Днем «Вечерняя звезда» снова присоединилась к конвою. Предстояло узнать, что нам готовит наступающий день. Долго ждать не пришлось. Уже в 8.30 пеленгаторы засекли переговоры немецких подводных лодок. Теперь у них было преимущество, они сумели занять позицию впереди конвоя.
И снова, теперь с «Уайтхоллом», «Вечерняя звезда» понеслась в указанном направлении, пытаясь установить контакт. Показавшийся на горизонте дымок вселил в нас надежду на успех. Однако очень скоро выяснилось, что нас ввело в заблуждение греческое судно, которое после шторма так и не смогло присоединиться к конвою и теперь мирно шло своим курсом, пребывая в счастливом неведении о снующей неподалеку вражеской подлодке. Почему судно не подверглось торпедной атаке, остается только догадываться. Возможно, командир немецкой субмарины ничего не слышал о возможности получить «синицу в руки» и ждал возможности поразить более крупную цель – конвой. Вернув греческую овечку обратно в стадо, мы продолжили поиски, но безрезультатно.
Затем, примерно в 10.45, на мостик поступило очередное сообщение. Подводная лодка появилась слева по курсу конвоя. Мы ринулись туда. Стояла изумительная погода. Нас окружало голубое спокойствие южных широт. Воздух был кристально чист и прозрачен. В это время раздался крик наблюдателя с мачты. Он заметил на горизонте подозрительный объект, но при таком расстоянии не мог его как следует рассмотреть. Мы направились к непонятному предмету, развив максимальную скорость. Но прежде чем мы сумели подойти достаточно близко, чтобы его идентифицировать, предмет исчез из поля зрения. Я чувствовал, что это была вражеская субмарина, которая при нашем подходе погрузилась, но не был в этом уверен. При такой сверхвидимости глаза могут нас подводить и выкидывать самые замысловатые фокусы. А если это была действительно подводная лодка, каково расстояние до нее? Как его оценить хотя бы приблизительно? Миражи способны сбить с толку кого угодно! Но тем не менее мы произвели ориентировочные подсчеты и по прибытии на место приступили к гидролокационному поиску. Еще несколько дней назад я проклинал на чем свет стоит ужасную погоду, теперь я бормотал ругательства в адрес тихого жаркого дня. Потому что такая погода создает самые неблагоприятные условия для работы гидролокационных приборов. Более того, море вокруг жило собственной жизнью, кругом плескались косяки рыб, наслаждающихся теплотой Гольфстрима, причем каждый из них отражал эхо, которое следовало зафиксировать и проверить, не от субмарины ли оно пришло.
К полудню нам посчастливилось установить контакт с объектом, который вполне мог оказаться подводной лодкой. Я принял решение атаковать его глубинными бомбами. Когда мы готовились к повторной атаке, то снова услышали крик наблюдателя с мачты. На этот раз он был уверен, что видит подводную лодку. Становилось по-настоящему жарко. И хотя было опасно оставлять конвой без прикрытия, я чувствовал, что обязан ликвидировать эту угрозу, и дал команду «Уайтхоллу» и «Ванессе» присоединиться к «Вечерней звезде», которая полным ходом пошла навстречу замеченной нами лодке. Когда она погрузилась, мы находились от нее всего лишь в четырех милях, но условия для гидролокационного поиска были абсолютно безнадежными. Оставалось только патрулировать район и не давать лодке всплывать до тех пор, пока конвой не пройдет.
К тому времени у меня появилось ощущение, что меня со всех сторон окружают подводные лодки.
Перспективы у конвоя, на мой взгляд, были далеки от благоприятных, принимая во внимание стремительно приближающуюся ночь. К счастью, мы должны были сильно изменить курс, повернув к западу, выйти на южную часть нашего запланированного маршрута и дальше двигаться по ней. Если я сумею задержать субмарины под водой до темноты, а потом изменю курс, мы сможем ускользнуть.
Весь оставшийся день до темноты «Вечерняя звезда» и «Уайтхолл» патрулировали опасный район. В результате вражеские субмарины вели себя спокойно, и только вечером мы их снова услышали, но, к моему немалому облегчению, значительно южнее конвоя. Мы их загнали туда, куда хотели.
А в это время у меня в мозгу зрела еще одна идея, как уклониться от встречи с вражескими лодками.
В этом рейсе у нас был пассажир – адмирал Осборн. К тому времени он уже был в отставке, но был хорошо известен как сторонник применения дымовых завес. Я не знаю, кто первым подал идею, но одно не подлежало сомнению: легкая дымка, поднимающаяся с моря на закате дня, создавала идеальные условия для использования белого дыма. Я подумал, что, если мы возведем завесу из искусственного тумана между конвоем и районом предполагаемого местонахождения лодок, это несомненно собьет их с толку, когда они всплывут, чтобы продолжить преследование. Поручив командиру конвоя произвести изменение курса, как только стемнеет, я дал указание корветам группы кораблей сопровождения расположить в удобных местах плавучие дымовые шашки, чтобы дым стелился между районом предполагаемого нахождения вражеских лодок и конвоем. В то время как эсминцы, включив на полную мощность аппараты для производства белого дыма, курсировали неподалеку. Я не слишком верил в этот трюк, но, поскольку условий для гидролокационного поиска не было никаких, я чувствовал, что стоит испробовать любую возможность. Правда, была одна лодка, курс которой мы установили с достаточно высокой степенью точности. Все наши уловки не имели шансов обмануть ее, поскольку лодка находилась прямо на маршруте конвоя. Мы не могли потопить судно и надеялись, что когда оно начнет маневрировать для атаки, то совершит какую-нибудь ошибку, сделает движение, которое выдаст его точное местоположение.
Все корабли сопровождения были настороже и знали, что темное время суток является самым опасным. Я был рад получить сообщение от лейтенанта-коммандера Рассела с корабля «Дженшиен» о том, что в 20.00 отмечен гидролокационный контакт с объектом, находящимся в непосредственной близости впереди конвоя, а затем наблюдатели заметили перископ.
Для организованной атаки не было времени. Вражескую субмарину следовало срочно отправить на глубину, пока она не выпустила торпеды. Рассел сразу же проследовал на место, где зафиксировал лодку и забросал глубинными бомбами. Конвой еще даже не успел приблизиться. Затем ему пришлось терпеливо ждать, пока бесконечная вереница судов проследует мимо. При таком скоплении движущихся надводных объектов практически не было шансов снова зафиксировать контакт с вражеской лодкой. Когда конвой скрылся из вида, «Горечавка» («Gentian») и «Ванесса» долго и упорно прочесывали район. Им не удалось засечь немецкую лодку, но они несомненно заставили ее уйти на большую глубину и залечь там в слепой неподвижности, а тем временем конвой спокойно проследовал дальше своим курсом.
Я так никогда и не узнаю, обманули ли мы кого-нибудь нашей дымовой завесой или нет. Но какова бы ни была причина, ночью мы постоянно слышали сигналы вражеских субмарин, которые удалялись и становились слабее. К утру мы уже были уверены, что благополучно ускользнули от врагов.
На том этапе, в который вступило сражение на Атлантике летом и осенью 1942 года, кораблям сопровождения, имеющим хорошо обученные экипажи, нечего было бояться «морских волков», хотя враги обладали хорошей реакцией и старались немедленно использовать наши слабости или ошибки. Некоторые конвои были изрядно потрепаны и понесли потери, выражающиеся в двухзначных цифрах. И всякий раз это происходило либо из-за недостаточной численности кораблей сопровождения или ввиду низкой квалификации экипажей.
В этот период экипажи кораблей сопровождения главным образом пополнялись из канадских ВМС. Серия несчастий, обрушившихся на сопровождаемые канадцами конвои, наглядно продемонстрировала необходимость качественной подготовки экипажей для защиты конвоев. Высокой квалификации отдельных представителей немногочисленного канадского флота довоенного периода было недостаточно. К сожалению, у подавляющего большинства канадцев, которые попадали на наши корабли сопровождения, не было времени даже как следует с ними познакомиться. Их сразу бросали в бой, такая практика заканчивалась плачевно.
Канадцы бросились в войну с жаром и искренним энтузиазмом. Они стремились быть впереди. Их военно-морской флот в начале войны насчитывал шесть эсминцев и 2000 человек. Но, страстно желая сыграть важную роль в войне, канадский флот стремительно расширялся. Они строили для себя корветы, а в 1941 году приняли на вооружение несколько устаревших эсминцев из резерва ВМС США. К концу войны канадский военно-морской флот насчитывал уже более 400 судов и почти 90 000 человек. Такой внезапный рост привел к неизбежным последствиям: офицеры и матросы выходили в море, не получив почти никакой подготовки.
