Цифровые данные мистер Абдельазиз воспринял относительно легко. Сложнее было рассказать о последовательности инженерных работ. Но к исходу дня мне удалось убедить его, что достаточно сначала выкопать для техники котлованы и аппарель, чтобы можно было вкатить технику в котлован. В таком виде и занять боевой порядок. После этого можно к инженерным работам привлечь весь личный состав и в течение последующих двух дней полностью закончить оборудование позиций. Мои расчеты подтвердились. Полк вовремя занял новый боевой порядок и подготовился к стрельбе.
Но КП полка мистер Абдельазиз оставил в помещении полустанка.
— Лe хэна КП (почему здесь КП)? — допытывался я.
Мистер Абдельазиз что-то объяснял мне, но понять я не мог. Чтобы показать, что я не согласен с его решением, я поселился в тылу полка, который находился километрах в двух западнее полустанка, в бывших складах разбитого аэродрома.
Впервые после прибытия я имел такой комфорт. Большая квадратная комната с двумя окнами и высоким потолком была для меня просторной. Кроме койки, стола, одного стула и бачка с водой, в ней ничего не было. Зато можно было ходить, не опасаясь задеть головой потолок. В мэльге от потолка до моей головы было 9 сантиметров, поэтому я инстинктивно всегда чуть пригибал голову. А тут я расхаживал вокруг стола свободно. Вечером нормальное освещение. В комнате прохладно. Окна закрыты сетками. Ни мух, ни москитов. Сплошное блаженство!
А на другой день я понял, почему мистер Абдельазиз Гама так упорно не хотел оборудовать новый КП. Догадался я по одной фразе, которую смог понять:
— Баадэ букра мистер Усэма рух хэна — послезавтра приезжает мистер Усэма.
Мистер Абдельазиз просто не хотел лишних забот и ответственности, хотя оборудование КП — его святая обязанность как начальника штаба.
Ни доказать, ни заставить оборудовать КП я не мог и решил воздействовать на него через штаб армии. Нельзя было оставлять полк такое продолжительное время без КП. В случае возобновления военных действий батареи оказались бы без управления. Ничем нельзя было оправдать такую бездеятельность, а объяснить можно было только беспечностью и самоуспокоенностью, появившимися в период прекращения огня.
Хотя мне было неудобно, но все же пришлось обратиться за помощью к мистеру Адаму Ивановичу Седлецкому. Это был первый случай моего обращения за помощью вследствие разногласий между мной и начштаба, исполнявшим обязанности командира полка. С такими мыслями я выехал в штаб армии и попал на совещание к мистеру Адаму. Совещание подходило к концу.
— Хорошо хоть приехал, — сердито встретил меня Адам Иванович. — Садись. Потом будешь оправдываться.
«Вот и первая неприятность от того, что КП не оборудован. Связи нет», — подумал я, усаживаясь на ближайший стул.
После совещания мы остались с Адамом Ивановичем вдвоем и я объяснил свое опоздание.
— Надо настойчивость проявлять. Что ты свою слабинку тут показываешь? — недовольно ответил Адам Иванович на мои сетования.
— Это я знаю. А как ее, настойчивость, проявлять? Я вот настойчиво прошу переводчика, а вы мне так же настойчиво не даете.
— Нет у меня переводчика.
— А я без переводчика не могу проявить настойчивость.
Адам Иванович понял, что разговор наш зашел в тупик и переменил тему.
— Слушай, что буду говорить. С одним тобой проведу совещание, — более приветливо произнес он и открыл свои записи. — Завтра можешь ехать в Каир отдыхать. В это время одна из батарей уйдет на полигон для проведения учебно-боевых стрельб в Каир-Вест. Каждой батарее дали по десять дней. С расчетом закончить стрельбы к ноябрю или в первых числах ноября. Чтобы к концу перемирия все были на местах. Послезавтра утром прибыть на полигон, проверить готовность батареи и приступить к тренировкам. Все остальное узнаешь на полигоне. Задача ясна?
— Ясна, — ответил я.
На этом наше совещания закончилось, и я вернулся в полк. Там уже знали о предстоящих стрельбах, и первая батарея готовилась к маршу.
Конец сентября по местным условиям не был жарким. Температура днем держалась примерно около тридцати градусов по Цельсию. Ночи стали прохладными. В небе чаще и чаще стали появляться облака. В пустыне, куда ни глянешь: десятки смерчей высоко поднимали столбы пыли. Издали эти столбы удивительно напоминали гигантских змей. Словно какие-то волшебники своей неслышимой для человеческого уха музыкой подняли их, и они, извиваясь тонкими гибкими телами, осматривали свои владения с высоты. При этом медленно перемещались в разных направлениях.
Любопытно зарождение смерча. В совершенно неподвижном сухом и горячем воздухе вдруг потянет прохладная струя, слово сквозняк из узкой щели. Струя приятно охлаждает лицо, забирается под куртку, холодит спину. Стоит сделать шаг в сторону — и снова неподвижный горячий воздух.
Но невидимая струя не пропадает. Словно наткнувшись на преграду, она поворачивает, ищет обходных путей. Но, наверное, не находит и поэтому возвращается на свой прежний путь, замкнув кольцо. Кольцо невелико. Не больше метра в диаметре. Вскоре кольцо можно наблюдать — легкая пыль начинает стремительно вращаться у самой земли. Поток воздуха не ослабевает, и пыль начинает приподниматься, как стенки складывающегося стакана. Кольцо становится шире. Внезапно порыв ветра вздымает крупный песок, и кольцо мгновенно вытягивается в длинный гибкий стебель. На высоте десятков метров верхушка стебля распускается в пышный цветок, который принимает различные очертания. То он похож на голову змеи, то на гриб ядерного взрыва.
Вместе со смерчами в Египет приходит осень. Теперь мы уже не прячемся от солнца, а солдаты с удовольствием сидят на пушках, так как для них в тени прохладно.
Ничто не предвещало нарушения планов боевой подготовки. А жить в Каире, в благоустроенной гостинице, без мух и москитов, есть пищу, приготовленную женой по-русски, хотя и из арабских продуктов, казалось осуществленной мечтой.
Вечером 27 сентября я прибыл в Каир. Смыл с себя древнюю пыль пустыни и с удовольствием съел картошку, зажаренную женой на свином сале. Жаль только, что нет русской селедки. А свиное сало, к удивлению, свободно продается в мясных магазинах. Правда, не во всех и не так уж много, но вполне достаточно для христиан и для неверующих.
Мусульмане свинину не едят, но свиней разводят для продажи.
Видимо, аллах не возражает даже от «поганого» животного, каким свинью считают приверженцы ислама, получать доход. А, может, это одно из свидетельств того, что аллах не так всемогущ, как его изображает Коран. Никакими логическими доводами невозможно доказать разумность запрета употреблять в пищу свинину. Вероятно составители Корана для своего времени, в VII веке нашей эры, были великими мудрецами. Во всяком случае людьми образованными и умными. Но со свиньей они явно, как говорится, перемудрили. Современных людей слепая вера не удовлетворяет, они ищут объяснений событий и явлений. Если объяснения не находятся, зарождается сомнение. А от сомнения до отрицания один шаг. Поэтому «святые отцы» всех вероисповеданий даже сомнения в существовании бога объявили тяжким грехом.
Древние мудрецы, таким образом, подложили своим последователям, буквально и фигурально выражаясь, большую свинью. Эта свинья, наряду с другими неувязками, подрывает корни ислама в наши дни.
Да и как не сомневаться, если большинство людей на земле, кушая свинину, причмокивают от удовольствия.
А может, мудрецы не такими уж были мудрецами. Взяли более древние книги да и переписали их. А чтобы им не предъявляли обвинения в плагиате, внесли свои изменения и дополнения. Иначе чем объяснить большое сходство христианской веры и ислама? А так видна самостоятельность мысли. Этим же, наверное, объясняется и то, что христиане молятся по три раза в день, а мусульмане — пять раз.
Теперь, правда, это объясняется тем, что мусульманская молитва заменяет физзарядку. Этому можно поверить, так как, действительно, все телодвижения мусульманина, совершающего намаз, очень напоминает вольное упражнение утренней физзарядки. А пятикратное омовение — это, конечно, для личной гигиены.
Глава 10
Траурные дни в Каире
Вечером 28 сентября в соседних зданиях, заселенных арабами, раздались громкие крики. Мы с женой вышли на балкон и с восьмого этажа пытались рассмотреть, что там происходит. По громким крикам и освещенным окнам нельзя было догадаться, чем так возбуждены люди. Жена высказала предположение, что кто-то умер.
— Если бы кто-то умер, то плач был бы в одной квартире или в одном доме, — возразил я. — Смотри, во всех домах открыты окна и во всех квартирах переполох. Может, несколько свадеб одновременно затеяли?
— На свадьбу не похоже, — ответила жена, иллюминаций нет, да и не кричат так на свадьбах. Помнишь, на крыше дома напротив была свадьба? Совсем тихо было.
