– Эх, далековато построили, надо было поближе к метеостанции, оттуда от всех служб быстрее дойти можно, – упиваясь славой, приговаривал Борисыч.
– Да ладно, там ещё одну построим, даже лучше, теперь опыт есть, – подольстил ему Федюня, тревожно прислушиваясь к возможным критическим высказываниям солдат.
Но все были довольны. Командир даже пообещал подумать о поощрении для строителей.
На взлётке в это время готовили к боевому применению вертолёты. Технари заныривали внутрь бортов, проверяли узлы и агрегаты, где-то уже начинали почихивать двигатели. Прапорщик Мерзликин, которого позвали убедиться в том, что в противообморозительной системе не оказалась спирта, сидел в кабине "Ми-8", куда Федюня, выполняя вчерашний договор подсунул "кишмишёвку". "Прапор" "лечился" ею, удивляясь и размышляя, а куда же делся спирт и прикидвал, стоит ли подать рапорт на начальника склада или лучше решить дело полюбовно. Вроде того, что взять посудину, налить в неё "массандры" и заправить систему, не забывая и себя. Эта идея понравилась, и успокоенный Мерзликин представил себя суровым боевым лётчиком, падающим с небес на немирный афганский кишлак. Сжимая рукоять управления, он загудел, задудел, изображая шум двигателя вертолёта, и... нажал на кнопку пуска реактивных снарядов, мгновенно трезвея от ужаса – предохранитель не был опущен...
Солдаты брели на завтрак, с неохотой покинув курилку, изредка оглядываясь на неё и размышляя о том, что после еды просто необходимо покурить.
Федюня развивал идеи по благоустройству территории, прилежащей к курилке, и убеждал Борисыча разработать проект озеленения "очага культуры", начав, конечно же, с рытья арыка, – "а то ничего не вырастет". Борисыч только хотел возразить другу, что курилку почти год собирались строить, а уж арык..., но не успел. С взлётки за спиной раздался этакий характерный звук: "Шшшшухххххх...".
От камуфлированной "вертушки" волнообразно летел снаряд, оставляя за собой белый след. Он влетел в курилку, разнеся её в клочья на безобразные, оплавленные куски дюраля.
Протрезвевший было, но тут же совершенно опьяневший от страха Мерзликин, выпав из кабины вертолёта, уже шёл к рассвирепевшему полковнику на подгибающихся "макаронных" ногах, шепча белыми губами оправдания.
* * *
Месяца через два, уже осенью, когда самолёт, доставлявший солдатское довольствие, был сбит на посадке, и табачный голод достиг предела, Федюня курил газетную самокрутку, зорко оглядывал территорию, в поисках окурка, и сказал Борисычу, занятому таким же делом:
– Хорошо хоть курилки нет, где бы мы курево добывали? Там же как: окурков в бочку набросали, и туда же наплевали, кто их потом курить-то будет?!
Борисыч посопел и вместо ответа дал Федюне крепкий подзатыльник. За что, спрашивается?
– Ну вот, правда, за что? – засмеялся Федюня, припомнив крепкий подзатыльник Борисыча. – Я ж как лучше хотел!
– Мог ты этому дураку Мерзликину тушенки пообещать? Или сгущёнки? Хрен с ним, нашли бы, перебились бы как-нибудь. Ладно, даже кишмишёвки, но отдал бы вечером, чтобы он где – нибудь за модулями или в ангаре нажрался бы! Так что не бухти, – правильно заработал по шее!
– Ладно, дело прошлое. Хотя, конечно, если бы курилка уцелела, то на проверке мы не планшеты бы рисовали, а стояли навытяжку и похвалы принимали.
– Ох, ты б лучше не вспоминал про те планшеты, – сморщился, как от зубной боли Борисыч.
– А что, что там такое было? – заинтересовались мы.
– Да вот, ожидали мы проверку и готовились к ней. Всё было бы хорошо, да... Ну, расскажу по порядку.
Проверка.... Это слово повергло весь полк в бурную созидательно – хозяйственную деятельность. Забегали все, от командира полка до самого зачуханного солдата, вечно сопливого Алимки Теймуразова! Ещё бы, из самого ТуркВО понаедут генералы! Суровые и неприступные, они будут шерстить и строить, соваться всюду, порядок наводить и за непорядок «гривы сшибать» всем подряд! Так лучше же предусмотрительно прибрать, навести порядок, и приукрасить всё, что только можно!
Два дня "причёсывали" прилегающие к самой взлётной полосе пески. Этими же самыми пыльными песками засыпали остатки взорванной курилки. Под страхом "губы" вминали окурки в землю и затаптывали. Стало почище, поаккуратнее, надо признать! Мало этого было для приёма комиссии! Крайне мало. А чем-то надо отличиться, выделиться. Ну что тут покажешь?! Выгоревшие палатки, плац, в своё время укатанный минным тралом и залитый водой, после чего солнце спекло подготовленную поверхность до твёрдости бетона. Хороший способ, что-то вроде катка получается. Кое-где в Афгане так строили даже взлётки для самолётов! Правда, на этом плацу редко строили личный состав. Даже перед рейдами полк становился вдоль палаток.
Замполит Губарев маялся, места себе не находил. С кого будут спрашивать за политическую подготовку личного состава, как не с него? А блеснуть то нечем!
– Вот же, твою мать! – матерился майор, беспомощно размышляя, чем-таки удивить комиссию. Не, не варит голова. Чем ты их удивишь в пустыне? Не фонтан же для них построить! Он морщился от головной боли и уходил в столовую, где ему становилось легче при виде солдат, битым стеклом обдирающих до сахарного блеска столы и скамейки.
У входа в палатку пищеблока столкнулся с командиром. Полюбовались вместе заблиставшими предметами быта, покурили, поскребли в затылках. Замполит попросил совета.
– Слушай, Семёныч, – задумался полковник, – а ты бы какие-нибудь стенды сделал, что ли. Там для постройки ДОСов* фанера есть, возьми, сколько надо, и напишите что-нибудь такое, знаешь...
– Есть! – возликовал майор и заспешил к складам, сожалея на ходу, что не дошла до него такая простая мысль. Засохли мозги к чёртовой матери на этой войне!
Ну конечно, стенды! Наглядная агитация! Придумались майору какие-то яркие плакаты с лозунгами, выписками из уставов, суворовскими поучениями и маршрутом славного боевого пути полка. Правда, Губарева смущало, что до проверки оставалось всего три дня, а ещё даже фанера по размерам не была разрезана, но он себя подбадривал.
– Ничего, ничего, – не давал поглотить подступающей тоске радость находки, – Художников со всего полка соберу, сутками рисовать будут. Пусть в полку сидят, в рейд не пущу! – соображал майор. Он указал солдатам и начальнику склада, какие листы фанеры вытаскивать и как их резать. И стоял над душой у исполнителей, пока не убедился, что всё сделано правильно. Можно было начинать рисовать, но...
... Увы! Художников в полку не нашлось вообще никаких.... Маляры, плотники – это – пожалуйста! С нашим глубоким уважением! А вот рисовать некому! Отчаялся замполит, затосковал больше прежнего. Но времени терять не стал. Решил сам рисовать, копировать по квадратикам. Достал учебники "Два мира – две системы", "Боевая и политическая подготовка солдат" и прочие и стал расчерчивать понравившиеся рисунки....
Федюня с Борисычем получили задание подготовить к рисованию, – загрунтовать фанеру. В водоэмульсионную краску добавляли гуашь, тщательно размешивали и Федюня старательно покрывал равномерным слоем будущий шедевр армейского искусства. Потом, на подсохших листах, Борисыч расчерчивал простым карандашом увеличенные квадраты в тех местах, где замполит собирался живописать. Двое суток не покладая рук, с короткими перерывами на сон и еду, друзья набивали через целлулоидный трафарет тексты густой гуашью, вытирали и подкрашивали грунтовкой те места, где поролоновый тампон выходил за края трафарета, выверяли оттиснутое с оригиналом – чтобы, не дай бог, ошибки не случилось.
М-да-аа-аа.... Чудо, а не планшеты получились! Третьяковская галерея! Весь полк к ним как на экскурсию ходил, когда выставили их вдоль палаток на просушку. Замполит ликовал, а Федюня с Борисычем ревниво охраняли дело своих рук, никого не подпускали ближе чем на три метра, чтобы не запылили! А некоторые особо одарённые, дай волю, – ещё могут и руками залапать!
Губарев торжествовал, а довольный командир полка пообещал подумать об отпусках для "художников" и награде для замполита. Правда, после проверки и если она пройдёт нормально.
Чтобы драгоценные планшеты не пострадали от неизвестных опасностей, на ночь перед днём прилёта генералов, майор Губарев распорядился занести их в палатку, из которой выселили всю роту на улицу. Охранять драгоценную наглядную агитацию остались единственные люди, которым замполит мог их доверить – Федюня и Борисыч. Для этих доверенных лиц майор из своих запасов выделил пару банок тушёнки и вкусного итальянского томатного сока, перчёного и подсоленного, который можно было купить только в "Берёзке". Заслужили бойцы, что уж тут сказать!
На плацу солдаты красили нитрокраской рамы, чтобы раненько утречком выставить в них планшеты по всему периметру.
Борисыч улёгся на койку и задремал. Федюня сидел у буржуйки, таращился, вглядываясь в освещаемые бликами огня силуэты кривобоких солдат, косоватых самолётов и танков, изображённых неумелыми руками. Любовался! Думал даже, не податься ли после службы в художественное училище.
