Но Кресс решительно перебил его:
— Нет, нет, генерал! Метод этот — лучший из возможных. Вы что же, хотите, чтобы ваши великолепно законспирированные агенты занимались еще и прощупыванием настроений русских рабочих или, может быть, даже пропагандой в нашу пользу? Да ведь стоит им только задать один неосторожный вопрос, как их тотчас же сцгпает советская разведка! Да и что, собственно, представляет собой этот советский дух, советская идеология? Разве не материальными факторами объясняется она? А мы ведь и ведем как раз разведку этих материальных факторов. Не так ли, генерал?
Фон Гейм мог бы ответить на это, что нельзя забывать и обратного явления — влияния идеологии на мате-риальные факторы, но у него хватило благоразумия не говорить подобных вещей, ибо это значило бы признать почти марксистскую точку зрения. И фон Гейм поспешил согласиться во всем с Крессом.
— Совершенно верно, господин группенфюрер, — покорно произнес он.
— Мой вам совет, генерал, — продолжал Кресс, повышая голос: — не мудрите, не ищите лучших методов. Этот вполне нас устраивает: он объективен, так как дает только строгие статистические данные, которые позволят нам сделать безошибочный вывод.
Группенфюрер говорил теперь жестко, отрывисто. Все сказанное им фон Гейм понял как строжайшее предписание.
— Слушаюсь, господин группенфюрер, — произнес он.
— Пусть ваши агенты делают только то, что делали до сих пор, — продолжал Кресс. — Им незачем ходить на станцию и подсчитывать количество проходящих составов. Это только вызовет подозрения советской контрразведки, а нам вполне достаточно сведений и об одном только паровозном парке. Мы-то ведь знаем мощности всех советских паровозов и нормы их коммерческих скоростей.
— Да, конечно, господин группенфюрер, — не очень уверенно поддакнул фон Гейм.
Кресс встал из-за стола, давая этим понять генералу фон Гейму, что аудиенция закончена.
— У вас, значит, нет больше никаких сомнений?
— Нет, господин группенфюрер, — теперь уже уверенно ответил фон Гейм, решив, что лучше все-таки выполнять чужие приказы, чем предлагать собственные рискованные эксперименты.
— Желаю успеха, в таком случае. Пусть вас поддерживает в борьбе с врагом сознание, что мы не одни, что нам помогают и даже, если хотите, на нас работают разведки некоторых союзников Советской России. А русские совсем одиноки (мы-то знаем истинную цену этим союзникам!). У нас не должно быть сомнения в исходе борьбы; нужно только предусмотреть всякую случайность. Ну, вот хотя бы возможность ареста кого-нибудь из наших агентов. Их участки не должны оставаться оголенными. На место ликвидированных агентов немедленно высылайте новых. Мы не можем ни единого дня оставаться без информации.
Майор Евгений Андреевич Булавин, возвращаясь с совещания в Управлении генерала Привалова, добрался пассажирским поездом только до станции Низовье. Дальше, до Воеводина, где служил майор Булавин, местный поезд ходил только по четным числам.
На станции Низовье был конец участка, обслуживаемого паровозным депо, находящимся в Воеводине. Локомотивы этого депо доставляли в Низовье порожняк и забирали груженые поезда, направлявшиеся к фронту. С одним из таких поездов и намеревался теперь Булавин добраться до своего отделения, так как число сегодня было нечетное и пассажирского поезда следовало ждать ©коло суток.
Пасмурный осенний день был на исходе. Грязно-серые облака, похожие на дым далекого пожара, низко плыли над землей. Майор Булавин постоял немного ни платформе, рассматривая станцию, забитую составами, и подумал с тревогой, что будет с грузами, если прорвутся к Низовью немецкие самолеты.
Хотя этот участок дороги находился довольно далеко от фронта, авиация противника часто бомбила его. Следы недавних налетов виднелись в Низовье почти на каждом шагу. Вот несколько обгоревших большегрузных вагонов с дырами в обшивке, сквозь которые видны обуглившиеся стойки и раскосы, составляющие остов вагонов. Длинное, потерявшее свою форму от пятен камуфляжа тело цистерны, стоящей рядом, насквозь прошито пулеметной очередью. Тяжелая сварная рама пятидесятитонной платформы так исковеркана взрывом, что не могла уже держаться на рельсах, и ее опрокинули на землю в стороне от путей.
Заметил Булавин следы авиационных бомбежек и на вокзальном здании. Многие стекла в его окнах были выбиты и заделаны фанерой. Осколки бомб, как оспой, из-.рыли все стены станции и сильно изуродовали угол не работающей теперь багажной кассы.
Булавин с болью в сердце смотрел на эти разрушения, к которым все еще никак не мог привыкнуть.
Даже новые заботы, всю дорогу занимавшие его мысли, не заглушили в нем тягостного впечатления от этой картины. А заботы у Булавина были очень серьезные Они возникли после разговора с полковником Муратовым в Управлении генерала Привалова, и майор теперь напряженно думал о них, пытаясь найти решение поставленной перед ним трудной задачц.
Нужно было бы зайти к начальнику станции, спросить, скоро ли пойдет на Воеводино какой-нибудь поезд, а он все прохаживался по платформе — десять шагов в одну сторону, десять в другую. Давно уже потухла папироса, но он все еще крепко держал ее в зубах.
Булавин догадывался, конечно, что скоро начнется подготовка к наступлению. Разве только масштаб ее был неясен… Перехваченная радиограмма гитлеровской раз* ведки ее тайным агентам, о которой сообщил сегодня полковник Муратов, не была для него неожиданностью в связи со сложившейся обстановкой на фронте.
Враги всегда проявляли интерес к работе советских железных дорог, и майор Булавин не раз уже задерживал подозрительных субъектов на своей станции. Но сейчас на его участке все как будто было благополучно. Почему же полковник Муратов уверяет, что и на станции Воеводине непременно должен быть вражеский агент?
Мимо платформы прошел маневровый паровоз. Короткий, пронзительный гудок его заставил Булавина вздрогнуть. Майор остановился, выплюнул потухшую папиросу и торопливо закурил новую. Взглянув на небо, он заметил просветы в сплошном фронте облаков. Они шли теперь в два яруса: нижние быстро плыли на юг большими рваными хлопьями, верхние, казалось, двигались в обратную сторону.
На позициях зенитных артиллерийских батарей, расположенных за станцией, поднялись к небу длинные стволы орудий, вышли из укрытий наблюдатели с биноклями. Видимо, посты наблюдения за воздухом сообщили артиллеристам об изменении метеорологической обстановки и возможности неожиданного налета вражеской авиации.
Северный ветер все более свежел. Майор застегнул шинель на все пуговицы и зашагал в сторону помещения дежурного станции. У самых дверей он чуть было не столкнулся с пожилым железнодорожником, спешившим куда-то.
— Никандр Филимонович! — обрадованно воскликнул Булавин, узнав главного кондуктора Сотникова. — Не к поезду ли?
Сотников остановился, торопливо вскинул прищуренные глаза йа рослую фигуру Вулавйна и, улыбаясь, приложил руку к козырьку:
— А, товарищ майор! Здравия желаю. Если в Воево-дино собираетесь, то мы через пять минут трогаемся.
— В Воеводино; в Воеводино, Никандр Филимонович! — обрадованно проговорил Булавин и поспешил вслед за главным кондуктором.
— Ну что ж, пожалуйста, — отозвался Сотников, на ходу пряча разноцветные листки поездных документов в кожаную сумку, висевшую у него через плечо. — За комфорт не ручаюсь, а насчет скорости — не хуже курьерского прокатим.
Повернувшись к майору, он не без гордости добавил:
— А берем мы сегодня, между прочим, три тысячи четыреста тонн! — Улыбнувшись и молодецки подкрутив седые жесткие усы, Никандр Филимонович пояснил: — Решили станцию разгрузить. Погода-тО выправляется вроде. Того и гляди, нежданные гости пожалуют. Посоветовались мы с Дорониным и решили забрать на Воеводино сверхтяжеловесный состав. Машинист-то, Сергей Доронин, сами знаете, что за человек. Орел! Диспетчер усомнился было: осилим ли такую махину, не споткнемся ли на крутом подъеме? А Сергей Иванович его и спрашивает: «Был разве случай такой, чтобы мы споткнулись?» Тому на это и возразить нечего.
— Разве не Рощина дежурит сегодня? — спросил Булавин, хорошо знавший всех диспетчеров своего участка дороги.
— Да нет. Анна Петровна и спрашивать бы нас не стала. Всякое смелое решение ей по душе. К тому же возможности наших машинистов ей хорошо известны и на наш счет у нее нет сомнений, — не без гордости заключил главный кондуктор.
Разговаривая, он то торопливо шагал по шпалам, то перелезал через тормозные площадки преграждавших ему дорогу вагойоЁ, пока, наконец, не вышел к длинному товарному составу из большегрузных вагонов и платформ. Майор едва поспевал за ним. У выходного семафора мощный паровоз серии «ФД» обдал Булавина множеством мельчайших брызг.
