Был Михайло хорошим мастеровым — в зимнее время ковал отличные решетки для окон церквей: может еще и до сих пор ржавеет какая-нибудь в проеме полуразрушенного храма. Летом занимался пчеловодством: имел более ста ульев-дуплянок. Вроде бы было все: и умелые руки, и острый ум, без которого пчелы слушаться не станут. А дело не шло. Да и не могло идти у крестьянина в государстве, отменившем крепостное рабство на четыреста лет позже, чем в хитроумной Англии.
В связи с этим выскажу следующие соображения: англичане практически спасали себя, убирая, по возможности, преграды с пути развития свободного человека — не ленились. Конечно, расплата за слабоумие нашего правящего класса была ужасна. Платил весь народ. Но разве не преступно было держать в рабстве десятки миллионов крестьян, в то время, как на Западе уже вовсю строили железные дороги? Не дико ли, что сегодня мы все никак не можем убрать преграды с пути свободного развития производителя, а основная полемика кипит вокруг проблемы: гектар или два земли давать крестьянину в наймы или аренду? Особенно любили упражняться в этом на моей памяти разного рода бюрократы: будто не своему кормильцу, а врагу землю собирались отдавать.
Как водится, мой прапрадед Михайло крепко выпивал — бражничал. Еще один путь обретения свободы нашим человеком. Роль водки, пива и прочих веселящих напитков в нашей истории уникальна. Совсем недавно несколько десятилетий подряд потоками спиртного обмывались обнищание и деградация народа и государства. Так что отнесемся снисходительно к моему предку.
Тем не менее, переселенцам на месте не сиделось. На юге, вслед за движением русских армий и казачьих полков будто приподнималась огромная завеса над колоссальными массивами богатейших черноземов, прогреваемых щедрым солнцем… В морях плескались невиданные рыбы огромной величины. Благоухали пышные травы. Конечно же, мои предки, видимо, люди непоседливые и предприимчивые, уже понявшие, что от перемещений жизнь, по крайней мере, не становится хуже, а становится интереснее, снялись с места.
На этот раз они откупились у воронежского помещика-пана. И окончательно утвердив за собою фамилию Пановы, двинулись на Кубань. Думаю, что, ночуя под телегами, глядя на звезды, они толковали все о том же: о вечном заблуждении славян, связывающих волю с землей.
Но земли, куда они, в конце концов, прибыли, в район Белой Глины, что в двухстах верстах на юг от Ростова, были уже свободны только относительно. Мало того, что новые земли были разобраны новыми хозяевами: помещиками, жалованными за службу в армии императрицы, и казаками, но и прежние хозяева не собирались от них отказываться. Турки, ногайские татары, находившиеся под протекторатом Османской империи, адыгейские и осетинские племена, черкесы. Как известно, люди они не робкого нрава — с пойманным казаком или русским переселенцем разговор бывал короток. И потому мои предки не подались сразу вглубь Кубани, а продвигались медленно, примкнув к группам переселенцев. Таборами по десять-двадцать семей они медленно кочевали вглубь кубанских степей в поисках удобного для поселения и безопасного места. Уже позже, я не раз анализировал законы движения народов по округлостям нашей планеты. Ну, не удивительно ли, что примерно в одно время, в 16-ом веке, конкистадоры Кортеса двигались по плоскогорьям Мексики на запад, разрушая империю инков, а в то же время казаки Ермака продвигались на Восток, громя войска Кучума. И таких параллелей в истории немало. Действительно, будто какая-то космическая сила будоражила людей и заставляла двигаться навстречу опасностям, но и перспективам. Так и в 18 столетии: американские пионеры шли покорять дикий Запад, а славяне активно осваивали земли Востока. В Америке вытеснили индейцев, а у нас черкесов. Так вот, стараясь особенно не удаляться от воинских поселений и гарнизонов, окружая на ночь свой стан телегами и возами, русские переселенцы медленно двигались вдоль укрепленных линий.
Если останавливались на определенное время, то засевали кусочек земли либо занимались каким либо-другим промыслом для пропитания. Выкапывали большую глубокую, до двух метров, яму, где размещали на ночь коней и прятались сами. На образовавшихся брустверах выставляли часовых. Ночная темнота нередко взрывалась выстрелами, криками часовых, лихим посвистом горцев и легким стуком копыт их поджарых коней. Следует сказать, что быт и нравы горцев, суровая дисциплина, царящая в их родах и племенах, высокая приспособленность оружия, снаряжения и одежды к местным условиям заставляла переселенцев-казаков многое перенимать у них: знакомые по повести «Казаки» Л. Толстого, чекмени, шашки, лохматые шапки. Казаки, вообще скоро стали походить на горцев.
Память предков сохранила фамилии семей переселенцев, с которыми Пановы вместе приживались на новой, такой плодородной, но негостеприимной земле: Бондины, Хрюкины… Однажды, при дневном набеге, горцы захватили во время пахоты сына моего прадеда Михаила — Ивана. Его нашли с отрубленной головой. Из пищевода выливалась лапша, съеденная за обедом. Кроме всего прочего из этого следовало, что мясными блюдами поселенцев не баловали. Однако это вегетарианство поневоле шло на пользу.
Сколько помню своих предков и родственников, почти все они были сильные и энергичные люди. Приключения накладывали вместе с жарким кубанским солнцем все больший отпечаток на характер русских мужиков.
Все больше становилось среди них людей решительных, самостоятельных, инициативных, готовых жить в условиях свободы. К сожалению, отражалось это и на неприязных отношениях между родственниками. Но вот, очередной парадокс, племена горцев, защищавшие свою свободу, снова толкнули русских крестьян-переселенцев в рабство. Люди устали мыкаться и терять близких. Года через два после прихода на Кубань табор Пановых, Хрюкиных, Бондиных и прочих подался в сторону Азовского моря к Ейску. Здесь, после пятилетней стоянки, род Пановых разъединился. Два брата моего прадеда Захара Панова остались в Ейске, где до сих пор живет немало моих дальних родственников и однофамильцев. А сам Захар Панов с частью рода переселился на земли помещика Минина в районе Бриньковского лимана. Места были благодатные: огромные пространства пахотного чернозема, обширное зеркало лимана, кишащего рыбой.
Родоплеменная структура имеет свои достоинства и недостатки. Всю ответственность за заключенное трудовое соглашение пришлось взять на себя Захару. С помещиком Мининым был заключен словесный договор, разумеется, подкрепленный целованием креста. Условились, что за десять лет работы с раннего утра до позднего вечера семья Пановых, состоящая из 11 человек (учли и подростков), получит от помещика десять десятин земли в вечное пользование, лошадей, другой мелкий скот и сельскохозяйственный инвентарь, который будет нажит на свои средства.
Снова вернусь к судьбам России. Много раз сжималось мое крестьянское сердце болью, когда видел опустошенные, прекрасные помещичьи усадьбы, церкви со сбитыми куполами. Будто страшный ураган пронесся над Россией. Но были ведь и истоки этой дикой ярости народа к людям, которые были богаче и образованнее. Да, колоссальные претензии к большевикам, но вряд ли они сумели бы взять власть, не будь в памяти десятков миллионов крестьян таких, например, «милых» эпизодов. Десять лет Пановы, во главе с моим прадедом Захаром Михайловичем, который управлял имением, а значит, был довольно близким к Минину человеком, орошали потом плодородную кубанскую землю. Казалось, сбывается вековая крестьянская мечта: своя земля, своя воля. Во имя этого терпели и переносили и непомерный труд, и постоянные унижения, и обиды. И вот наступил Юрьев день. Минин вызвал моего деда Захара и объявил ему: «С чем пришел, с тем и уходи». Жаловаться было некому. Семья была в глубоком смятении. Кое-кто говорил о мести. Но отходчив русский человек и не любит отвечать злом на зло. Да и боялись власти земной и кары Божьей. Боялись до тех пор, пока чаша терпения не переполнилась и люди перестали считать чем-то зазорным поджог помещичьей усадьбы или разграбление церкви. Повторяю, я, немало знающий о прошлом, не хочу мазать его черной краской, но не хочу и обелять. Вот только удивляет меня то, что даже потомки древних дворянских родов в интервью, которые дают в Париже, сознают свою глубокую вину перед русским народом, а многие наши современники ныне впали прямо-таки в дворянскую эйфорию. Да, у дворянства немало заслуг перед Россией, но велика и его вина. Пожалуй, ни одна страна в Европе не могла похвастаться таким диким правящим классом.
Посоветовавшись, Пановы обратились к Минину со «святой мольбой». Прадед Захар Панов повел всю семью к дому помещика. Сам глава рода, авторитет которого был непререкаем, стал на колени и принялся умолять помещика проявить божескую милость. Минин выслушал мольбу моего прадеда и разрешил взять четырех лошадей, одну корову, десять овец и кое-какой сельскохозяйственный инвентарь. А также было велено в тот же день убраться из пределов поместья.
