- Раздевайся, - Максимов указал глазами на вешалку.
Зайцев снял пальто, присел к столу, помедлил, не зная, как обращаться - на «ты» или на «вы».
- Пришел я в отдел кадров, меня спрашивают: «Хотите к Максимову на тральцы?» Я сказал: «Не возражаю». А вышел с назначением - червячок внутри точит. Вспомнил, как встретились в убежище, и думаю: «Пожалуй, опрометчиво поступил».
- Все от тебя зависит, - холодно сказал Максимов. - Если решил добросовестно служить, хорошо воевать, то какие могут быть опасения?
- Время покажет… - многозначительно заметил Зайцев и замялся. - Где семья, что с Анной?
Максимов отвернулся, посмотрел в иллюминатор.
- В начале войны в Харьков подались. Застряли у немцев. Где теперь - не знаю. - Он сжался, как будто от боли, и, не сразу придя в себя, спросил: - Ну а твоя жена где? Как Лидочка?
- Не спрашивай. Один как перст.
- Печально, - заметил Максимов. - Ну да ладно, это все в прошлом, давай о деле. Скажи, приходилось тебе когда-нибудь командовать кораблем?
Зайцев оживился:
- Перед Америкой три года на тральщике помощником трубил.
- Ну что же, в таком случае завтра принимай двести пятый. Служба нелегкая. Больше нас никто не плавает. Ходим в дозоры, высаживаем десанты, несем конвойную службу, - бесстрастным голосом перечислял Максимов, стараясь больше смотреть на карту. - Вон куда забираемся. До самого острова Медвежий. Конвои союзников встречаем и порожние транспорты обратно конвоируем…
Зайцев тоже смотрел на карту.
«Удивить решил, - неприязненно думал он. - Далеко ли до Медвежьего? Вот прошел бы, как я, с конвоем из Америки! Ему такое даже не снилось».
Но из деликатности спросил, делая ударение на «ты»:
- Так ты на тральщиках начинал войну?
- Нет, начинал на суше командиром батальона.
Зайцев усмехнулся:
- Ты же тактики сухопутной не знаешь!
- В этой обстановке ни с чем не считались, немец был в восемнадцати километрах от Мурманска. Наспех собрали батальон добровольцев и с марша в бой бросили. Немцев отбили. Ну и наших много полегло.
- Матросы, известное дело, народ отчаянный.
- Там были не одни матросы. Рабочие мурманских заводов, коммунисты, комсомольцы и даже уголовники из исправительно-трудовых лагерей. С финскими ножами в атаку шли.
Зайцев удивленно посмотрел на Максимова:
- Не понимаю, как вы решились, ведь все-таки они заключенные?
- Мы с ними обращались как с советскими людьми, и они в этой обстановке не могли оказаться подонками. Ни один из них не дезертировал, не продался немцам. Тех, что остались живы, потом в разведроту свели, и они до сих пор на Рыбачьем воюют. Много силы в нашем народе, и даже там, где мы не догадываемся.
- Верно! Только нас вокруг пальца обвели.
Максимов насторожился:
- Кто обвел?
- Немцы, конечно…
Максимов согласился:
- Да, внезапность сыграла свою подлую роль.
Зайцев прищурился:
- Откуда тебе приснилась внезапность? Запомни, разговор между нами. - Он оглянулся. - Никакой внезапности не было и в помине. Просто Гитлер нас околпачил.
- Ты откуда это знаешь?
- Из самых надежных источников. В Америке служил с нашим бывшим помощником военно-морского атташе в Германии. Рассказывал такое, что у меня волосы
. дыбом поднимались. Они еще весной сорок первого года сообщали в Москву: дескать, к нашей границе подтягиваются немецкие войска, и даже примерно называли дату вторжения. А им знаешь что отвечали? «Не поддавайтесь на провокацию!» Дурость, а не внезапность! - сердито проговорил Зайцев и принялся набивать трубку.
- Сейчас у нас нет времени на пересуды. Кончится война, тогда разберемся.
Зайцев деланно рассмеялся:
- Брось, кто будет разбираться? Победителей не судят! - И посмотрел на часы. - Пойду, пожалуй. Я неплохо устроился в общежитии.
- Зачем в общежитие? Можешь остаться у нас. Отдохнешь, а утром переселишься к себе на корабль.
Максимов позвонил на вахту и приказал приготовить свободную каюту.
Он почувствовал облегчение, когда за Зайцевым захлопнулась дверь.
Зайцев долго не мог уснуть. Как только он закрывал глаза, ему чудилось, что налетает волна и под ее напором корпус корабля скрипит, скрежещет. Он открывал глаза. При свете настольной лампы отчетливо виднелись предметы: чернильный прибор, коленкоровые корешки книг. Он пытался прочесть названия: «Лоция Баренцева моря». «Навигационные приборы». «Чехов».
Буквы прыгали. Постепенно качка успокаивалась, и тогда буквы выстраивались в ряд: «Избранные произведения».
Он просыпался и никак не мог привыкнуть к тому, что очутился один в незнакомой каюте, погруженной в полумрак и тишину. Смыкал глаза и невольно думал о Максимове. Служба с ним ничего хорошего не сулит. Видать, хлебнул горя немало. Есть, конечно, в этом его, Зайцева, вина, но то была лишь капля в море. Не он, так другой написал бы для Кормушенко все, что тот требовал. Да черт с ним, с Максимовым! Что он, друг или брат, чтоб из-за него казниться?
Зайцева беспокоило не только и не столько то, как сложатся его отношения с Максимовым, сколько волновал вопрос, справится ли он на новом посту. Пока служил помощником на Дальнем Востоке, а потом в Америке, ему все время казалось, что ценные качества умирали в нем.
Он повернулся лицом к переборке, закрыл глаза и уткнулся в подушку. В его усталом мозгу промелькнули обрывки каких-то воспоминаний: вход в шлюз Панамского канала, кок, подбрасывающий в воздух белую шапочку, крики «ура» и командующий третьей подводной эскадрой, высокий улыбающийся американец, с бокалом в руке: «За его величество Сталина!» Все оживились, зашумели и потянулись с бокалами к Зайцеву.
И еще вспомнился ему высокий улыбающийся американец там же, на приеме, непрерывно пускавший под потолок ровные колечки дыма. Он был капитаном без парохода, в шутку называл себя «вдовцом» и охотно рассказывал всем историю, приключившуюся с ним в Атлантике, когда немецкая бомба попала в судно. Тогда он распорядился спустить шлюпки и приказал команде оставить горящий пароход. «Вы, наверное, могли потушить пожар и спасти судно?» - поинтересовался Зайцев. Капитан рассмеялся: «Пароходная компания получит страховку, а мне ни холодно ни жарко. Зачем рисковать? За это денег не платят».
Зайцев почувствовал, что он уже больше не заснет. Поднялся, подошел к умывальнику и, отвинтив до предела кран, подставил голову под холодную струю.
* * *
На следующее утро Зайцев поднимался на свой корабль. Первым, кого он увидел, был капитан-лейтенант Трофимов, с которым встречался еще до войны. По-прежнему молодцеватый, подтянутый, пахнущий одеколоном. Время отложило свой след: лицо было помятым, и складки залегли в уголках рта. Разве только усы бурно разрослись и закручивались на концах лихо, по-чапаевски.
Зайцев был приятно удивлен, но сдержанно ответил на приветствие, не желая показать окружающим, будто они давние знакомые.
Трофимов по всем правилам отдал рапорт и тут же радостно улыбнулся.
Когда они остались вдвоем, Зайцев сказал:
- Рад видеть. Как дела, старина?
- Хвастать нечем. Живем, воюем.
И принялся рассказывать о команде, которая под его руководством совершила немало боевых походов. Отведя глаза в сторону, он с горечью добавил:
- Я ведь не этим, другим кораблем командовал. Да знаете, люди подводят. Черт дернул матроса вылезти на палубу во время шторма, смыло за борт, а мне отвечать пришлось. Комдив ухватился и поднял трамтарарам. А тут еще послал он на меня представление к званию капитана третьего ранга, по всем инстанциям прошло, вот-вот должен приказ быть. Я поторопился малость, надел погоны с двумя просветами и поехал в Мурманск к дружкам спрыснуть это дело. Приезжаю обратно, он и давай меня распекать: нескромность, самозванство! Чего только не наговорил!
«Вот так же Максимов и ко мне будет придираться», - подумал Зайцев и, нахмурив брови, сказал:
- Я не могу с вами согласиться. Ведь вы действительно поторопились надеть погоны.
Трофимов махнул рукой:
- Было бы желание, а нашего брата всегда есть за что продраить.
И опять Зайцев подумал: «По себе знаю». А вслух предложил:
- Давайте посмотрим корабль.
Они уже поднялись, чтобы идти, но тут раздался стук, и в дверях показалась круглая розовая физиономия инженера-механика Анисимова. Догадавшись, что перед ним новый командир, Анисимов представился и застыл, смущаясь оттого, что у него замасленный комбинезон. Грязные брезентовые рукавицы он спрятал за спину.
- Что у вас? Анисимов замялся.
- Я по партийным делам к помощнику, за членскими взносами.
- Вы так вот и ходите к каждому коммунисту?
