— В известном смысле да, — весело отвечает полицейский. — Головы долой, и в землю к кротам!
— Детки, детки, — говорит дежурный унтер-офицер, давая обоим по сигарете, — радуйтесь, что вам позволили подать прошения о помиловании. Иначе бы вам уже завтра утром стоять у столбов. Мы собираем большую партию туристов. Не говорите, что мы, пруссаки, не гуманны. Протяните руки, ребята. Вам нужно быть в наручниках. Таковы правила. Те, кто утратил право носить голову на плечах, должны быть скованы.
Вислинг устало кивает. До него начинает доходить положение дел. Желудок его сжимается, рот заполняется желчью.
— В углу есть ведро, — говорит дежурный, которому известны эти симптомы.
Вислинг успевает подбежать к ведру, и его рвет.
Рано утром их выводят из камер и защелкивают наручники на заведенных за спину руках.
Грузовик полон заключенными, они сидят на скамьях поперек кузова. Двое грузных полицейских вермахта с автоматами наготове взбираются на задний борт. При малейшем шевелении среди заключенных они орут.
В трибунале люфтваффе в Темпельхофе они забирают трех летчиков и солдата-зенитчика. По ткани мундиров видно, что летчики — офицеры. Их награды и погоны сорваны.
Они едут по Берлину мимо Плётцензее, где государственный палач ежедневно занят у своей гильотины.
Грузовик с громыханием едет по Александерплатц. Штаб-квартира полиции почернела от дыма.
В эсэсовских казармах на Гросс-Лихтерфельде они забирают двух приговоренных офицеров-эсэсовцев.
— А ну, пошевеливайтесь! Мы спешим! — орут полицейские вермахта, помогая им подняться ударами прикладов.
Заключенные тоскливо смотрят на полные прохожих улицы. Из-за угла выезжает трамвай. Его звонок кажется музыкой свободы.
— Куда нас везут? — шепотом спрашивает оберст Фрик сидящего рядом заключенного, разжалованного морского офицера.
— Заткнись, свинья, — орет от заднего борта полицейский, — а то я вобью зубы тебе в глотку!
И заносит автомат так, словно готов немедленно исполнить свою угрозу.
Грузовик трясет на неровной мостовой. Обгорелые развалины усмехаются дождевым тучам. Некоторые еще дымятся после ночных пожаров. Повсюду выкапывают трупы из заваленных подвалов.
До зубов вооруженные патрули СС крадутся по закопченным улицам, высматривая мародеров. Если кого схватят, участь его решается быстро. Веревки у эсэсовцев есть, а фонарных столбов в Берлине множество.
Группа женщин у мясной лавки с любопытством смотрит вслед грузовику, который сворачивает к тротуару, объезжая воронку от бомбы посреди дороги.
Полицейским вермахта на заднем борту эта поездка как будто нравится. Сопровождение заключенных считается легкой обязанностью. Это обычный наряд, такой же, как обучение новобранцев, доставка боеприпасов или обмундирования и снаряжения. Некоторые годами несут охрану возле штабов, казарм, вокзалов и аэродромов. Множество солдат, пехотинцев, артиллеристов, танкистов сражается на фронте. Стреляют, убивают, лишают жизни тем или иным способом. Полицейские вермахта сопровождают заключенных. Это гораздо приятнее, чем воевать в грязных траншеях.
Обер-лейтенант Вислинг наблюдает за ними, полуприкрыв глаза. Он снова думает о побеге. Было бы нетрудно сбросить этих толстых, самодовольных полицейских через задний борт и бежать со всех ног, но проблема заключается в том, чтобы добраться туда. Нужно перебраться через три скамьи. Заключенные сидят тесно, и полицейские застрелят его, не испытывая угрызений совести, раньше, чем он доберется до первой. Он решает проползти между ногами других заключенных и начинает сползать на дно кузова. Сосед сразу же понимает замысел Вислинга и прикрывает его, но ползти, когда руки в оковах за спиной, труднее, чем представлялось. Он добирается только до второй скамьи, когда грузовик сворачивает в зарешеченные ворота казарм пехотного полка «Великая Германия». Казармы превратили в военную тюрьму, потому что все тюрьмы переполнены. Хотя по количеству тюрем Германия уступает только России, сейчас их не хватает. Но поскольку катастрофически не хватает и новобранцев, у властей есть возможность использовать пустые казармы для этой цели. Нет ничего невозможного для Бога и германской нации.
Грузовик резко останавливается, заключенные падают со скамей. Это спасает Вислинга от разоблачения. Он чуть не плачет от разочарования, когда другие заключенные помогают ему подняться.
— Вылезайте, мерзавцы, — кричат полицейские, зверски колотя их прикладами автоматов. — Поживее, ублюдки! Вы что, в доме отдыха?
Повсюду крики и вопли, угрозы и брань. Охранники прежде всего должны быть жестоки с заключенными. Иначе приятная жизнь в казармах может скоро окончиться. Только заключенные не понимают этого, но они отребье Третьего рейха.
Заключенные бегут по плацу, позвякивая оковами. Из-под их ног поднимается пыль.
— Живее, живее, раз-два, раз-два! — орет фельдфебель полиции вермахта, колотя длинной палкой ближайших заключенных.
Несколько старых рядовых с любопытством смотрят в открытые окна. Нового в этом зрелище ничего нет, но все же может произойти что-то необычное. Оберcт Фрик падает ничком и разбивает лицо о землю плаца; удержаться от падения он не может, так как руки за спиной в оковах, но пинки и удары прикладами быстро поднимают его. Заключенный в немецкой военной тюрьме удивительно быстро приучается подниматься на ноги без помощи рук. Окриками и бранью арестантов гонят вокруг плаца. Еще один из них падает ничком и разбивает лоб об острый камень. Из глубокой раны по лицу его течет кровь.
— Вставай, паршивый тюфяк! — рычит унтер-офицер полиции вермахта. — Кто, черт возьми, приказал тебе ложиться? Живее, пес! Належишься, когда мы нашпигуем тебя свинцом, скотина!
Принимает их тонкогубый лейтенант полиции вермахта. Он еще почти мальчик, с пушком на щеках. Но глаза его горят фанатизмом. Гиммлеровский выкормыш наихудшего разбора[53].
Оберcт смотрит на него с дурным предчувствием. По горькому опыту он знает, что эти юнцы самые опасные. Они боятся показаться недостаточно жестокими и остервенело идут на все, чтобы заглушить собственный страх.
— Кто ты? — спрашивает юнец-лейтенант угрожающим голосом, указывая на одного из злополучных заключенных в строю.
— Майор фон Лейснер, четыреста шестидесятый пехотный полк.
Лейтенант изо всей силы бьет старшего офицера по лицу, и тот пошатывается, едва не теряя сознания.
— Как твоя фамилия? — вопит лейтенант срывающимся голосом.
— Рядовой фон Лейснер!
Кулак вновь обрушивается на лицо разжалованного майора, который по возрасту годится лейтенанту в дедушки.
— Герр лейтенант, осел! Не видишь моего звания? Пятьдесят приседаний! В темпе!
— Рядовой фон Лейснер, герр лейтенант, есть пятьдесят приседаний!
Лейтенант с важным видом переходит к следующему заключенному, словно эпизода с майором и не было.
Следующий заключенный тоже получает удар кулаком. Лейтенант неизменно находит причину для этого. Заключенный может кричать слишком громко или недостаточно громко, или ответить неправильно. Когда он заканчивает обходить строй, у всех заключенных лица в крови. Потом становится перед строем и слегка сжимает руки в кожаных перчатках.
— Те, кому дозволено подать прошение о помиловании, два шага вперед марш! — кричит лейтенант высоким мальчишеским голосом. Пересчитывает вышедших и сравнивает результат со своим списком. — В четвертый блок, — резко приказывает он.
Несколько рычащих унтер-офицеров ведут этих людей в четвертый блок. Набрасываются на них, будто голодные хищники. Истеричные команды, рычанье и крики оглашают городок.
Юнец-лейтенант петушком обходит оставшихся. Тех, кто не вправе подать прошение о помиловании.
— Наслаждайтесь солнышком, — язвит он. — Завтра утром мы сотрем вас с лица земли! Приговоренные к обезглавливанию, шаг вперед!
Выходит офицер-артиллерист. Рослый, начинающий полнеть, с болезненным лицом.
Лейтенант смотрит на него, как змея на кролика.
— Офицер запаса, — замечает он с коварной усмешкой.
— Так точно, герр лейтенант.
Лейтенант разбивает ему переносицу краем своей каски. Хлещет кровь.
— Этот негодный преступник пытается мне лгать, — кричит он, негодующе вскинув руки. — Присваивает себе звание, на которое не имеет права! Вниз лицом, обезьяна!
Бывший офицер-артиллерист падает ничком, как подкошенный, разбивая незащищенное лицо о землю.
— Молодец! — довольно смеется юнец-лейтенант.
Полицейские подобострастно смеются вместе с ним.
Весь плац бурлит весельем. Даже любопытные рядовые в казарме охраны улыбаются.
— Рядовой Шрёдер, разжалованный обер-лейтенант запаса, приговоренный к смерти за неисполнение приказаний, прибыл в ваше распоряжение, герр лейтенант!
