В час дня мы поднялись в воздух. Дзусов с радиостанции наведения дал нам понять, что на командном пункте, рядом с ним находится большое авиационное начальство. В его голосе чувствовалось беспокойство — не поставим ли мы под сомнение честь нашей гвардейской части.
«Ничего, командир, вытянем», — подумал я и строго официально передал вниз:
— Понято. Выполняю задачу…
А задача состояла в том, чтобы встретить крупную группу немецких бомбардировщиков. Воздух над Молочной был густо насыщен авиацией. К тому же стояла дымка. Эта дымка чуть не сорвала наш бой. Завидев вдали крупную эшелонированную по высоте группу самолётов, мы бросились навстречу. Уже готовясь нанести удар спереди сверху, я вдруг усомнился: не наши ли это самолёты? Дело в том, что на больших скоростях, почти на встречных курсах и при плохой видимости действительно было очень трудно издали разглядеть все конструктивные детали самолётов.
— Не стрелять! — сказал я лётчикам и тут же, не сдержав себя, выругался во весь голос.
Кресты! На плоскостях самолётов теперь были ясно видны кресты. Огонь открывать было поздно — мы уже находились над немцами, расходясь с ними на встречных курсах.
Вот когда пригодилась привычка моих лётчиков к резкому манёвру всей группой. Внезапным разворотом мы нависли сзади над немцами. Это было опасно — немцы могли обстрелять нас. Но всё обошлось благополучно.
— Атака!
Патруль понёсся на строй бомбардировщиков. Сплошной стеной перед нами встали вражеские трассы. Но четвёрка советских истребителей упрямо шла вперёд, как бы раздвигая эти белые и красные линии огня и металла.
В моём прицеле прочно утвердился силуэт немецкого флагмана. Нажимаю на гашетки. Очередь! Очередь! И в тот же момент всё впереди вспыхнуло ярким пламенем. Что-то сильно ударило по колпаку кабины, по фюзеляжу, по плоскостям. Немецкий бомбардировщик взорвался, и мой самолёт пронёсся сквозь взрыв. Только по какой-то случайности моя машина не получила серьёзных повреждений.
Потеря флагмана и внезапная потеря ещё нескольких самолётов внесли замешательство в экипажи немецких бомбардировщиков, сломали их строй. Теперь важно было превратить это замешательство в панику. Мы повторили атаку снизу. Вспыхнуло ещё несколько немцев. Нервы врага не выдержали, бомбардировщики повернули вспять.
— Молодцы! — услышал я голос Дзусова. — Командующий благодарит за бой.
…Всё это происходило как раз поблизости от тех мест, где два года назад я бродил по степи с израненным «мигом», пробиваясь из вражеского окружения. Два года! Сколько событий, сколько перемен! Как изменилось небо! Изгоняя воздушного противника с поля боя, мы вели развёрнутое авиационное наступление. Тысячи советских самолётов поддерживали стремительные наступательные операции наших сухопутных войск. Долго мы не засиживались ни на одном аэродроме — советская пехота, советские танкисты и артиллеристы усиливали свой натиск на врага. Оставляя за собой разрушенные города и селения, он неудержимо откатывался на запад. Войска соседнего фронта уже перешагнули за Днепр, готовились к штурму Киева. Мы, овладев Мелитополем, вышли на степные просторы Северной Таврии, плотно закупорили немцев в «крымской бутылке».
Осенью сорок третьего года товарищ Сталин в своём приказе подвёл некоторые итоги успехов советских войск. За год мы отвоевали у немцев почти две трети оккупированной ими ранее советской земли, вызволили из-под немецкого ига десятки миллионов советских людей.
«Наши успехи действительно велики, — говорилось в приказе товарища Сталина. — Но было бы наивно успокаиваться на достигнутых успехах… Теперь враг с особым остервенением будет драться за каждый клочок захваченной им территории, ибо каждый шаг нашей армии вперёд приближает час расплаты с немцами за их злодеяния, совершённые ими на нашей земле».
Приказ товарища Сталина звал к новым победам, ставил задачи перед каждым советским воином, требовал от нас ещё больших усилий и подвигов в борьбе с врагом.
Аскания-Нова, возле которой был оборудован наш полевой аэродром, до войны славилась своим заповедником. Тут под руководством учёных-зоологов производились наблюдения над различными животными, птицами, растениями. Теперь, когда мы вернулись в эти места, заповедник предстал перед нашими глазами опустошённым. Всё было разграблено, уничтожено, предано огню. Над опустевшими вольерами, разрушенными лабораториями и службами заповедника носился прогорклый запах пожарища; куда ни кинь взглядом — разруха, запустение…
Действуя с аэродрома Аскании-Нова, нам удалось достичь значительных успехов в борьбе с противником. Здесь, как и раньше, мы старались возможно шире, эффективнее использовать ту прекрасную боевую технику, которую в достаточном количестве давала нам, лётчикам, отечественная индустрия. В числе различной аппаратуры, применяемой нами в схватках с врагом, советская промышленность дала на фронтовые аэродромы отличное техническое средство, облегчавшее сложный труд поиска воздушного противника и наведения на него истребителей. Я имею в виду радиолокационные приборы — вторые глаза лётчиков, глаза, которыми мы могли следить за немцами на всём протяжении их полёта, начиная с подъёма в воздух на базовом аэродроме.
Аскания-Нова являлась точкой, с которой нам было предписано нести охрану переправ на Сиваше, не допускать появления над ними вражеских самолётов. Прибор, о котором идёт речь, был установлен на командном пункте аэродрома, и я часто проводил возле него своё свободное время между боевыми вылетами.
Операторы неотлучно следили за показаниями радиолокатора. Едва только в секторе наблюдения, где-то ещё очень далеко, за линией фронта, в воздухе появлялись самолёты противника, — экран радиолокатора оживал. Зеленоватые, чуть подрагивающие линии говорили о примерной численности засечённой группы машин, её удалённости, высоте и курсе полёта. Этих данных хватало, чтобы быстро решить задачу перехвата вражеских самолётов, рассчитать место встречи, направить туда своих истребителей. Идя к цели, они уже в воздухе, по радио могли получить дальнейшие сведения о противнике.
Разумеется, чтобы хорошо использовать этот прибор, уметь видеть его глазами, нужна была определённая тренировка. Помнится, в первые дни, когда нам была поставлена задача охраны переправ, общевойсковые командиры забеспокоились: почему над переправами не патрулируют истребители? Их беспокойство, конечно, было оправданным — переправы находились в так называемой «зоне внезапности», то-есть на таком удалении от линии фронта, которое при старой системе оповещания предоставляло противнику возможность неожиданно появиться над целью.
Всё это, конечно, было так. Но вместе с тем ограниченный запас горючего, которым располагает истребитель, делал очень затруднительным непрерывное патрулирование над переправами. Можно было сжечь без всякой пользы колоссальное количество бензина, израсходовать моторесурсы и всё же не обеспечить переправы от нападения вражеских бомбардировщиков.
«Радиоглаза», установленные на нашем аэродроме, позволяли нести службу охраны переправ иным и более надёжным порядком. Не скрою, были, конечно, скептики, которые с опаской отнеслись к такому плану. Их смущала необходимость отхода от уже установившихся, привычных форм организации прикрытия.
Свою уверенность в зоркости «радиоглаза» мы подкрепили расчётами и некоторой тренировкой. Прежний боевой опыт учил, что применение любого приёма или средства в воздушных боях должно быть смелым и решительным. Только тогда они могут надолго озадачить врага, принесут реальные, ощутимые плоды в борьбе.
Хорошо помнится осеннее утро, когда, ещё с вечера расставив самолёты в определённом порядке, мы пришли на аэродром. Машины были поставлены с таким расчётом, чтобы по первому же сигналу восемь лётчиков одновременно могли пойти на взлёт. Это нужно было для того, чтобы в считаные секунды первая группа истребителей могла оказаться в воздухе, и тотчас, без какой бы то ни было затраты времени, в нужном боевом порядке лечь на курс. Вслед за первой восьмёркой, если это оказалось бы нужным, так же быстро и компактно могли взлететь другие истребители.
Поёживаясь от утреннего холодка и одев парашюты, лётчики заняли свои места в кабинах, проверили оружие, прогрели моторы. Началось ожидание. Вместе с ними ждал и я, неотлучно дежуря возле радиолокатора. «Радиоглаза» внимательно прощупывали всю опасную зону, посылая свои импульсы на много километров за линию фронта. Но пока что экран локатора был чист — противник не показывался. Шло время, а вместе с ним закрадывалось некоторое сомнение: исход дела почти целиком зависел от того, сумеем ли мы вовремя, находясь здесь, на аэродроме, обнаружить поднявшихся со своих баз немцев.
