Немецкий солдат после стольких героических усилий, после испытаний, выдержанных в обстановке, противоречащей всяким тактическим принципам, и после успешного отражения зимнего наступления противника под Москвой, имевшего огромное превосходство в людях и технике, проникся теперь, как никогда, верой в самого себя и в превосходство своего командования. Этим можно и объяснить наши успехи в обороне. Это дает нам все основания полагать, что наступит тот час, когда Немецкая армия скажет русским свое решающее слово! Победа будет за нами».
Мильдер окончил писать, встал, сделал несколько вольных упражнений, разминая занемевшие ноги и руки. Боли в спине, у поясницы от полученного ранения давали себя чувствовать. Он скова сел за стол, перечитал написанный доклад и нашел его вполне приемлемым. Затем он вызвал к себе обер-лейтенанта Геля. Настроение у Мильдера было приподнятое. Может, поэтому он решил, что сейчас подходящее время побеседовать с адъютантом, сообщив ему приятную новость.
- Садитесь, Гель. У вас усталый вид.
Обер- лейтенант по тону разговора уловил хорошее настроение у своего начальника.
- Мне кажется, обер-лейтенант, - продолжал генерал,- вам можно немного отдохнуть.
Лицо обер-лейтенанта просияло от удовольствия.
- Хотите, я разрешу вам отпуск?
Гель встал.
- Отпуск? - Последние три месяца он редко получал письма от своей невесты Эльзы. Отпуск был бы очень кстати.
- Вы заслужили его, - продолжал генерал. - Я отпускаю вас на две недели.
У Мильдера давно уже теплилась надежда, что при случае он познакомит дочь с этим молодым и подающим надежды офицером. Если они полюбят друг друга, это будет отличная пара.
Он получил недавно от жены несколько писем; в одном из них она сообщала, что Герта собирается выходить замуж. И что поразило его: жена на его настойчивые вопросы, есть ли уже избранник у дочери, упорно молчала.
- Если вас не слишком затруднит, обер-лейтенант Гель, я просил бы навестить мою семью и кое-что им от меня передать.
- Всегда рад это сделать.
- В таком случае возьмите доклад, - он протянул ему пачку написанных бумаг, - отпечатайте, засекретьте и отвезите пакет лично командующему группой. После этого я разрешаю вам ехать отдохнуть.
Обер- лейтенант Гель не чувствовал земли под ногами. Да и кто на его месте не испытал бы радости? Подумать только -поехать в отпуск с фронта во время войны! От генерала он не вышел, а вылетел как на крыльях. Он вспомнил, что забыл доложить генералу служебные дела. Но сейчас возвращаться нельзя. Плохая примета… Да и лучше будет доложить тогда, когда отпускной билет будет на руках.
Навстречу обер-лейтенанту шел штандартенфюрер [5] войск СС.
- Прошу доложить господину генералу обо мне.
Но только Гель открыл дверь, как Мильдер увидел свояка - Фрица Нагеля и попросил его войти.
Они долго молчали, улыбались и внимательно осматривали друг друга, пытаясь найти то новое, что изменили в них обоих время и война со дня последней встречи. «Он такой же не по-военному полный», - отметил про себя Мильдер. «А он такой же стройный и подтянутый, как молодой офицер», - подумал Нагель. Затем они сели за стол, накрытый с молниеносной быстротой обер-лейтенантом Гелем. Нагель с широкими скулами и обвисшей нижней губой всегда напоминал Мильдеру породистого бульдога. Фриц Нагель с видом весьма осведомленного человека в делах ставки сообщил Мильдеру последние политические новости.
- Слыхали, Густав, главнокомандующий сухопутными силами фельдмаршал фон Браухич подал в отставку? Эта сенсация находится в центре внимания высших немецких военных кругов.
Да, Мильдеру было кое-что известно. Он знал, что между главкомом сухопутных войск и фюрером с первых же недель войны возникали иногда разногласия. Об этом впервые он услышал от Крейца. И уже тогда Крейц сказал, что Гитлер ищет более достойного преемника на этот пост, и даже упомянул имя Иодля.
- Да, старик Браухич уже уволен, - сказал весьма довольный этим Нагель. - Ныне в труднейшее для нашей армии время этот пост занял сам фюрер. Это уже оказало свое магическое воздействие на войска. Они стали обороняться более стойко…
«М- да, видел бы ты, как нам пришлось отходить от Тулы и сколько легло там моих солдат», -подумал Мильдер.
- Наступление русских приостановлено повсюду, - продолжал Нагель.
Мильдера такой тон информации свояка обидел, и он даже поморщился.
- Фюрер подобрал себе прекрасных начальников штабов. Иодль возглавляет штаб оперативного руководства вооруженными силами, а Гальдер - начальник штаба сухопутных сил…
- Выпьем, - перебил его Мильдер, подняв бокал, - за то, чтобы впредь только удачи сопутствовали немецкому оружию.
Они чокнулись.
- А меня с самого приезда на Восточный фронт преследуют неудачи, - сказал Нагель. Лицо его помрачнело, и обвисла нижняя пухлая губа.
- У вас завидное повышение в звании. Насколько мне помнится, вы приехали майором. И вот вы штандартенфюрер «СС». Это блестящий взлет. И орденов у вас прибавилось.
Нагель заулыбался.
- Но к этому надо добавить и несколько неприятностей, оставленных мне на память. Я дважды был тяжело ранен партизанами.
- Прусская пословица говорит: «Мужчина не может называть себя солдатом, если он не пролил крови, сражаясь с врагами своего отечества». Вы имеете это завидное право, - заметил генерал.
- Насколько мне помнится, этими достоинствами военных мужей любят гордиться друг перед другом их жены, - вставил реплику Нагель.
Самодовольно помолчав, он заговорил о другом:
- Да, генерал, с любопытнейшим случаем пришлось мне столкнуться в своей практике. Признаться, я был крайне удивлен. Почтенный старый царский генерал и притом старик уже, представьте себе, был связан с этими бандитами - партизанами.
«Может, это тот, с которым мне довелось встречаться и беседовать?» - мелькнула мысль у Мильдера.
- А не могли бы вы описать его внешность?
Нагель нарисовал портрет дряхлого старика.
- Что же он делал в партизанском отряде? Неужели он действовал с оружием против нашей армии?
- О нет!… Но он оказывал партизанам более существенную помощь. На разные золотые безделушки выменивал немецкие редкие медикаменты и переправлял их партизанам.
- Как же вам удалось его разоблачить?
- Подобрали ключи… Знали, что старик имел слабость к стихам. Подослали своего агента - некоего Пузняева. Он и разжалобил его лирическую душу.
- И что ж вы с ним сделали?
- Пустили в расход… Нам важно было получить от него сведения о партизанских явках, узнать фамилии. Неделю бились, и бесполезно. Нем был как рыба. Вижу, его не сломишь, я решил инсценировать его расстрел, надеясь, что он попросит о помиловании.
- И не просил ни о чем? - удивился Мильдер.
- Нет. Только сказал с пафосом, как артист на сцене: «Теперь я могу умереть спокойно. Я выполнил свой долг перед Россией». Что-то в этом духе… Чудак! Эльза записала его предсмертную речь. Она решила коллекционировать, как говорят речи подобные русские фанатики.
- Кстати, а где Эльза сейчас?
- Она вместе со мной попала в партизанскую засаду и с тех пор лечится в Бадене на водах. Ей тоже порядком досталось от этих разбойников.
- И давно вы в разлуке?
- Более двух месяцев. Ну, ничего, теперь скоро увидимся.
- Собираетесь в отпуск?
- Нет, я получил новое назначение и уезжаю в Германию. - Нескрываемая радость была слышна в голосе Нагеля.
- Ах, вот как! Куда же это?
- Согласно директиве Гиммлера создаются лагеря военнопленных особого назначения. Я назначен начальником такого «воспитательного» заведения.
- Поздравляю с повышением. - Надеюсь, вы довольны своим новым назначением?
- Вполне. Для меня оно было несколько неожиданным.
Мильдер налил гостю и себе.
- Вроде сюрприза? За ваши успехи, Фриц. Рад за вас и Эльзу.
Они выпили.
- А как идут ваши дела? - спросил Нагель. - Скучаете по дому?
- Дела? Вполне успешно.
А про себя подумал: «За зиму соберемся с силами, а весной придется вновь скрестить оружие с противником. Мы наверняка разгромим русских. Фюрер сделает все, чтобы захватить Россию. Это для нас главная задача».
- В семье все по-прежнему. От Марты получаю довольно часто письма. - Мильдер на миг задумался. Он поймал себя на мысли, что завидует отъезду Нагеля в Германию.
«А вот когда мне придется быть там? И придется ли?» Он как бы очнулся и предложил:
- За нашу близкую победу над русскими!
- У вас, я гляжу, полное затишье, - сказал Нагель.
- О да! Пока… Но для меня это хуже. Тревожная эта тишина. Лучше бой.
