Его почтительно слушали.
— Али был маленького роста, узкогрудый, рыжий. Из-за пустяка он становился нервным, раздражительным. Словно спичка, вспыхивал и, втянув тонкую шею, начинал ругаться. При этом рыжие усы его вздрагивали.
— Ты что заладил одно и то же? — перебил его Бектемир. — И в лагере твоя голова печалилась о могилах. Неужели не о чем думать больше?
— Действительно, — веско сказал Аскар, — нужно думать о жизни. Джигит с надеждой — джигит с крепкими крыльями.
Аскар был на два года старше Бектемира. Выделялся он продолговатым лицом с ястребиным носом, хорошим, высоким ростом, крепким телосложением. Правда, грудь его была не такой широкой, богатырской. Но известные палваны, изучающе рассматривая Аскара, делали свой вывод: «Мясо жилистое силу придает, до старости не растреплется».
«Откуда-то вынырнул Ахмедов, живой, подвижный.
— Какие новости, братья-узбеки? — видите мокрые под дождичком. Неужели лень подняться? Вой напротив вас большой сарай. Вошли бы туда — и порядок: сухо, тепло, тихо.
— Об этом ли нужно думать? — взялся за свое Сафар. — Что-то с нашими душами завтра будет?
— А что в душах-то у вас есть? — засмеялся Ахмедов. — Да и существуют ли они? Жизнь хороша. Это верно. Ее и нужно ценить, беречь. А душа? Сгорит ли тело в огне, растерзают ли его собаки — все одно смерть. Только не стоит о ней думать. Нужно фашиста бить, давить, жечь. Вот о чем пристало думать джигитам, а не о смерти. Будешь драться с песней — и смерть обойдет тебя, даже не поцарапает.
— Это уже мужской разговор, — восхищенно потер ладони Аскар-Палван. — Именно так нужно жить, так воевать. Только трус бежит от боя и находит смерть.
Ахмедов посмотрел на товарищей и обратился к Аскару:
— Здесь друзья вели разговор о том, чтобы поддерживать друг друга, быть опорой в каждом деле. Окрылять друг друга. Это тоже отлично.
— Разговор шел о любви к человеку, Ахмедов. Мы даже кость джигита должны ценить больше золота.
Беседу прервал надсадный от простуды голос капитана Стеклова. Раздалась команда.
И сразу все зашевелились. Послышались шутки:
— Поночевали — и хватит…
— Да… Отлежали бока.
Люди привычно находили свое место в строю.
Снова раздался голос комбата.
Батальон тяжело качнулся и шагнул в кромешную тьму.
Наутро батальон столкнулся с противником. Немцы, видно, рассчитывали дать решительный бой и прорвать фронт. Но батальон успел окопаться. Бойцы выгодно расположились на возвышенности. Цепи гитлеровцев были перед ними как на ладони. Несколько атак, даже поддержанных танками, не дали возможности продвинуться врагу, К вечеру гитлеровцы утихли.
Снова наступила ночь. Вдали, придавленный облаками дыма, замер лес. Дым полз над искореженной, искромсанной землей.
Небо нависло усталое, печальное. Под его покровом отдыхали люди, используя каждую минуту наступившей ТИШИНЫ.
Оглядывая усталых, запыленных солдат, медленно шел генерал Александр Васильевич Соколов. Его сопровождали несколько командиров. Генерал беспрерывно курил. Как всегда подтянутый, гладко выбритый, он шагал мимо солдат, внимательно слушая торопливое объяснение капитана Стеклова.
Комбат, вероятно, докладывал о положении в своем подразделении.
Возле небольшой группы солдат командиры остановились.
— Ну, как дела? — просто, как у давних знакомых, спросил генерал. Ответив на приветствие, он внимательно рассматривал строгие лица. — Увидели немца? Пощупали?
— Танки у него, товарищ генерал, — нахмурив брови, уныло произнес один из бойцов. — Танки — это сила. Что с ними поделаешь? Руки коротки у нас.
Генерал понимал настроение солдат. Он только вздохнул, продолжая молча рассматривать их. За него ответил комбат:
— Наши дрались хорошо. Конечно, если бы не танки, мы погнать бы могли немца. Танки — это точно, сила.
Капитан говорил сдавленным, озабоченным голосом, косясь на генерала: если бы тот сказал что-нибудь утешительное, веское, подбодрил бойцов.
Генерал еще раз осмотрел сгрудившихся вокруг него солдат и твердо, чеканя каждое слово, сказал:
— Позади Москва. А перед нами сильный, страшный враг. Опасность сейчас велика. Но вы подумайте, что случится, если мы дрогнем, если отступим.
Солдаты молчали. В их сознании не могла удержаться эта мысль и на какую-то долю секунды. Они не могли представить, чтобы Москва… Да нет… Не может этого быть….
— Конечно, у немца много техники, — продолжал генерал. — Он все сейчас собрал в один кулак, думает обрушить удар на Москву и покончить с нами. Сразу со всей страной покончить.
— Ишь ты! Быстро решил.
— Посмотрим, чем он кончит, немец-то.
— Заставим повернуть.
Солдаты плотнее обступили генерала.
— Я думаю, — довольно улыбнулся Соколов, — заставим повернуть. Обязательно. Мы, дружны, едины, Нам и карты В руки.
Трудно ему было говорить, генералу. Трудно обещать то, чего у него нет. Где она, техника, где они, воспетые в песнях танки, которые несутся быстрее ветра?!
Генерал повернулся к командиру батальона:
— А вот насчет слаженности в бою — у нас не всегда хорошо, Случается, воюем кто как может. Немец это может учесть. Смотрите. Вот как нам нужно держаться, — генерал сжал кулак и взмахнул им.
Соколов понимал, что, говорит, не то. Ничего конкретного пока не мог пообещать. А как бы добрая весть подбодрила усталых людей!
Генерал вытащил пачку „Казбека“, взял папиросу, помял ее и, сжав в зубах, закурил.
— Всегда думайте о том, что за нами Москва, что мы должны ее защитить.
— Сможем, товарищ генерал…
— Отстоим…
— Выдюжим!..
Соколов одобрительно кивнул и, простившись с солдатами, пошел дальше. Он верил этим бодрым словам. Верил непоказному оптимизму. Такие люди не дрогнув встретят смерть. Но сквозь бодрые голоса прозвучала и трезвая, с каким-то укором, фраза: „Танки у него…“
Солдаты могут не двинуться с места, но по ним, по солдатам, пройдут танки….
Бектемир, сидевший в стороне, прислушался к разговору и поинтересовался:..
— Кто это?
Сосед Бектемира, молодой солдат, многозначительно поднял брови:
— Наш генерал… Соколов. — Солдат принялся сворачивать козью ножку. — Большой человек.
— Да, — согласился Бектемир. — . Каждое слово его обдуманное, нужное..
— Замечательный человек, — продолжал солдат. — Правда, чуть-чуть горд. Но это ничего. Воюет хорошо. Пришлось не быть с ним в Западной Украине. Показал он себя гам.
Солдат покосился на Бектемира, проверяя, какое впечатление произвели эти слова, и с наслаждением затянулся крепким, густым дымом…
Бектемир с интересом смотрел. вслед удалявшимся командирам. Он неожиданно почувствовал себя спокойнее.
Вон как твердо, уверенно. — шагают много повидавшие в жизни люди.
— С ними, наверное, не пропадешь.
Все вокруг изменилось. Иначе выглядят и величественный русский лес, и необозримые поля. Иначе выглядят и люди. Живут они так же дружно, так же порой шутят, смеются. Но теперь в их разговорах иногда слышатся тревожные нотки:
— Сколько же у него самолетов?
— Откуда только берутся танки?
— Ну и сила прет на Москву!
Однако никакой паники. Люди трезво оценивали обстановку. Они твердо знали, что немцам не видать Москвы.
— Победа или смерть!
Нет. Это был не лозунг. Эти слова шли от сердца. В них было одно желание — своей грудью защитить Родину от врага.
И пусть по вечерам звучали грустные песни. Пусть. Эти песни посвящались родному краю, милым березкам, далеким матерям и невестам. Тому, что нужно было беречь от врага, тому, что хранилось в самых заветных уголках сердца.
Разве можно отступать, разве можно поднимать руки перед врагом? Нет и нет!
— Победа или смерть!
— Уничтожим фашистов!
Этими мыслями жили солдаты всех национальностей. Жил весь фронт. Жила вся страна.
— Солдаты ждали встречи с врагом, чтобы с ним рассчитаться.
Вначале фронт показался Бектемиру не очень страшным. Окопы, блиндажи, проволочные заграждения — это даже интересно, любопытно. Где-то неторопливо, тяжело ухают пушки, изредка нервно стрекочут пулеметы. Бектемир озирается кругом. Особенно его подмывает посмотреть вперед. Но он много слышал об осторожности, потому не решается. Наконец, терпение его иссякает и он, словно подсматривая из-за забора, вытягивает шею.
На поле, сплошь покрытом увядшей, пожелтевшей травой, боец видит два черных танка: один — накренившийся набок, другой — уткнувшийся в землю. Бектемир подобно рыбе, которая, с плеском вынырнув из-под воды, снова в мгновение исчезает, несколько раз высовывал голову… И вдруг мимо него с визгом пронеслись пули. Бектемир, выругавшись, поспешно опустился.
