Сергей Павлович Павлиди ремонтировал холодильник. Он подложил два тома Большой энциклопедии, повалил холодильник набок и пытался продеть покрытую пылью пружину в такое же пыльное колечко. Сергей Павлович в технике ничего не понимал, но знал: стоит продеть пружину, и холодильник перестанет дребезжать на полгода. Он мог давно приобрести новый холодильник, однако привык к этому. Привязанность к старым вещам. Иногда ему приходилось выдерживать довольно бурные скандалы с женой по этому поводу.
И Сергей Павлович торопился. Он хотел закончить ремонт до прихода жены. Пружина не поддавалась. К тому же выпала и куда-то запропастилась шайба.
– Что ты ищешь? – Алена вошла в кухню.
Сергей Павлович не ответил, продолжая ощупывать каждую подозрительную щель.
– А мамы нет? – Алена и так поняла, по опрокинутому холодильнику, что матери дома нет. Встреча с матерью сейчас Алену не устраивала: мать моментально заметит, что с Аленой происходит что-то неладное, и пристанет – не отвязаться. Интересно, что там выискивает на полу отец?
– Ну что тебе до этого? – рассердился Сергей Павлович. – Шайбу!
– Эта, что ли? – Алена наклонилась и подняла кружочек с дыркой посредине.
– Эта, эта! – Сергей Павлович повеселел.
Алена села к столу и придвинула бутылку кефира. Сейчас выпить стакан и пойти спать. Легкий хмель, от которого клонило ко сну в троллейбусе, прошел, уступая место тяжелой безразличной усталости. Скорее в постель, накрыться с головой и уснуть. Завтра предстоит суматошный день. С утра надо опередить проныр из второй лаборатории и выписать жидкий азот. Это первое. Поймать профессора Монастырского и обговорить с ним выступление на ученом совете.
– Ты помоги мне, – Сергей Павлович посмотрел на дочь. – С боков подстраховать бы.
Алена отставила стакан. Отец наклонился, продел руки под холодильник. Лицо его покраснело, а на шее выступили запутанные жилы.
– Не такой он и тяжелый, – Алена помогала изо всех сил. – Старенький ты у меня становишься, папка.
– И ты не молодеешь, – Сергей Павлович уперся грудью, придвигая холодильник к стене. – Вот. Кажется, все в порядке, осталось подключить.
Алена откинула дверцу и принялась расставлять на полках кастрюли, банки.
– А что, папа, я заметно старею?
– Ты? Заметно. Настоящая бабушка, – Сергей Павлович поднял сухой смуглый палец. – Женщинам нашего рода не уступают место в транспорте до семидесяти лет, запомни.
– Это скорее говорит о падении нравов.
Сергей Павлович не ответил. Он разглядывал какую-то детальку, что валялась у плинтуса. Очередной ремонт всякий раз оставлял после себя какую-нибудь вещицу, что повергало Сергея Павловича в страшное беспокойство.
– А это откуда? – вздохнул он. – Нет, сменю. Пора. Двадцать лет служит. Ты еще в детский сад ходила.
Алена захлопнула дверцу:
– Замуж мне надо. Внука вам родить.
– Да не мешало бы, – согласился Сергей Павлович. – Я не против. Скоро на пенсию выметаться. Люди мы обеспеченные, помогли бы, если что… Сколько парней толкается в твоем институте! Никто не нравится?
– Почему же? Нравятся. Видно, я не нравлюсь.
– Этого не может быть, – горячо возразил Сергей Павлович. – Ты красивая, это я точно говорю… Только иногда, понимаешь, молодого человека тоже подбодрить надо, подтолкнуть, что ли. Время такое. Все спешат, бегут, заняты. Едят стоя… А у тебя вид всегда деловой, недоступный. Они и пугаются, руки опускают. Бегут к тем, кто проще, – Сергей Павлович улыбнулся. Он, пожалуй, впервые говорил с дочерью на эту тему. Хоть и неловко, да разговору этому был рад, упускать не хотел. – Посмотри на себя, – продолжал Сергей Павлович. – Какой у тебя вид. Понимаю, поздний час. Ты устала: дела, заботы. Но у тебя сейчас такой вид… А молодой человек и сам, понимаешь, весь день как белка в колесе. Ему и на себя взглянуть противно, а тут еще твоя унылая физиономия.
– Чем тебя не устраивает мой вид, чем?! – Алена прикрыла глаза. И тотчас ее обступили мелькающие за окном троллейбуса огни, что сливались в далекий фонарь на Менделеевской улице. И каждый прохожий за окном напоминал фигуру Глеба. – Я тебе хочу рассказать одну историю, па. Только ты слушай внимательно. Это очень важно, па… Один мой знакомый сбил мотоциклом женщину. Он в этом не виноват, так получилось…
Сергей Павлович никак не мог решить, куда положить два тяжелых тома энциклопедии.
– Кто это?
– Не имеет значения. Да положи ты их на стол! Сергей Павлович положил книги на край стола.
– А какое это имеет отношение к тебе, Алена?
– Никакого. Просто я посвящена в эту историю. И все.
– Женщина погибла?
– Не знаю. Вероятно, да…
И Алена принялась рассказывать.
Сергей Павлович слушал внимательно. Его смуглые пальцы поглаживали темный переплет энциклопедии.
Тяжело загудел лифт. Притих. Через секунду глухо стукнула металлическая дверь.
Алена замолчала. Мама? Так некстати. Ей не хотелось втягивать мать в этот разговор. Человек эмоциональный, вспыльчивый, мать сгоряча могла бы поступить необдуманно.
– Ладно! Рассказывай не рассказывай… Пойду спать! – Алена собрала книги и ушла в свою комнату.
Тревога оказалась напрасной. В прихожей было тихо. Но возвращаться к разговору не хотелось. Спать, только спать.
Алена вытащила шпильки и встряхнула головой. Темные волосы упали на плечи и спину. Змейка на кофточке была с норовом – то гладко разойдется, то заклинит, как сейчас. Алена подошла к зеркалу и увидела отца – Сергей Павлович стоял в дверях. «И не слышала, как он подошел!» – подумала Алена.
– Поговорить надо, – Сергей Павлович приблизился к зеркалу. – Это намного серьезней, чем ты думаешь… Она не так и проста, твоя история.
– Поэтому я и поделилась с тобой…
– Положим, не только поэтому. А еще и из боязни, – прервал Сергей Павлович. – Поделилась и как бы переложила на меня часть ответственности.
Он смотрел в глаза дочери. Зрачки его черных глаз были сужены.
– Но ты моя дочь. И я принимаю эту ответственность, – продолжал Сергей Павлович. – Надо убедить твоего знакомого признаться в содеянном. Непременно!
– Но папа… – вяло проговорила Алена.
– Непременно! Ваши рассуждения насчет отсутствия улик наивны. Я не касаюсь вопроса совести – это, как говорится, дело твоего знакомого. Но чисто технически для современной криминалистики найти его труда не составит. Ты просто младенец, Аленка…
– В конце концов, папа, почему я должна решать этот вопрос? Или кто-то из нас троих?
– А потому, что теперь любой из вас троих, любой – в той или иной степени виновник преступления.
– Вот еще! При чем тут мы?
– Я тебе все сказал, Алена. Подумай. И передай своему знакомому. В красивую историю он вас втянул своим признанием… Молчал бы уж…
Сергей Павлович остановился в дверях:
– И вот еще… Если уж ты переложила на меня часть ответственности, то я буду вынужден как-то действовать…
– Ты не имеешь права! – Алена обернулась к отцу.
– Имею! Твой знакомый находит себе моральное оправдание, и я имею такое же оправдание – ты моя дочь!
Сергей Павлович вышел и прикрыл дверь.
– Попробуй только! – крикнула Алена в глухую дверь. – Я уйду из дома!
Отец не возвратился и ничего не ответил. Алена прислушалась.
Нет, все тихо.
Телефонный звонок прозвучал резко, нетерпеливо. Алена взглянула на часы: без четверти час. Кто это мог быть? Конечно, мама – не может вызвать такси и остается ночевать у тетки.
Но когда Алена подошла к телефону, она уже точно знала, кто это звонит.
Никита. Это я.
Алена. Знаю. Был на Менделеевской? Что узнал?
Никита. Понимаешь, кажется, никаких улик. Все заморожено. Час там проторчал. Втравил в разговор какого-то дядечку, тот собаку выгуливал… Говорят, старуху какую-то сбили машиной.
Такси, говорит. Люди видели, что такси… Усекла? Что молчишь? Жаль, конечно, бабушку… Но выбирать не приходится… Да не молчи ты!
Алена. Я боюсь, Кит. Я очень чего-то боюсь.
Никита. Ладно, лет через десять разберемся, кто прав. Но если Глеб не получит какую-нибудь там Нобелевскую премию за потрясающее открытие, я душу из него вытрясу. (Никита рассмеялся.) Только ты вот что… Своим ни гугу! Ни отцу, ни матери.
У них свои принципы… Пока! Спокойной ночи!
***
Из протокола следствия по делу № 30/74:
«Вызванные повесткой свидетели Бородин и Павлиди в следственный отдел ГУВД не явились. Повторно свидетели вызываются на 25 декабря.
Следователь П.А. Сухов».
Контуры предметов становились рельефнее, как на фотобумаге, опущенной в проявитель. Цветы на обоях темнели, все больше принимая свою нормальную дневную раскраску.
Марина повернула голову к стене, и Глеб увидел кончики ее ресниц. Напряженных, немигающих.
Он откинул одеяло и поднялся. Надо торопиться: чего доброго, дежурная няня вздумает прийти пораньше. Обычно, когда он оставался на ночь, Марина его выпроваживала в шесть утра. Но сейчас Марина молчала, хоть и не сомкнула всю ночь глаз.
