Оказавшись внутри, где царили пыль, гарь и кислая вонь тротила, Степан сразу же швырнул гранату на площадку второго этажа. Тугая ударная волна ударила по перепонкам, обильно осыпав бойцов песком и ошметками штукатурки. Через мгновение, оглохшие, они были уже наверху, пытаясь что-нибудь разглядеть в пыльном удушливом облаке, окутавшем все вокруг. Вдоль стены, разбросав в стороны руки словно крылья, лежал лицом вниз раненый боевик. Его камуфлированную форму густо припудрило известкой. Под ним медленно растекалась темная лужа крови, автомат с перебинтованными изолентой магазинами валялся в ногах. Степан сходу полоснул короткой очередью по врагу. Пули впились в пыльную вздрагивающую спину, безжалостно вспарывая бушлат, гулкие выстрелы ахнули эхом. Дым и пыль стали рассеиваться. Осмотрелись. Коридор был буквально завален мусором и изрядно загажен, то здесь, то там красовались засохшие кучки. Деревянные полы были большей частью отодраны, кругом валялись искореженные плечи труб, обрывки пожелтевшей грязной бумаги и куски от школьных парт, ощетинившиеся ржавыми изогнутыми гвоздями. Под ногами шуршал и похрустывал керамзит.
Из дверного проема ближнего класса вдруг выглянул бородатый «чех», но Степан судорожной очередью загнал его обратно в класс, неприятно ощутив, как мурашки со спины перекочевали под вязаную шапку.
– Шилова бы сюда! Он бы показал «вахам» козью морду! – сплевывая грязную вязкую слюну, нервно бросил Степан через плечо Савельеву.
– Еще бы! – отозвался вспотевший напарник.
– Он – мастак выкуривать этих тварей!
Из проема высунулся ствол; и короткая очередь оглушительно саданула в пустынном коридоре, буравя стены, сшибая куски штукатурки, ковыряя красный кирпич. Одна из пуль, срикошетив от стены, тренькнула в пол прямо у лежащего Исаева перед носом.
– Ах, ты, с-сучара! Савел! Ты видел? – пробурчал возбужденно «волкодав». Желваки ходуном заходили на заросших рыжей щетиной скулах. – Ну, погоди, джигит! Сейчас ты у меня станцуешь лезгинку!
– Степ, может, жахнуть вогом! – проорал багровый от возбуждения напарник.
– Не стоит! Промажешь! Куда он, на хер, денется? Мы его щас старым дедовским способом выкурим! Прищучим кунака! Ховайся, браток!
Степан быстро извлек из карманов разгрузки на божий свет пару гранат. Савельев отполз в сторону.
Неожиданно в этот момент из класса, пересекая коридор, к окну метнулся темный силуэт и перемахнул через подоконник. Послышались крики, злобный лай Карая, перекрываемые двумя громкими очередями. Из проема вновь было высунулось дуло автомата, но Савельев из-за выступа полоснул очередью вдоль коридора, заставив противника затаиться.
– З-зараза! – выругался Степан, обалдевший от грохота выстрелов. Рванув чеку, бросил гранату и распластался за убитым боевиком. «Эргэдэшка» упала мягко на керамзит перед проемом. Взрыв потряс здание. Осколки и керамзит разлетелись веером, кромсая, уродуя стены. Степан, не раздумывая, бросился вперед и, упав ничком у проема, швырнул вторую гранату внутрь класса. Опять рвануло. Ударной волной из класса вынесло огромное облако удушливой вонючей пыли. Сверху посыпалась какая-то дрянь. Вскочив на ноги, оглохший «собровец», влетел в помещение, строча из «ПКМа» в глубь класса, окутанного густой завесой.
Все было кончено. Под окном, привалившись к ободранному подоконнику, полусидел окровавленный боевик в сером омоновском камуфляже. Из-под вязаной шапки, которую перетягивала зеленая повязка с арабской вязью, по запыленному бородатому лицу медленно ползли кроваво-грязные потеки. Тусклые глаза при виде «собровца» на мгновение блеснули, ожили и тут же погасли. Исаев подошел к неподвижному телу, тронул дулом и присев рядом, устало прислонился спиной к стене.
– Оппаньки! Спекся, шахид! – раздался хриплый голос вошедшего следом Савельева.
Класс был пустой, если не считать трех-четырех сломанных парт, да двух увесистых рюкзаков, сваленных в дальнем углу. Из стен были вырваны выключатель, розетки, проводка отсутствовала.
– Глянь, мелкашка! – поднимая с пола винтовку с оптическим прицелом, оживился «собровец».
– Из таких в Грозном наших ребят щелкают как куропаток, легка и удобна для ведения уличных боев, не то, что «эсвэдэшка», – сплевывая сгусток грязной слюны и смахивая рукавом пыль с бровей и носа, отозвался Степан. Он почувствовал смертельную усталость, вдруг стопудовой веригой навалившуюся на него, будто вагоны разгружал.
– Какой-то Гаджи Мирзоев! – обернувшись к товарищу, Савельев помахал документом, который извлек из нагрудного кармана убитого. – Служба Национальной Безопасности Чеченской Республики Ичкерия.
Но Степан его уже не слышал, он был далеко…
Утро. Солнце еще не встало. Белое неподвижное светлое зеркало озера. Стелится на водной гладью нежными клочьями седой туман. Ему двенадцать лет. Он сидит в лодке и смотрит на медленно гребущего брата-близнеца. Из под весел Виталия, журча и завихряясь в маленькие водовороты, уходит за корму вода. В тишине слышны только скрип уключин да всплески стаек испуганных мальков, которых гоняет окунь или щука. Его пальцы за бортом в теплой, как парное молоко, воде…
На второй этаж поднялись остальные «чистильщики».
– Первый раз настоящего шахида вижу! – прогундосил из-за Савельева простуженным голосом Привалов.
– Погоди, паря, послужишь с наше и не такое увидишь! – перебирая личные вещи боевика, проворчал Колосков.
– Бля, да у них тут целый арсенал! Как только не разнесло к чертям собачьим всю хибару? – удивился, копаясь в рюкзаке подрывников, Стефаныч. – Если б не Степаша, эти воины аллаха уж давно бы люля-кебаб из нас сделали!
– Это как пить дать! – отозвался Самурский, с любопытством озирая класс.
– Что с Дудаковым? – вдруг встрепенулся очнувшийся Степан.
– Сиди, Степа, сиди! Эх, жаль глотнуть нечего, братишка! Отвоевался наш Дмитрич! Прямо в висок! Сразу отдал душу, не мучился!
– Вот и съездил в командировочку, – сказал Савельев, в сердцах сплевывая. – Заработал дочке на приданое!
– Димка вот чудом уцелел!
– Видно в рубашке родился!
– Ноги посекло осколками да дверью физиономию расшибло!
– Если б не Гоби, каюк бы ему!
– Да, сучку жалко! В клочья разнесло! Умная была псинка!
– Что с третьим? С боевиком! – полюбопытствовал Исаев, вытирая рукавом лицо.
– Шерстью накрылся! Тимохин с ребятами подоспели во время, с ходу завалили! – добавил Стефаныч.
– Поспешили малость! Карай все равно не дал бы уйти!
– Шкет, совсем еще сопля зеленая! – отозвался Привалов.
– Сопля?! А «макаров» за поясом, это что, бирюльки тебе! – вспылил сержант Головко, оборачиваясь к нему.
Карай, помахивая хвостом, наблюдал, как военные раскладывали на земле захваченные трофеи. Здесь были и четырехсотграммовые тротиловые шашки, и гранаты с ребрышками, и три фугаса, и разноцветные провода с плоскими батарейками… Старший прапорщик Стефаныч внимательно рассматривал металлическую трубу с прицелом. Почему-то эту зеленую трубу, из которой вырывается огненная стрела, старший лейтенант Колосков называл «шмелем», «шмеликом». Чудак! Но, он то, Карай, прекрасно знает, какие они, шмелики. Они такие маленькие мохнатые и гудят совсем не так, когда летают над цветами.
Карай, тихо скуля, из стороны в сторону беспокойно заметался на длинном поводке. Гоби нигде не было. У стены школы сержант Кныш и Виталька Приданцев перевязывали бинтом его давнего врага, проводника Гоби – Мирошкина. У солдата тряслись руки и голова. Кобель настойчиво втягивал носом воздух, но, кроме запаха крови, гари и тротила, ничего не чуял. На крыльце на бронежилете неподвижно лежало, окруженное бойцами, бездыханное тело капитана Дудакова. Овчарка знала, что наступит завтра, и она больше никогда уже не увидит этого сердитого шумного вояку; как и остальных, которые тоже когда-то, вот также лежали с каменными отрешенными лицами и потом навсегда куда-то бесследно исчезали из ее жизни.
К школе, злобно урча, выплевывая порции вонючего дыма, подлетел БМП с сидящими на притороченном бревне майором Сафроновым, рядовыми Ермаковым и Гусевым. Резко затормозив, «бээмпэшка» кивнула носом. Сафронов неудачно спрыгнул с брони, чуть не подвернув ногу. Чертыхнулся, подняв воротник у бушлата, пряча лицо от порывов холодного ветра, закурил и, не обращая внимания на лающего Карая, прямиком направился к понурым солдатам, стоявшим у крыльца школы. У стены, под окнами, лежали трупы боевиков и пацана, лет пятнадцати в замурзанной кожаной куртке и одной кроссовке на ноге. Рядом вертелся, злобно рыча и скаля желтые клыки, Карай. Чуть поодаль маячила горстка любопытных из местных жителей.
– Что у вас тут? Что за взрывы? Чего молчите, хорьки? – маленькие карие глазки комбата на широком обветренном лице насквозь буравили угрюмые лица.
