– Мне бы хотелось только добавить, – сказал Александр Павлович Рязанский, закрыв последнюю тетрадь, – что уже на следующий день остатки немецко-фашистских войск, разгромленных нашим корпусом в районе Беелитц – Цаухвитц, начали сотнями и тысячами сдаваться в плен. Армии генерала Венка прорваться в Берлин так и не удалось. Последнюю попытку уйти на Запад уцелевшие фашистские части предприняли второго мая, но и они вынуждены были сложить оружие. Всего на участке корпуса было взято в плен свыше двадцати тысяч человек. Тогда же, второго мая вечером, мы получили из штаба армии сообщение: «Берлин взят нашими войсками. Над рейхстагом развевается Красное знамя».
На том учении, где генерал Рязанский впервые показал нам записки лейтенанта Овчаренко, одну из его тетрадей мы все же прочли на досуге в кругу солдат и офицеров. В поле, вблизи замаскированных на лесной опушке боевых машин, за час до нового марша в ожидании встречного боя, подобные записки воспринимаются совсем не так, как в домашних или даже казарменных стенах. Чтобы ощутить это, надо увидеть лица солдат, сидящих с автоматами в обнимку и слушающих голос сверстника, долетевший к ним из далеких грозовых лет. И тогда реактивный гром в небе, глухие выстрелы пушек где-то на артиллерийском полигоне, низкий дизельный гул в леске, где танкисты опробывают двигатели, почудятся дыханием фронта, а каждое слово записок наполнится особенным смыслом. Когда умолк чтец, кто-то попросил:
– Дальше…
Заместитель командира батальона по политчасти посмотрел на часы.
– Жаль, товарищи, но дальше у нас дела походные. Через десять минут – начало марша. Если заслужите, на следующем большом привале нам ещё почитают из фронтовых тетрадей.
По лицам офицеров и солдат пробежали улыбки. Командир роты сказал:
– Заслужим. Нам теперь без успеха нельзя – задолжали на первом этапе учений. Комбат жизни не даст, если снова выйдет осечка.
– По-фронтовому работайте, и осечек не будет, – ответил политработник.
Мы поняли, что молодой комбат после совещания у руководителя учений успел-таки провести разбор недавних действий батальона и, судя по всему, разговор он вел откровенный. А если подчиненные его сочли, что и они в минувшем бою сделали далеко не всё, чтобы вырвать победу, это говорило лишь в их пользу.
Командир поднял мотострелков, и скоро в перелеске зазвучали отрывистые команды, с серой брони боевых машин слетели маскировочные сети, а через несколько минут лишь тающая полоска пыли над лесной дорогой свидетельствовала о том, что здесь совсем недавно стояла воинская колонна.
Один из нас еще держал в руках пожелтевшую тетрадь, затем не спеша спрятал её в планшет, но было такое чувство, будто автор записок лейтенант Овчаренко тоже ушел вместе с колоннами танков и боевых машин пехоты и, может быть, сидя где-то в недрах гулкой брони со своими ровесниками-потомками, касаясь плечами их плеч, под ровное пение мотора продолжает свой рассказ о «сабантуйных» делах, которые не успел занести в свои тетради.
Да ведь так оно и есть – с каждым нынешним солдатом и командиром ходит в учебные бои чей-то добытый в огне опыт, чей-то незабвенный образ то ли с военной фотографии, то ли со страниц книги или фронтового письма…
Нам тогда не удалось второй раз побывать в батальоне и узнать, чем отличился молодой комбат в новых боях. Но через месяц в военной газете появилась заметка «Решительность командира», и в ней была знакомая фамилия – капитан Клюев. При очередной встрече мы сказали об этом генералу Рязанскому и напомнили его разговор с молодым комбатом в штабной палатке. Александр Павлович улыбнулся:
– Значит, урок не прошел ему даром. Как видите, толковые командиры не только на войне мужают быстро.
Глаза генерала стали серьезными, даже печальными. Наверное, ему подумалось о том, какой ценой доставались уроки победы молодым командирам на войне и скольким из них не пришлось воспользоваться суровым опытом своего первого боя.
Но тем дороже нам сегодня каждое их слово, дошедшее из огня сражений.
Сержанту Галочкину Виктору Ивановичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А.А. Чараев живет в настоящее время в городе Мары Туркменской ССР.
За этот подвиг лейтенанту Назипу Хазипову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Он навечно зачислен в списки Н-ской части.
