Рассматривать труп было незачем. Волжин хотел лишь убедиться, что этот гитлеровец мертв и, следовательно, уже не опасен. Надо было искать другого — живого и теперь вдвойне опасного. Волжин направил бинокль на кочки, позолоченные солнцем. Угадать, какая кочка скрывает врага, — значило уже наполовину выиграть поединок.
И вот он заметил, что за одной из кочек влажная трава слегка примята. Узкая полоса примятой травы доходила до кочки и обрывалась. Очевидно, по траве недавно прополз человек. Если бы человек шел, такого следа не осталось бы. Да и этот след вот-вот исчезнет: под лучами солнца трава быстро распрямлялась. Куда же делся человек? Ответ мог быть только один; скрылся за кочку, где должен быть окоп.
Так решил Волжин, разглядывая исчезающий след, и он не ошибся.
В окопе, для которого кочка служила бруствером, находился немецкий снайпер. В кочке были проделаны две бойницы. Окоп был на двоих, но второй немец не дошел до него сегодня. Сидевший в окопе снайпер чувствовал себя неважно. Единоборство с отчаянным русским, подобравшимся так близко, ему не сулило ничего хорошего…
Противники отлично знали, что за малейшую оплошность заплатят жизнью. Они остались здесь, вдали от своих подразделений, один на один, с глазу на глаз…
Немец имел явные преимущества: он укрывался в заранее подготовленном, надежном окопе, от которого до немецкой траншеи не было и трехсот метров, а советский солдат лежал в бурьяне, ничем не защищенный, и до своих ему было вдвое дальше. Кроме того, немец только что сытно поел и отдохнул, а русский солдат не ел и не спал более суток.
Но это были только внешние преимущества, а все внутренние были на стороне советского человека.
Немец думал: «О, майн готт! Как я влип!.. Глупо было забираться так далеко в нейтральную зону! Вот и нарвались… Быть в паре со знаменитым Фриде почетно, но слишком опасно. Он просто сумасшедший какой-то: ничего не боится. Вылупит свои кошачьи глаза и лезет куда не следует! Это бог наказал его: разве можно так бахвалиться, отправляясь в снайперскую засаду? Фриде похвалялся, что перебьет у русских всех наблюдателей. Он слишком был самоуверен. Его и подстрелили, как куропатку. Вот вам и знаменитость! Наверное, убит наповал. А, может, тяжело ранен? Если бы он был ранен легко, не остался бы лежать там. Ну, и черт с ним! Пускай лежит. Мне надо думать, как самому уцелеть. Русский прячется где-то поблизости, а стреляет он метко…»
Для успокоения нервов немец хлебнул шнапса из своей фляжки. Водка помогла, он расхрабрился. Теперь он думал: «Если этот русский еще не убрался отсюда, я подстрелю его, как кролика. Я вернусь в полк победителем. Обо мне заговорят! Шутка ли — убить русского снайпера, который был сильнее Фриде! Меня ждет слава и награды…»
Волна опьянения спадала, и гитлеровец думал: «Черт с ней, со славой! Лишь бы живым отсюда выбраться! От этой ямы пахнет могилой. Убьют — и хоронить не надо…»
Мысли советского снайпера были простые и строгие. Он думал только о том, что должен выполнить свою боевую задачу — уничтожить вражеского снайпера. Эту задачу поставил перед ним командир батальона. Только ли командир батальона? Нет, не только. Ведь командир батальона едва ли потребовал бы, чтоб он забрался чуть ли не на ОП немецких снайперов. Сюда послал его не приказ командира батальона, а нечто большее. Он с гордостью думал, что выполняет теперь приказ Сталина. И одна мысль о том, что есть на свете человек, за которого жизнь отдать не жаль, согрела ему сердце. В душе воцарилось спокойствие. Он знал, что поступает правильно, а это ведь главное для человека.
Теперь Волжин уже установил, какая кочка скрывает врага, но, как ни присматривался к этой кочке, никого не мог увидеть. Очевидно, маскировка была очень искусная и немец в бойницу пока не смотрел, а затаился на дне окопа. Приходилось ждать, пока он выглянет— тогда, конечно, обнаружится. Все, что мог сейчас сделать Волжин — это навести свою винтовку в середину кочки.
Прошел час, а за кочкой ничто не шевельнулось.
«Осторожен черт! — думал Волжин. — Кто кого пересидит, значит! Делать нечего, посидим. Мне не к спеху. Сейчас все равно из этой воронки податься некуда. Дотемна сидеть тут придется. За целый-то день немец хоть раз да выглянет, а мне больше и не надо…»
Прошло еще два часа, и Волжину сделалось досадно: «До чего же упорный фриц попался! Может, он так весь день просидит? И все мои труды пропадут!»
Он стал придумывать, как бы заставить осторожного снайпера выглянуть из окопа, хоть бы чуточку демаскировать свою бойницу. Сначала приходил в голову разный вздор: свистнуть? застонать? залаять по-собачьи? Он уже решил, было, что нет никаких способов привлечь внимание гитлеровца, а остается одно: как только стемнеет, перебежать до той кочки и прикончить врага в его окопе. Но ведь немец может уйти раньше! Могут придти сюда другие солдаты: труп-то немцы, конечно, заметили. Да мало ли еще что может быть! Нет, ждать дотемна нельзя, с прячущимся гитлеровцем надо покончить засветло. Как же заставить его выглянуть, демаскироваться?
Волжину все-таки казалось, что средство такое должно быть. И оно нашлось. Нужная мысль сверкнула вдруг, как молния.
Между тем гитлеровец гадал: ушел русский или не ушел? Рассудительный немец склонялся к мысли, что русский еще здесь, так как уйти ему днем трудно. Немец сообразил также, что русский спрятался в одной из воронок. Значит, он очень близко. Неприятное соседство. Опасное. Снайпер решил быть осторожным и пока не выглядывать из окопа. Лучше подождать. Сейчас солнце светит почти прямо на кочку и даже щелочка в маскировке выдаст. Вот когда солнце выйдет во фланг и фронтальная сторона кочки несколько затенится — тогда можно будет осторожненько выглянуть в левую бойницу.
Гитлеровец твердо решил ждать более выгодного для него освещения. Но вдруг он услышал: «Ахтунг!» («Внимание!»). Слово это было произнесено негромко, спокойно и внушительно. Гитлеровец насторожился, ничего не понимая. Кто мог здесь произнести это слово?.. Потом он услышал слова, обращенные непосредственно к нему:
— Внимание! Снайпер! Доложите, что тут у вас произошло?
Судя по тону — начальственному и требовательному, голос принадлежал офицеру. Снайпер был чрезвычайно изумлен: до сих пор не приходилось встречать на снайперских позициях офицеров. Но даже сильное изумление не лишило его осторожности. Он помнил, что не должен демаскироваться, и не спешил выглядывать из своего окопа. Он старался понять, как мог забраться сюда офицер и кто бы это мог быть? Голос был незнакомый… А русский-то, значит, давно удрал. Ну, и славу богу! Соседство было не из приятных. Выглянуть, что ли?
Он все еще медлил и услышал изысканную немецкую брань.
— Я тебя научу отвечать, когда начальство спрашивает! — негромко, но злобно рычал невидимый офицер: — Или ты с перепугу онемел, подлый трус?
Снайпер не был трусом. Несправедливое обвинение обозлило его. Он приподнял занавеску, маскировавшую бойницу, и посмотрел по направлению голоса. Голос шел из большой воронки, густо заросшей бурьяном, но там никого не было видно. Снайпер стал смотреть в бинокль: не мог же он докладывать невидимке, надо знать, с кем имеешь дело. Сначала он ничего не различал, кроме длинных стеблей бурьяна и широких листьев лопухов, потом вдруг увидел направленный на него бинокль.
Снайпер все еще считал, что в воронке сидит немецкий офицер, но инстинктивно схватился за винтовку.
То же сделал и Волжин, так удачно применивший немецкий язык и увидевший врага.
Какие-то доли секунды решили вопрос, кто кого, Волжин нажал на спуск в тот момент, когда немец только догадался, что он обманут.
Один выстрел — и все было кончено. Боевое задание выполнено.
Волжин не без волнения ждал, что будет дальше. Поняли ли немцы, что тут произошло? Труп в траве они уже давно разглядели, но могли думать, что солдат убит осколком шального снаряда или мины. А услышав сейчас выстрел, они могли подумать, что стреляет их снайпер. Во всяком случае пока все было тихо.
И все же выползти из своей воронки Волжин не мог до наступления темноты.
В то время, как Волжин расправлялся с вражеским снайпером, в полку не знали, жив ли он сам. Капитан Ивлев ночью несколько раз запрашивал в роте, не вернулся ли Волжин. Когда снайпер не пришел и утром, многие солдаты и офицеры помрачнели. С артиллерийского НП сообщили, что, по-видимому, Волжин выполнил задание: немецкий снайпер больше не стрелял по амбразуре. Но ведь Волжин мог погибнуть при выполнении задания или позднее. Об этом никто еще не говорил, но многие уже подумывали, а думать так было очень тяжело.
Полковник Зотов, которому командир батальона доложил о случившемся, приказал, как только стемнеет, послать на розыски Волжина разведчиков — пять человек, во главе с сержантом Силантьевым.
