Комэск, как был в кожаном реглане, неповоротливый, медвежеватый, с силой сжал в объятиях младшего лейтенанта, ставшего к тому времени штурманом звена, расцеловал.
— Долгих тебе лет, Хамид! И с победами, и с днем рождения тебя!
А немного погодя в кают-компании состоялся завтрак-ужин. Виновнику торжества выдали за две победы две порции «наркомовской» и еще одну — по случаю дня рождения. Но Хамид отказался от добавок. Он и так был счастливо пьян от результатов боя. И еще — печально было на душе. Пять экипажей не вернулись!.. Вечная слава героям, совсем еще молодым, но бесстрашным героям. Они пришли в полк недавно. И уже их нет. Ушли в бессмертие.
Вспомнился Хамиду и прошлогодний день рождения. Ведь первый свой боевой вылет в Заполярье он совершил тоже 25 июля. Но тогда вылет окончился неудачей. Помешала непогода. А командир полка Сыромятников (Хамид, теперь уже наученный боевым опытом, понимал, что «батя» не стал рисковать «салажатами» — пусть немного облетаются, притрутся к Заполярью. А мог бы и заставить в кромешной мгле выйти на цель. И еще неизвестно, чем бы все это кончилось!) приказал: «Возвращаться на базу!»
В кают-компании появились истребители Каюм Мельдизин из 20-го истребительного авиаполка, командир эскадрильи 2-го гвардейского истребительного авиаполка Василий Адонкин и штурман того же полка
Александр Шипов. Все трое также отличились в бою. Раскрасневшиеся, шумливые. Подошли к Хамиду, тяжко стали похлопывать по плечам.
— Молоток, парень!
— Давай-давай!..
— Ну и хитрюга!..
И тут же разгорелся спор: прав ли был Хамид, дав «дикую» команду летчику поднять на «дыбки» пикировщика. По правилам — вроде плохо. Показать бомбардировщика в плане — лакомое блюдо для «мессера». С другой стороны — фактор неожиданности. Фашисты опешили. Потеряли секунду, две — и порядок! Спор свелся к тому, что, мол, к чему копья ломать, победителей не судят.
Хамид с любовью смотрел на своих «ангелов-хранителей». Что-то их ожидает впереди! Славные ребята[16].
Дни и ночи, свернутые в один бесконечный день... Ночи и дни, закрученные в черное покрывало бесконечной ночи...
Бомбоудары, разведка, лидирование новых авиачастей, подготовка новичков, проверка после ремонта материальной части, облет самолетов...
Наша североморская авиация уже ощутимо чувствовала себя хозяйкой полярного неба. Но все же несли и мы потери.
И наконец настал день, когда поступил приказ: 29-й авиаполк отправить на переформирование. Не осталось в полку исправных самолетов. Да и среди летного состава можно «стариков» пересчитать по пальцам.
Хамид в числе героев воздушно-морского сражения 25 июля был удостоен нового еще совсем ордена — Отечественной Войны Первой степени. Из первых тысяч орден ему достался. Парень и рад был, и горестно ему... Стольких товарищей потерять!
Перед мысленным взором его проходила плеяда простых и замечательных, в сущности, парней... Сгибнев, Орлов... Дорогой командир и друг Лапшенков,
Кобзарь, Вильчинский... Из тайников памяти возникла скромная любительская фотография... Еще на Ленинградском фронте это... Высоченный Женя Кожевников. Он первый «оскоромился»: надел сухопутную гимнастерку и командирскую портупею с массивной бронзовой бляхой-звездой. В пилотке. Из-под отложного воротника гимнастерки все-таки выглядывает широкий воротник вязаного морского свитера!..
На фотографии надпись: «В дни боевой работы.
В местечке С. 5 июня 1942 г.».
А 7 июня Женя погиб вместе с экипажем при нанесении бомбового удара.
Рядом, пониже ростом, Ваня Корнюшкин. Он еще повоевал. А погиб 20 июля 1942 г. в Заполярье во время пикировочного удара по вражескому конвою...
Потери, потери... Потери дорогих людей.
ГЛАВА Х. «БАРХАТНЫЙ СЕЗОН»
Поскольку лететь в городок Б. на переформирование было не на чем, всех, кто уцелел, отправили из Заполярья поездом. В Москве Хамиду удалось на несколько часов заглянуть к отцу Тани. Постучал в дверь (звонок не работал), дверь отворилась, и он увидел... Таню. Она, оказывается, уже жила в Москве. Наконец-то их небольшая семья воссоединилась. Таня воевала под Новороссийском. Тяжелое ранение и контузия сказались. Девушку демобилизовали. Она собиралась учиться, но пока что приходилось лечиться.
Не думали, не гадали молодые люди, что это будет их последняя встреча.
...А оказывается, в приволжском городке зима ничуть не мягче, чем в Заполярье! Трескучие морозы, то поземка, то завьюжит. Только вот нету северного сияния. Да и питание похуже, поскольку Б. глубоко в тылу.
Полк принял майор Цецорин, которому затем присвоили звание подполковника. Прибыло много молодых летчиков, штурманов и стрелков, а также авиаторов со стажем, но необстрелянных. В их числе оказался старший лейтенант Петр Маширов. К нему в экипаж и назначили Хамида.
Несколько суховатый по складу характера, службист, командир был лишь внешне «недоступной персоной». Хорошим, душевным человеком он оказался. И начал он командовать экипажем так.
— Вот что лейтенант. Как там дальше — не ведаю, а все же должен вам сообщить, что я кадровый военный, ценю и уважаю уставы. Поэтому отношения наши должны быть уставными. В служебное, разумеется,] время. Но это вовсе не означает, что я буду командовать, лишь бы показать свою командирскую власть. Я уже пять лет летаю, но боевого опыта у меня, к сожалению, нет. Все трубил на Дальнем Востоке. Рапорты мои с просьбой отправить на фронт вызывали у начальства гнев. Мне читали лекции на темы дисциплины, необходимости защищать Дальний Восток и так далее. Теперь же я добился, меня сюда направили в качестве стажера. Надеюсь и вовсе здесь обжиться. Поэтому буду благодарен, если вы меня, штурман, подучите, поделитесь боевым опытом.
И как-то незаметно, исподволь, строго официальные, уставные отношения между командиром и штурманом перешли в товарищеские, дружеские, и — о ужас! — они стали говорить друг другу «ты» даже при исполнении служебных обязанностей, в полетах. А их было изрядно, этих полетов. Осваивались полеты по горизонтали с бомбометанием по учебным объектам, бомбоудар с пикирования (с различных высот), полеты по радиокомпасу, ночные полеты — последний элемент учебы — наследие погибшего комэска Семена Лапшенкова.
Стрелок-радист Миша Шаталин, веселый, общительный паренек лет девятнадцати, считал себя уже «воздушным ветераном». Он окончил школу воздушных стрелков и в чине старшего сержанта прибыл еще в Заполярье. Там он принял участие в шести боевых вылетах и даже подбил одного «мессера», который, однако, оставляя за собой дымную струю, сумел удрать восвояси. Полковые остряки подначивали, дескать, что ж ты, Мишенька, зеваешь? Иди, требуй себе половинку медали «За отвагу». Миша не обижался, отшучивался.
— А что мне торопиться? Вот пущу из второго фрица дым — целиком медаль получу!
28 марта полк получил приказ вылететь по маршруту: Б. — Саранск — Орел — Белая Церковь — Харьков — Сокологорная — совхоз «Каучук».
— Живем, товарищи офицеры! — шумно радовался Миша. — Нас же на курорт, в Крым посылают!
— Вот уж поистине бросает меня судьба, — подумал Хамид. — От льдов Ледовитого океана до Черного моря. В самом деле курорт. И время наступает курортное.
Было, однако, не до курортных нег. Хамид Сарымсаков, штурман звена, в поте лица передавал молодым экипажам боевой опыт. Полеты, полеты, полеты... К вечеру так изматывался, что даже на фрукты смотреть не хотелось. Попить бы холодной водички — и спать!
В середине июня, наконец, в основном закончилась учеба. Полк перелетел в Крым. Уже больше месяца, как фашистов выбросили из Крыма. Советская Армия на юге продолжала развивать стремительное наступление. А 29-й полк, вошедший теперь в состав 13-й пикировочной авиационной дивизии, которой командовал Герой Советского Союза полковник И. Е. Корзунов, все еще (и в Крыму!) продолжал учебу. Стали осваивать полеты с подвесными бензобаками — значит, подумалось Хамиду, полк, дивизия готовятся к дальним полетам. Порт Констанцу наверно придется бомбить. Опять, значит, над морем летать. Благо хоть теплое и «бархатный сезон» наступает.
В Евпатории экипажи по вечерам купались в море. Ходили на пляж по строго обозначенным коридорам. Да и на пляжике крутились на «пятачке». Все остальное заминировано и пока мины не обезврежены. Но все равно купаться было приятно.
Вдруг новый приказ: перелет Крым — Одесса — аэродром А. И не успели экипажи опомниться — приказ самого комдива: четверо суток на окончательную отработку. Запрещены все отлучки с территории аэродрома.
И наконец грозный и рождающий ликование в душах приказ...
В летной книжке X. Сарымсакова записано коротко: «20/VIII... Б. удар с пикирования по эсминцам в порту Констанца».
Позволю себе процитировать труды специалистов, с фотографической достоверностью описавших это грандиозное воздушное сражение. А потом уже постараюсь «обратиться» в Хамида Сарымсакова и рассказать о его впечатлениях.
