— То-то, что декан, — буркнул здоровяк Петров. — Кто его знает, что у него на уме. Начальство!
— Вы просто, ребятишки, не в курсе, — засмеялся Загребский. — Николай Трофимович — наш человек, из рабочих. Я с ним знаком уже лет двадцать, даже больше. Он был командиром эскадрона, в котором я служил, у Семёна Михайловича Будённого.
— Вы что, и Будённого видели? — недоверчиво спросил один из старшекурсников.
— Конечно. И не только «видел», а мы и сейчас… Была встреча конармейцев, собирались, выпили, поговорили.
— Ух ты! Вот это да! — оживились все, и даже Вася Одиноков, не склонный к бурному выражению чувств, заметил:
— Ничего себе, у вас биография…
— А теперь, друзья, вернёмся к экзамену. И услышим, наконец, от студентки Нади Присыпкиной, какие она знает формы организации труда…
Вася Одиноков задумался. У него у самого биография была будь здоров. Конечно, служить в Первой конной армии у Будённого он не мог никак, потому что родился в последний год Гражданской войны. Но по стране с отцом и матерью поездил изрядно: всё видел, везде бывал.
…Экзамен закончился, студенты высыпали на жаркую улицу. Вася остановился, думая, бежать до метро пешком или ехать троллейбусом. Ветерок прогнал мимо низку тополиного пуха. Судя по следам на асфальте, недавно проехала поливальная машина, но в такую жару всё сохло быстро.
Выбежала из дверей Надя Присыпкина, какая-то встревоженная. Огляделась, увидела Васю, успокоилась. Подошла к нему, вроде просто так.
Она была влюблена в Васю, и он в свои-то двадцать лет мог бы догадаться об этом. Но не догадывался. Он, как написали бы авторы бульварных романчиков, тайно вожделел своей соседки Кати, но не знал, как взяться за дело. Те, кто, отвлекаясь от ударного труда на стройках социализма, учили его математике, физике и истории, эту тему обошли, а любовных романчиков Вася не читал. Да и не печатали их в Советском Союзе.
— Куда едешь на практику? — спросила Надя дрогнувшим голосом.
— На Алтай.
— Далеко! — Надя задумалась. — А меня записали на Украину, обследовать мраморные карьеры. Надо выбрать мраморы для новых станций метро.
— Поздравляю, — без особого интереса отозвался он.
— У вас кто в группе?..
— Лёша Сонин и Гарик Вяльев. Но Сонин получил повестку из военкомата. Сборы у него. Так что поедем вдвоём с Гариком.
— А! Так Вяльев должен был ехать с тобой?! — сказала она так естественно, будто и на самом деле не знала, кто, куда и с кем едет.
— Что значит «должен был»? — удивился Василий.
— Ему поменяли поездку на практику в наркомате. Он остаётся в Москве.
— Не может этого быть! Где он? — Василий огляделся и, не обнаружив Гарика рядом, метнулся обратно в здание института.
— Вася! — крикнула ему вслед Присыпкина. Одиноков не обратил на её крик никакого внимания. Пробежал по коридору — Гарика нет. В аудитории — нет. Только пятеро ребят с его курса.
— Никто не видел Вяльева?
— Спохватился, красавчик! — ответили ему. — Гарик уехал на пляж с Дыбовым и рыжей Соней. На папиной машине.
— Кто-нибудь слышал, что ему назначили практику в наркомате?
— Все, кроме тебя. Он тут хвастался, какой ловкий. А ты чего кипятишься?
— Как же так! Списки утверждены, деньги на поездку выделены, билеты до Барнаула куплены. Нас ждут, в конце концов. А он… Ловчила чёртов…
— Блат выше Совнаркома, — захохотал здоровяк Петров. — Вот это, Вася, и есть основной закон социализма. Твой отец кто?
— Главный механик на заводе имени Сталина.
— А его папахен — замнаркома. Поэтому ты поедешь в Барнаул, а Гарик — нет.
Вася Одиноков не был особо дружен с Гариком. Просто однокурсники. И за те три года, что они провели в одних и тех же аудиториях, не узнал он о нём никаких подробностей, ни адреса, ни телефона. Пришлось идти в деканат, а там в конце учебного года было не до таких мелочей — проваландался едва не час, пока выпросил номер телефона студента Игоря Вяльева.
Опять выйдя на улицу, обнаружил там Надю. Даже удивился:
— Ты ещё здесь? Представляешь, Гарик оказался подлецом. В самом деле отбодался от поездки на Алтай.
Она смотрела на него красивыми своими, круглыми глазами, не моргая:
— Как же ты один поедешь, Вася?.. Все группами, а ты один. Это несправедливо.
Вася продолжал бубнить, не слушая её:
— Он чего-то нахимичил, а я бы его ждал на вокзале. Ничего себе?
— Я придумала! — вскрикнула она, будто некая мысль только что посетила её. — Давай договоримся, чтобы с тобой ехал кто-нибудь ещё, из другой группы. Например, в нашей группе три человека — поедут двое, подумаешь… А я с тобой.
— Надя! Дело не в количестве, а в принципе!
— Нужно только поговорить с Верой Симоновой, ассистентом кафедры, — оживлённо тараторила Надя, нервно улыбаясь. — Она всё оформит. Точно-точно. Я её уже спрашивала… И поедем на Алтай вместе.
— А как же мраморы для метро? — спросил он.
— А что мраморы? Справедливость важнее. Ты согласен?
— Такие жертвы… Зачем? — возразил он. — Не надо всей этой возни. Ну, бывай.
И пошёл в сторону метро, мгновенно забыв о Наде и думая, как позвонит Гарику и скажет ему: «Это поступок не комсомольца, а труса», «Ты не сможешь стать настоящим геологом, если не поработаешь в поле»… А кстати: ведь Гарик и в прошлое лето в поле не ездил! Ну и ловчила, вот это да!..
Вася ещё не знал, что все придуманные им умные и правильные доводы ни к чему. Позже он позвонил Гарику, тот просто рассмеялся и прокричал, что Вася ничего не понимает в жизни: «Красавчик, нельзя быть таким наивным!»
Но это позже, а сейчас Одиноков уходил, и Надя смотрела ему вслед. Тополиный пух кружил вокруг её головы, и никто не мог сказать ей, что они не увидятся больше никогда.
Из записных книжек Мирона Семёнова
Черновик пояснительной записки неизвестному
Дата не проставлена
Я познакомился с В. А. Одиноковым накануне войны, в конце июня 1941 года, и потом некоторое время, пока меня не забрали в политотдел фронта, служили вместе. Но знаю о нём я больше того, что слышал от него самого. После войны нашлись многие, кто мог хоть что-то рассказать о нём. Его соседи, знакомцы по геофаку — в частности, в 1952 году я встречался с доцентом Загребским, а годом раньше с однокурсницей Василия, Надей Присыпкиной (по мужу Сырцова). Наконец, многое поведала его мама.
Но кое-что пришлось додумывать, почему я и назвал книгу документальным романом.
Отец Василия, Андрей Владимирович Одиноков, окончил курс Московского высшего технического училища (ныне им. Баумана) в 1914 году. На Первой империалистической был ранен, уволили от службы вчистую в чине поручика, а тут — революции, одна за другой. А он — происхождения совсем не пролетарского! Жил в небольших сёлах, в основном на севере страны, работая то механиком, то кузнецом. В 1920 году женился на простой девушке Анне Лазаревой, ей было восемнадцать лет, а ему уж под тридцать. По настоянию тёщи не только расписались, но и венчались.
В 1921 году у молодых родился сын; по документам он записан Вассианом, но все и всегда звали его Василием. Мне это обстоятельство, надо сказать, немало повредило: я искал следы Василия Андреевича Одинокова, а он в реестрах проходил как Вассиан.
Вскоре после рождения ребёнка семья примкнула к «команде» знатного строителя заводов, первопроходца Ивана Абрамовича Ухватова. Чего он только не строил! Заводы целлюлозно-бумажные и пороховые, красильные цеха и бензиновые фабрики — в общем, всё, связанное с химией. Инженер Одиноков в этой «команде» отвечал за технику, его жена Анна занималась всем подряд, благо грамоту знала. Когда они приходили на новое место, там была пустыня, когда уходили — оставляли за собой цивилизованный посёлок.
Школ поначалу не было, а потому Васю и других детей этой строительной «команды» учили сами родители, кто чему мог. А они были людьми практического образования. Математику и химию, физику и другие науки знали реально. Конечно, работая с зарубежной техникой, прежде всего германской, знали и языки. Когда Вася оказался в московской школе, он среди столичной пацанвы не выглядел неучем. Даже так: кое в чём превосходил.
В Москву он попал так. Родители решили, что сыну до вуза надо бы поучиться в нормальной школе, а скитания по стройкам социализма пора заканчивать. Пошли к Ухватову. Иван Абрамович знал всех — и секретарей обкомов, и народных комиссаров. Отбил телеграмму Серго Орджоникидзе: дескать, есть классный специалист-механик, не нужен ли такой на Москве? Серго их вызвал. Стояло лето 1936 года. Москва гудела, празднуя возвращение героев-лётчиков, перелетевших через Северный полюс. Когда Ухватов и Одиноковы прибыли в Наркомтяжпром, оставив Васю гулять в сквере возле часовни героям Плевны, в наркомате как раз заседали по этому поводу.
