деревне Летенец. Ночевали в лесу, костров не разжигали. Даже курить командир приказал «в рукав». В общем, удалось скрытно от противника подойти к райцентру.
Засаду сделали так, чтобы вести перекрестный огонь по колонне. Выставили прикрытие по флангам отряда и 5 октября прождали в засаде целый день. Но немцы не показались. Был какой-то праздник в тот день.
