— Кушать, небось хочешь? — Спрашивал внутренний голос разведчика.
— А то! Слона бы съел. — Отвечал ему разведчик. — У тебя случайно ничего не завалялось?
— Кое-что завалялось. Сделай пару глоточков из этого волшебного флакончика, милейший, тебе сразу и полегчает.
Посмотрев внимательно на волшебный флакончик, после минутного размышления, разведчик вдруг обнаруживал, что он еще и не очень-то голоден. И что есть ему уже хочется не так сильно.
— Не-а, — лениво отвечал он своему внутреннему голосу. — Видно я с осени закормлен. Сыт во как!
Да, есть эту «питательную» смесь было невозможно. В здравом уме и памяти, есть её было нельзя. Правда, если нельзя, но очень хочется, значит, можно.
Один глоточек этой удивительной смеси надолго отбивал у вас чувство голода. К тому же после этого вы прекрасно понимали, что вокруг всегда можно найти что-нибудь более съедобное, чем содержимое вашего пузырька. Мешок стрихнина или полкило крысиного яда, к примеру. Об этом я тоже рассказал курсантам.
После этого мы закопали ямку с оставшимися углями, убрали следы своего пребывания. И направились обратно к казарме. Битые везли не битых. Четыре рейса и вся группа была на месте. А в учебном классе нас ожидало продолжение урока.
При входе в класс я попросил курсантов выложить все, что есть у них в карманах в небольшую коробку. Документы разрешил оставить при себе. Дежурный доложил о готовности группы к занятиям. После того, как все расселись, я попросил его раздать курсантам по листу бумаги. Каждому сверху написать свою фамилию и составить схему местности, на которой мы сегодня гуляли. Описать маршрут нашего движения от речки до казармы. Курсанты должны были перечислить, сколько деревьев встретилось им с правой стороны. Сколько с левой? Их порода. Высота. А также особые приметы. Отметить на схемах участки местности, не просматриваемые с нашего маршрута. Не простреливаемые из стрелкового оружия зоны. И места, в которых, на их взгляд, было бы лучше всего расположить засаду.
Пока курсанты что-то писали в своих листочках, я отобрал из коробки пятнадцать предметов. Они были вполне обычными: ручка, зажигалка, ластик и пуговица. Монетка в один злотый, перочинный ножик и расческа. И еще какая-то мелочь. Пять предметов добавил из своего кармана. Положил все это богатство на стол и накрыл носовым платком. Через десять минут мы приступили к следующей задаче.
Условия её всем известны и достаточно просты. По количеству предметов дается время на запоминание. На двадцать секунд я снял платок. Запомнить двадцать предметов совсем не сложно. Вы спросите, где подвох? А подвоха нет. Нужно только запомнить двадцать предметов за двадцать секунд. И записать их на листочке бумаги. Ах, вы об этом?! Ну, разумеется, записать предметы на листочек бумаги необходимо так же за двадцать секунд. Вы говорите, что название предмета невозможно записать за одну секунду. А стенография зачем. Вы ею не владеете? Вот это напрасно, батенька. Придется осваивать. А как же иначе вы собираетесь сдавать такие тесты?
Дежурный собрал листочки. Урок закончился. Я дал курсантам команду разойтись, предварительно не забыв забрать со стола свои вещи. Курсанты расходились в тишине. Выглядели они слишком серьезными. Но это ничего, развеселим их завтра. Ведь завтра у нас будут новые занятия. И новые задачи.
Миша растеряно разводил руками.
— Нас так не учили.
Я его успокоил.
— Нас тоже. Кстати, а не пора ли нам на ужин. После этих запеченных пескарей (хотя мы запекали, помнится, совсем не пескарей, а плотвичек, размером они были очень схожи) так хочется чего-нибудь более существенного.
Миша весело заулыбался. Мой аппетит начинал ему нравиться. Он понимал, что я совсем даже не злой, а просто очень голодный.
— Да, скоро ужин. После ужина сдаем тест.
Боже, как они мне надоели со своими тестами! Вот только что я был царем и богом, а после ужина снова стану подопытным кроликом. Ненавижу экзамены. Лучше бы Миша этого не говорил. Хотя бы до ужина. Испортил весь аппетит.
С испорченным аппетитом я съел в два раза меньше, чем обычно. Но в два раза больше, чем съели Миша и два Кшиштофа вместе взятые. Ну, я же не виноват, что они едят так мало!
После ужина я не удержался и спросил у Миши, что за тест мы сегодня сдаем? Миша меня успокоил. Оказывается, сегодня ничего сложного нам делать не предстоит. Обычные прыжки. С вышки.
— Прыжки?! — Я с ужасом подумал о том, что прыгать с кровати полное безумие. О том, что придется прыгать с парашютной вышки, я и думать не мог. Это было даже не безумие, а нечто большее. Для такого занятия у меня не было даже определения. Возможно, его не было и у врачей-психиатров?! Я растерянно повернулся к ротному.
— А это обязательно?
Кшиштоф Галант удивленно пожал плечами. Миша перевел мой вопрос и его ответ.
— Так надо.
Интересно, кому? Мне уж точно все это было совершенно ни к чему. Чтобы хоть немного отвлечься, я решил поболтать о чем-нибудь ещё. Но все мысли были только о предстоящих прыжках.
— А когда прыгаем?
— Сегодня ночные прыжки. Прыгать будем, как немного стемнеет.
Вот тебе бабушка и Юрьев день! Хорошо еще, что прыжки ночные. Землю не будет видно. Значит, будет не так страшно. Как будто ты прыгаешь в мягкую кровать с разбега, это совсем не страшно. Страшно будет потом, когда обнаружишь, что кровати под тобой нет. Страшно будет приземляться. Но это меня уже не касается. Я умру еще в воздухе от страха. А когда ты уже умер, приземляться тебе совсем не страшно. Примерно такие мысли крутились в моей бедной голове. А какие еще мысли могли в ней крутиться в этот момент?!
Приблизительно через час начались прыжки. Тест снова сдавали только офицеры. Преподаватели, офицеры штаба и курсовые офицеры. Снизу вышка не казалась слишком уж высокой. Не более пятидесяти метров в высоту. Но пятьдесят метров снизу и пятьдесят метров сверху — совершенно разные величины. Я это прекрасно понимал. От земли к вышке тянулся металлический трос. По нему и имитировался спуск парашютистов. Внизу на каждого надевалась какая-то конструкция из ремней и карабинов, что-то наподобие альпинистской обвязки. Наверх вела лестница.
Первым прыгал начальник училища. Затем его заместители. Про себя я отсчитал пять секунд от прыжка до приземления. Эта информация могла быть совсем не лишней. В прыжке нельзя быть все время напряженным, но перед самой землей нужно обязательно сгруппироваться. Иначе можно получить серьезную травму. Об этом я и сам догадывался. И только Кшиштоф Галант выглядел невозмутимо. Судя по всему, он твердо верил в мастерство и высокий профессионализм своих польских врачей, хирургов и травматологов. Верил, что они смогут поставить на ноги любого пациента. После любого прыжка и после любой травмы. Наивный! Просто у этих врачей никогда не было таких пациентов, как я. Меня поставить на ноги просто невозможно. После прыжков место моего приземления проще будет закрасить водоэмульсионной краской, чем попытаться выковырять меня оттуда. В этом я никогда не сомневался.
Но вот пришло и наше время. На вышку я поднимался как на Голгофу. Нет, на Голгофу я не поднимался ни разу. Так что сравнивать мне было не с чем. Но думаю, что те, кто поднимался на неё, делали это гораздо быстрее и легче. И с куда большим оптимизмом! Я прыгал после обоих Кшиштофов, Миша прыгал за мной.
— Боже, что творю?!
Я понимал, что теперь главное ни за что не зацепиться на вышке руками. Если руки случайно найдут за что зацепиться, отодрать их от этого предмета будет невозможно. Даже с помощью автогена. И ни в коем случае не тормозить на верхней площадке. Чем дольше будешь там находиться, тем страшнее тебе будет. А мне и так уже было не по себе. Я сложил руки у себя на груди. И превратился в лунатика. Где-то я слышал, что лунатикам ночью не страшно. Точнее, ночью им никак. То есть по барабану. Меня пристегнули к тросу. На полном автопилоте я подошел к краю вышки и, не глядя, сделал шаг вперед.
Мне повезло, трос был неплохо натянут. На нем не было зоны свободного падения. А потому, нужно было только доехать на нем до земли. В течение пяти секунд. Будучи лунатиком, я привычно отсчитывал секунды. Мы, лунатики, всегда отсчитываем их двухзначными числами.
— Двадцать один. Двадцать два. Двадцать три. Двадцать четыре. Двадцать пять… А где же земля? Кто убрал землю? — Я точно знал, что мои предшественники приземлялись за пять секунд.
Земля оказалась на месте. Её никто и никуда не убирал. Она совершенно неожиданно и стремительно налетела на меня из темноты. Просто ночью у зайцев и тигров время течет не одинаково. Мои пять секунд внизу оказались гораздо длиннее, чем пять секунд на тросе. Я даже не успел об этом подумать. Удар о грунт был просто ошеломляющий. На глаза моментально навернулись слезы. Хорошо еще, что в темноте их никто не видел. Мне помогли отсоединить лямки и дали команду наверх следующему.
