Командир 497-го гаубичного артполка майор Илья Малых после того, как его 2-й дивизион отбил атаку колонны немецких танков и заставил их отойти и взять маршрут правее, по приказу командира дивизии уплотнил свои боевые порядки на наиболее танкоопасном направлении: большак Давыдовичи – Грязивец. Часам к трем канонада стала хорошо слышна за его правым флангом сзади, но никаких дальнейших распоряжений из штаба дивизии не поступало, и он на свой страх и риск решил собрать полк в одно место, с расчетом круговой обороны.
Первый дивизион капитана Прошкина все это время действовал на поддержке пехоты полка Малинова, с закрытых позиций, и действовал, по словам полковника Кузьмина, отлично: заградительный огонь дивизиона, по существу, и заставил гитлеровцев перенести главный удар правее обороны дивизии.
Дивизион капитана Найды, выстроившись в колонну, прошел дорогой до леса у деревни Грязивец, где и рассредоточился, не занимая боевых порядков.
– Воздух! Воздух! – закричали наблюдатели, и все, находившиеся у орудий, залегли где попало.
Самолеты, налетевшие на малой высоте, сначала прошли над лесом, стреляя из пулеметов, а потом, встав в круг, начали методично пикировать на лес.
– Штук двадцать, не меньше, – посмотрел в небо старший лейтенант Житковский и подумал: «Хорошо еще, что успели войти в лес, на дороге они бы нас всех расколошматили».
Недалеко взорвался трактор, тащивший прицеп со снарядами, и от него загорелся лес. Зеленые кроны сосен пылали, как солома, жар волной бил в лицо. Несколько минут бомбежки показались Житковскому адом, и когда самолеты улетели, какое-то время ему не верилось, что он опять остался жив.
Собрали раненых и убитых, но не успели похоронить погибших, как капитан Найда получил приказ двигаться дальше. Колонна медленно потащилась по пыльной дороге.
– Товарищ капитан, не пойму смысла нашего передвижения, – спросил Найду Житковский. – Если мы в окружении, то надо бы на восток, а мы забираем на север.
– Майор Малых такой приказ из штаба дивизии получил. Видимо, собираемся все в одно место, чтобы дальше идти всем вместе.
– А по обстановке он ничего не говорил?
– Я так понял: знает он не больше нашего. Похоже, через соседей немцы прошли.
– Горючее на исходе, товарищ капитан, – выглянул из кабины водитель. – Давайте встанем, может быть, из этих что-нибудь сольем.
Перед деревушкой стояло несколько разбитых грузовиков.
– Я тоже схожу, товарищ капитан, – сказал Житковский, – пока колонна подтягивается.
Нацедив из бензобака «полуторки» ведро бензина, водитель и Житковский пошли было к своим, как увидели во ржи за крайним домом молодую женщину, которая стояла в полный рост и, улыбаясь, призывно махала им рукой. Житковский привык видеть в деревнях женщин только в платках, и эта, с распущенными волосами, показалась ему подозрительной.
– Смотри, расплещешь, – сказал он водителю. – Уставился…
Пока шофер заливал бензин в бак, Житковский рассказал о странной женщине Найде.
– Что ж ты даме внимания не оказал? – усмехнулся он.
И лишь только машина тронулась с места, как из ржи, где стояла эта женщина, ударил крупнокалиберный пулемет.
Первая очередь попала прямо по кузову, полетели щепки, и все, кто тут был, выпрыгнули и залегли под машиной.
– Житковский, бери троих и перебежками – уничтожить гадов! – приказал Найда.
«Ну и баба, вот сволочь-то!» – думал на бегу Житковский.
Перебежками, а в основном ползком по ржи он с группой бойцов подобрался к пулемету на бросок гранаты, и, когда пулемет замолк, в окопе они обнаружили троих убитых немцев и эту женщину. Она была еще жива и что-то тихо говорила по-немецки.
«Надо же додуматься: женщина – приманка!» – удивлялся Житковский.
Справа метрах в двухстах во ржи заработал еще один пулемет, и один боец, телефонист, стоявший в рост рядом с убитыми немцами, со стоном присел. Остальные тут же залегли.
– Ползком к машине, – приказал Житковский.
– А немка? С собой возьмем? – спросил кто-то из бойцов.
– Да она уже кончилась. Смотри – не дышит, – сказал другой боец.
Догнав своих, Житковский доложил Найде, что немцы уничтожены, женщина тоже убита.
– А мы еще не верили в диверсантов! – ответил Найда. – Двоих у нас в машине убило, – добавил он с сожалением: – Но надо ехать дальше…
16 июля, после очередного перехода, когда батальоны 771-го полка расположились на дневку в густом лесу под Чаусами, капитану Шапошникову доложили, что его ищет какой-то майор из штаба корпуса.
– Иван Андреевич? Какими судьбами? – Шапошников узнал майора Суетина, своего приятеля, служившего помощником начальника оперативного отдела штаба их 20-го стрелкового корпуса.
– Да вот тебя решил проведать, – улыбнулся Суетин. – Гришина ищу. Не знаешь, где он сейчас может быть?
– Час назад проезжал. К Малыху, наверное, поехал. Садись, отдохни, а то, вижу, с лица спал совсем.
Шапошникова и Суетина связывал тот тип армейской дружбы, когда люди встречаются редко, не знают, встретятся ли еще, и если уж доведется увидеться, то стараются наговориться впрок. Вместе они служили лет десять, и оба, не навязываясь в друзья и не думая даже, что дружат, постепенно прониклись такой взаимной симпатией и уважением, что искренне радовались каждой редкой встрече. Сейчас им тем более было о чем поговорить.
– Это вы сегодня утром вели бой? – спросил Суетин.
– Да, у Любавино. Шесть танков из десяти подбили.
– Значит, обижать себя не даете. У тебя, гляжу, порядок. – Суетин снял фуражку, тщательно вытер лоб платком. – А мы вот всем отделом эти дни только и делаем, что выясняем, где какие наши части стоят. Телефонной связи почти нет, радио, сам знаешь, применять боимся, да и не умеем толком. А генерал требует выяснять обстановку в деталях. Бывает, что на карте здесь стоит часть, а на самом деле ее уже давно нет, вот и занимаемся разведкой своих же войск. Вон грузовичок мне дали, – махнул он рукой.
– Иван Андреевич, расскажи об обстановке.
– Спроси чего полегче… Три дня назад был у вас в дивизии, когда вы наступали, потом проехал на Чаусское шоссе – там немцы. Прут, представляешь, колоннами. Прорвались от Шклова. А в Чаусах всего один наш батальон стоял – смяли через полчаса. Ты капитана Филимонова знаешь? Сидит он, чай пьет в Чаусах, выглянул в окно – танки на дворе, с крестами, он гранату в окно, а сам в чем был в дверь. Еле ушел.
– А на пропойском направлении?
– Последних сведений не имею, но боюсь, что немцы уже сутки как в Пропойске, если только их дивизия Скугарева не задержала своим вторым эшелоном. У него всего-то три батальона прибыли.
– А дорога Могилев – Чаусы?
– Там сам черт не разберется. Вроде бы и у нас, и немцы там вовсю гоняют. Такое там творится, Александр Васильевич, рассказывать страшно. Еду сегодня утром, навстречу группа наших бойцов, потом вторая подходит. Командиры и политруки будто бы все убиты, позади их танки, кругом диверсанты. Я их останавливаю, а все подходят и подходят, больше сотни набралось. Спрашиваю, кто, откуда – есть даже из-за Днепра. Обстановки не знают, есть и такие, что при одном слове «танки» драпать готовы. Хорошо, что тут оказались кем-то брошенные повозки с продуктами, удалось заинтересовать на время. Вижу – начальник артиллерии корпуса Вершинин подъехал и давай их костерить. Так какой-то подлец, а может быть и диверсант, причем с петлицами лейтенанта, выстрелил из винтовки и – наповал. Бойцы его тут же расстреляли, конечно, но представляешь, какое положение – анархия, как в первый год Гражданской. Хорошо, что полковник Гришин мимо проезжал, построил всех, выругал как следует, оставил с ними какого-то командира, и уехал. А у вас, смотрю, порядок, – с удовлетворением произнес Суетин.
– Отходим организованно. Бойцы у нас немцев не боятся. В первые дни, когда идут и идут эти окруженцы и каждый только и знает: «Танки! Окружение!» – думали, что не сохраним настроя. Но ничего, держим. У нас, видишь ли, кадровый состав убежден, что именно мы – лучшая дивизия Красной Армии. Да, Иван Андреевич, на днях наши бойцы генерала в плен взяли. Заехал, представляешь, прямо в боевые порядки. Думал, что если их танки гудят на оперативном просторе, то за ними чисто. – Шапошников достал из планшета карту. – Вот, посмотри. Генерал не боевой, тыловик из штаба танковой группы Гудериана, обстановка на карту не нанесена, но все равно ценная вещь. Обрати внимание – проставлены даты на рубежах, до самой Москвы. И до сих пор графика в целом придерживаются. Забери, может, пригодится.
– Спасибо. Потери большие в полку?
– Около двадцати процентов, – чуть помедлив, ответил Шапошников.
– В других частях под пятьдесят подходит. Учти, что ваш полк в корпусе – наиболее крепкая единица. Если на прорыв придется идти, то скорей всего в авангард поставят вас.
