Как всегда при замедлявшемся наступлении, штабы батальонов, полков и дивизий сбивались в одну линию. Так получилось и в Восьмой армии на подступах к станции Лаймала. Однако Бомбара скоро разыскал свой штаб. Несмотря на глубокую ночь, полковник Шурыгин Василий Петрович спать не ложился. Он подозвал Павла к раскинутой на столе карте и, простуженно сипя, проговорил:
– Завтра наши снова пойдут в бой. А мин кругом как гороха. Мы стараемся разгадать схему минирования…
– А вдруг у финнов нет схемы? – сказал Павел.
– Быть не может. Финны – народ прижимистый. Тыкать мины туда-сюда не станут.
– То финны. А исполнители кто?
– Французы.
– Вот они и постарались. Благо, не свое и на чужие деньги… Или так. Строители-минеры заложили свои заряды, армейские – свои. Схемы наложились одна на другую. Получился ребус.
Шурыгин с интересом посмотрел на инженера-москвича, подумал: «Хоть зелен, но, видать, с искрой Божьей», вслух же спросил:
– Что предлагаете?
– Завтра пойду с саперами. Когда сюда ехал, видел, сколько народу полегло.
Василий Петрович сокрушенно кивнул:
– Да. Потери несем неисчислимые.
Затемно Бомбара принес маскхалат. Отделение саперов уже было в сборе. Пятеро вооружились миноискателями, остальные – рогатками, щупами и лопатками. У каждого за спиной висели самозарядные винтовки. Лишь у младшего командира Ладейкина была обычная трехлинейка, кто-то сказал, что из нее он ловко сбил однажды финского снайпера.
Майор довел отделение до передовых постов, посоветовал Павлу:
– Вперед не высовывайся. Я буду сигналить зеленым фонариком через каждые пять минут, чтобы вы не сбились в темноте.
Перевалили через бруствер и поползли в сторону железнодорожных путей, откуда долетало свистящее дыханье маневрового паровозика. Глубокий снег скрывал до макушки. В предутренней тьме финский передний край не просматривался. Ориентировались по фонарику Бомбары и едва угадываемым огням станционных построек.
Ладейкин резко взмахнул рукой – в наушниках его миноискателя пискнуло. Остановились. Красноармеец по фамилии Суханов разгреб снег, щупом нашел заряд, стал ковырять лопаткой мерзлую землю. Чтобы извлечь запал, надо спустить зажимное устройство, вытащить чеку. Этого в рукавицах не сделаешь. Он снял рукавицы, пальцы мгновенно прилипли к кожуху. Скрипнув зубами, он отдернул руку, оставив кожу на ржавом металле. К счастью, в кармане полушубка у Павла оказались шерстяные перчатки. С грехом пополам, но с запалом справился он, шепотом спросил Ладейкина:
– У вас есть перчатки?
Сапер смущенно промолчал.
– Как же вы работаете?!
– А где ногтем, где зубами…
«Эх ты, простота вологодская», – Павел пополз дальше.
На левом фланге подал сигнал другой миноискатель. Пока Павел добирался туда, саперы уже обезвредили противотанковую мину. Вытаскивая ее, они наткнулись и на пехотную, зарытую рядом. Пропахивая снег, красноармейцы каким-то особым нюхом обнаруживали заряды, нашли даже в пластмассовом кожухе – на что миноискатель не реагировал. Однако этот чуткий прибор улавливал не только мину в металлической оболочке, но и любой крупный осколок, а их в снегу и земле было великое множество.
Павел оглянулся. В темноте мигнул огонек Бомбары. Возились уже час, но огонек показался не далее трехсот метров. До станции же было километра два. Павел уже убедился, что никакого порядка в расстановке мин не было. То их находили чуть ли не гроздьями, то совсем не обнаруживали, хотя ощупывали каждую кочку.
Коротко свистнул кто-то на правой стороне. Павел заторопился туда. Боец держал на рогатке тонкий провод, липкий от озокерита:
– Ловушка!
Павел потянул провод на себя – ровно настолько, чтобы не сработал взрыватель. Провод где-то держало.
– За мной! – шепнул Павел, но красноармеец, очевидно, получивший наказ Бомбары беречь инженера, молча оттер его плечом и пополз первым, разгребая снег саперной лопаткой. Скоро секрет раскрылся. С провода свисал короткий конец, соединенный с запалом вытяжного действия. Мина была в деревянной упаковке с маркировкой царского времени. После отделения от России в Финляндии осталось много боеприпасов русского военного ведомства. Финны пустили в оборот и эти старые мины. Они оказались особенно губительными для наших саперов и пехоты. Электромагнитные миноискатели на них не реагировали, как и на пластмассовые. Двигаясь вдоль провода, саперы нашли еще с десяток подобных мин, а в самом конце наткнулись на заряд такой мощности, что при взрыве он мог бы уничтожить все живое в полукилометровой окружности.
Стало светать. Бойцы заработали проворней. Тут их заметил наблюдатель с водонапорной башни. Забухали минометы. Кислый запах взрывчатки ударил в нос. Раскаленные осколки с хрюканьем секли воздух, врезались в сугробы, пар тут же схватывало морозом, облачка снежных иголок повисали над головой. У Павла заложило уши. «Лишь бы не запаниковать, не показать бойцам страха!» А мины подбирались ближе и ближе. Хотелось поглубже зарыться в сугроб, спрятаться от белого света, хотя снег – защита ненадежная, на открытом поле они очутились почти что голенькими.
«Вот если бы мы были в танке, а впереди стоял бы миноискатель»… – мелькнула мысль, царапнула по сознанию.
Заработали станковые пулеметы, накрыли кинжальным огнем. Тут вступила в перестрелку наша артиллерия. Пушкари засекли минометную батарею и пулеметчиков, подавили полевыми орудиями. Некоторое время спустя загрохотали тяжелые гаубицы. С тупым вибрирующим воем понеслись поверху снаряды большого калибра. Ходуном заколыхалась земля. Павел приподнял голову – впереди бушевал смерч. В робком свете зимнего утра он заметил и наши танки. Одна машина направлялась по проходу, проделанному саперами. Бойцы тоже увидели ее, отползли к обочине. С брони спрыгнул Бомбара, обрадовано закричал:
– Живые!
Павел хотел улыбнуться, но только сморщился. Подошел Ладейкин, спросил деловито:
– Так нам вперед?
– Вперед! Куда же еще?!
– Я тоже пойду, – Павел хотел встать, но майор решительно прижал его к земле:
– Тебе запрещаю. Ученых людей надо беречь.
Вытянув шею, Павел поглядел на саперов. То пригибаясь, то падая в снег, они двигались впереди танка. БТ приостанавливался, стрелял из своей сорокапятки, ждал, пока расчистят дорогу.
«Танк бы, – снова подумал Павел и уточнил мысль: – Саперный танк, танк-миноискатель…»
Он рывком сел, ошалевшими глазами уставился на Бомбару, не видя его. С отчетливой ясностью Павел понял: в бою открыто идущий с миноискателем сапер работать не может, нужны механические средства, броневое укрытие, чтобы с хода вести разминирование. Корабль-тральщик очищает большие участки моря, быстро делает проходы для боевых кораблей, обозначая буями безопасную полосу. Разве подобную задачу не выполнит сухопутный тральщик, тот же танк с установленным впереди катком?!
– Что с тобой? – обеспокоился Бомбара.
– Нужен танк-тральщик! – Павел схватил щуп, взмахом рукава пригладил снег, стал торопливо чертить. – Смотри, это танк, впереди укреплен каток, подобный дорожному. Он будет давить и взрывать мины, оставляя экипаж невредимый. За ним пойдут обычные линейные танки, пехота. И все это в ходе боя, без остановок, не сбавляя темпа! Да и враг не опомнится. Понял?
– У нас военный Михалев… – закончить Бомбара не успел. Небо словно лопнуло. Огнем резануло по глазам. Осколок рванул каску, щеку залила кровь. Павел свалился набок, хватая воздух забитым землею ртом. Грохнул новый взрыв – и все померкло…
На Клевцова и Бомбару наткнулись саперы Ладейкина. БТ, с которым они пошли дальше, подорвался. Его расстреляла замаскированная в лесу пушка. Другие танки тоже не смогли преодолеть минное поле. Артиллерия смолкла. Отделенный командир приказал отходить расчищенным перед рассветом путем. Здесь и нашли инженеров. Сильно контуженный Бомбара замерз в своем хроме, Клевцов еще дышал.
Очнулся Павел в медсанбате. Прежде чем раздеть, санитар влил ему водки. Павел закашлялся, открыл глаза.
– Проживешь до ста, – санитар показал его каску, просунул палец в дыру, проделанную осколком. – Видал?!
Но еще больше удивился он, когда санитар подбросил на ладони сам осколок с половину спичечного коробка. Острым краем металла рассек кожу на виске и запутался в густом подшерстке овчинной шапки:
– Глянь-ка! Курносая по тебе плясала да плюнула!
Павел помял шапку, повертел в руках кусок стали в синюшной окалине… Не знал, не гадал он, что на его жизнь выпадет много вот таких отметин, и немало чистых случайностей уберегут от смерти.
Лежа в медсанбате, развернутом в большом дачном доме, узнал он подробности о гибели Бомбары. Узнал и огорчился. Майор мог бы жить да жить, если бы не фасонил в уставной «буденовке», сменил бы танкистский хром на полушубок, уже вводимый в полевую форму армии. Контузию бы превозмог, а вот перед холодом не устоял… Думая о нелепой смерти Бомбары, Павел все время пытался вспомнить, о чем он говорил перед тем, как разорвался снаряд? Напрягая память, бормотал «танк, танк…». Знал, что приходила какая-то мысль, но суть ее ускользала. Начинались головные боли. Ему давали порошки, он забывался на время и, просыпаясь, снова пытался вспомнить.
