Разнеженный президент потянулся к подруге, ставшей мягкой, как воск, и раскрывшейся объятиям, но беззастенчивый стук в дверь лишил его ожидаемых радостей.
Софи испуганно вскочила.
— Ради святых… не впускайте! Это, наверное, мадам Аткин!
— Не думаю, — сказал президент, нащупывая туфли. — Что за стук? Почему в такую рань? Кто это? — раздраженно спросил он, подбирая волочившийся халат и берясь за дверную ручку.
Голос дворецкого, пресекшийся волнением, ответил глухо:
— Господин президент! Вас требует генерал Орпингтон!
Президент повернулся к Софи. Губы его скривились в гримасу не то удивления, не то испуга.
— Генерал Орпингтон? В четыре часа утра? Как вам это нравится, малютка? Теперь вы видите, — какое страшное бремя — беззаветное служение идее народовластия. Нет, — продолжал он, одушевившись, — это невозможно! Что за некорректность? Филипп, скажите генералу, что я еще сплю и прошу его заехать позже.
— Господин президент! — отозвался дрожащий голос дворецкого, — я не могу! Генерал приказал сказать… нет, я не решаюсь.
— Да говорите же, старый чурбан! — вспылил господин Аткин.
— Он приказал сказать: «Передайте президенту, что, если через пять минут он не явится для объяснений, я пошлю солдат вытащить его за ногу из кровати».
— Какое нахальство! Этот унтер совершенный хам. Прикажите выгнать его в шею, — вскрикнула Софи.
— Моя куколка, вы ничего не понимаете, — ответил президент, внезапно побледнев и запрыгав губами, — я узнаю моего друга, его шутку. Правда, она несколько грубовата, но разве можно требовать изысканности слога от человека, который три раза спас свою родину на поле чести. Скажите его превосходительству, Филипп, что я сию минуту выйду.
И президент стал одеваться с поспешностью, которая сделала бы честь образцовому солдату, заслышавшему сыгранную горнистом тревогу.
На исходе четвертой минуты он вышел в приемную, застегивая на ходу орденскую ленту.
Лорд Орпингтон сидел в кресле и при входе президента даже не шевельнулся. Протянутая для приветствия рука господина Аткина осталась висеть в воздухе, а в уши ударили неожиданные слова:
— Какого дьявола вы копаетесь столько времени? Вы думаете, я должен ждать вас, милостивый государь!
Президент Аткин отшатнулся.
— Позвольте, сэр, — сказал он с достоинством, — я отказываюсь понимать. Вы говорите с лицом, осуществляющим…
— Довольно! Я говорю с мошенником, представляющим других мошенников…
Господин Аткин безмолвно опустился на ближайший стул. Во рту у него сразу пересохло. Лорд Орпингтон саркастически засмеялся:
— Вам нехорошо? Вы нездоровы? Еще бы, — вы так много потрудились, чтобы сплести целую сеть лжи, нахальства и шантажа. Но это не пройдет вам даром.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, ваше превосходительство! — прошептал президент.
— Не понимаете?.. Еще что?.. Может быть, вы опять ввернете мне сказку о высших сословиях вашей маргариновой республики, ассимилировавшихся с культурными северными расами? Или выпишете со всемирной выставки бушменов, чтобы представить их мне как коренное население страны? Так, что ли? Вы понимаете, что вы затеяли? Вы понимаете, что, обманывая меня, вы обманывали его величество, благодаря джентльменской доброте которого и существует ваш государственный паноптикум? Вы знаете, чем это может кончиться, когда я доведу до сведения моего монарха, что вместо государства я нашел здесь свалочное место, а вместо правительства — десяток бежавших карманников?
Президент вытер лоб платком и с шумом втянул воздух в легкие. У него отлегло от сердца. Первоначальная мысль, что представитель Наутилии раскусил нефтяную операцию, оказалась преждевременной. Остальное было мелочью, и президент решил вступить в бой.
— Что бы ни было, сэр, — произнес он, гордо выпрямившись, — вы нанесли в моем лице, на основании данной вам каким-то безответственным лицом ложной информации, тягчайшее оскорбление суверенному государству…
— Государству? — перебил сэр Чарльз. — Я могу купить ваше государство, не сходя с этого места, и сделать из него скетинг-ринг или скотный двор. Могу купить и продать, как купил вчера ваши нефтяные промыслы, хотя вы и увиливали от этого.
В глазах президента Аткина метнулась искра наслаждения. Он понял, что настало время реванша, и сказал каменно-спокойным голосом:
— Ваше превосходительство, я не могу понять сути ваших слов. Вы говорите о приобретении вами нефтяных промыслов. У кого же вы приобрели их?
— Я сам нашел владельцев, хотя вы и скрывали их от меня всеми способами. Вчера я подписал условие с господами Кантариди и уплатил первую часть денег. Теперь никакие протесты не помогут.
Президент Аткин понял, что колосс, стоящий перед ним, уже едва держится на глиняных ногах и что настало время дать ему последний толчок. Он поднял руку и сказал медленно и твердо:
— Здесь явное недоразумение. Никаких господ Кантариди в республике нет и не было. Такая фирма не существует! Промыслы никем не могут быть куплены без санкции парламента, так как они являются государственной собственностью республики. А республика их не продаст.
Стало слышно, как на окне приемной звонко билась в стекло блуждающая оса, и вдруг тишина лопнула, как орех под молотком.
— Что? — крикнул сэр Чарльз тем голосом, от которого трепетали четырнадцать тысяч стрелков наутилийской экваториальной дивизии во время похода в страну Данакиль, — что вы сказали?
Но президент Аткин не затрепетал, он знал, что победа за ним, что крик генерала не более как вопль отчаяния великой души, внезапно рухнувшей с неизмеримой высоты, и он повторил так же спокойно:
— Я сказал, что вы не могли купить промыслов, сэр, потому что они не продаются, потому что они не могут быть проданы, потому что…
Сэр Чарльз шагнул к президенту, выставив нижнюю челюсть, как таран.
— Вы выбрали плохой момент для шуток, господин президент. Их пора кончить! Я это сделаю! Промыслы куплены! Я сам подписал условие вот этой рукой, и я сам уплатил владельцам наличные деньги.
Президент незаметно улыбнулся — в неоспоримость уплаты денег он твердо верил: они прошли через его руки, они лежали в его столе, и лорду Орпингтону вовсе незачем было уверять господина Аткина в уплате. Он погладил ладонью по орденской ленте и сказал с соболезнующим вздохом:
— Я очень сожалею, сэр, что вы, полномочный министр и друг монарха, столь хорошо расположенного к нашему отечеству, предпочли действовать нелояльно по отношению к правительству республики и вели закулисную политику. Если бы вы обратились непосредственно ко мне, эта странная ошибка не была бы сделана. Я думаю, — нет, я даже уверен, — что ваше превосходительство было введено в заблуждение ловкими мошенниками…
— Как? — спросил лорд Орпингтон внезапно жестко, — мошенниками?
— Да… недобросовестными людьми. Мы примем все меры, чтобы самозванцы, проделавшие всю эту комедию, были немедленно разысканы, и для достойного возмездия им республика согласится даже на восстановление, в качестве меры наказания, смертной казни.
Но лорд Орпингтон не оценил огромной жертвы республики. Он взял со стола свою фуражку и перчатки.
— Послушайте, вы… — протянул он, — я не знаю, есть ли в вашей треклятой стране хоть один человек, который не был бы мошенником. И если казнить за мошенничество, то нужно начать с вас, господин президент. Но казни меня не устраивают. Мне нужно вернуть деньги, и это я возлагаю на вас…
— Но это вряд ли возможно, сэр! Если негодяи и будут пойманы, — деньги, вероя…
— Прилипнут к рукам ваших министров? Не сомневаюсь! Но мне нет никакого дела до этого. К десяти часам утра завтрашнего дня вы дадите мне исчерпывающий ответ на следующие ультимативные требования: или ваша республика утверждает продажу и принимает на себя ответственность за преступление, совершенное, как вы утверждаете, неизвестными лицами, или ваше казначейство полностью возвращает мне уплаченную господам Кантариди сумму.
Господин Аткин побледнел. Глиняные ноги колосса отвердели на его глазах, и история принимала оборот вовсе не предвиденный. Он прижал руку к груди и ответил:
— Но для этого нужно созвать парламент, сэр, а он распущен на летние каникулы. Собрать его ранее как в двухнедельный срок…
— Вот что!.. Я — человек, привыкший уважать лучшую в мире конституцию — конституцию Наутилии. И я не хочу нарушать вашу конституцию из уважения ко всему народу, но не к вам и вам подобным. Я даю сроку пять дней. Через пять дней ваш клуб бездельников должен быть в сборе, и я сам приду за ответом.
Президент Аткин поднял голову. Он вспомнил в эту роковую минуту, что на земле жили Бруты, Мирабо, Робеспьеры и что в грозные для их родины дни они умели быть героями. И он позволил себе спросить у лорда Орпингтона:
