…Несколько лилий стоят на моем столе в красивой вазе из чешского стекла. Я смотрю на них, и мне вспоминается Иля. Теперь я знаю: первое, что я сделаю для той женщины, которую полюблю, — это подарю ей букет вот таких точно белых лилий…
Чем меньше времени оставалось до открытия юбилейной областной художественной выставки, тем чаще Петра одолевали невеселые мысли.
«Снова начнутся собрания, обсуждения, появятся рецензии, статьи… Опять будут на все лады склонять мое имя. И справедливо. Вот уже скоро пять лет, как я приехал в Донбасс, а что стоящее написал?
Черт бы побрал эти копии. Ну и намалевано их за это время. Тьма-тьмущая!»
Петр недовольно поморщился и остановился на краю тротуара. Мимо, грузно приседая на задние колеса, прополз набитый до отказа троллейбус.
«Сколько ни зарабатывай денег — им всегда можно найти применение: и с толком и без толку. Например, отдать за бесценок практичные и удобные стеллажи, — а купить громоздкие и дорогие книжные шкафы, как это и сделала на днях Наталья. Вот уж это неудержимое стремление жить «не хуже других»! И конца этому, видимо, никогда не будет.
Ну и пусть Горский обзавелся великолепной обстановкой, а Дубровский купил себе «Волгу». Какое ему, собственно, до них дело? Разве это художники? Мазилы и халтурщики… А он, как-никак, все-таки настоящий живописец, а не бескрылый копиист».
Смеркалось. В промозглой дымке колыхались расплывающиеся фигуры пешеходов, медленно скользили автомашины с зажженными подфарниками. Поеживаясь от холодной измороси, Петр пересек улицу, прошел мимо безжизненного фонтана, тоскливо высившегося посреди окутанной туманом площади.
«Сколько раз я собирался хоть на время отказаться от этой бесконечной погони за лишним рублем, приняться всерьез за творческую работу, — думал Петр, — а все ничего не получается. То одно, то другое… А ведь среди наших членов товарищества есть настоящие художники. Пишут свои картины, выставляются. Пусть не все их работы получают признание, приносят им успех, разве в этом суть? Важно, что они-то остаются творческими людьми, а вот я…»
У жены была своя логика.
— Ну что тебе еще, собственно, нужно, дорогой мой?
Ты член Союза художников, неплохо устроен, прилично зарабатываешь. Пишешь между делом этюды, портреты, получается вроде вполне пристойно — и слава богу. А браться за большие полотна, да еще не заключив контракта, — это знаешь ли, дело весьма ненадежное и скользкое. Убьешь на картину уйму времени, а ее, чего доброго, раскритикуют в пух и прах. И мало, что никто ее не купит, — на тебя еще всякие неприятные ярлыки понавешивают. А пока у тебя весьма приличное реноме — и им надо дорожить.
Временами Петр горячо доказывал жене, что она неправа, спорил, ругался, но все оставалось по-прежнему. То вдруг оказывалось, что уже три месяца не заплачено за квартиру, то наступало лето, и надо было собирать деньги для поездки на курорт, то еще чего-либо не хватало — и Петр вынужден был снова садиться за копировку картин. Характер у жены был властный, и она умела твердо отстаивать свои интересы.
Правда, несколько раз Петр ездил в Дома творчества художников. И тогда в его мастерской появлялись интересные этюды и портреты: «Березовый ситец», «Замело, запорошило…», «Старый порт в Клайпеде», «Портрет литовской баскетболистки», «Гуцулка», «Ветер с моря», «Рыбацкие сети»… Эти работы экспонировались на городских и областных художественных выставках. Петра хвалили за живописное мастерство, крепкую композицию, сочность красок. И неизменно критиковали за то, что в его произведениях не находят отражения темы родного края, героический труд людей Донбасса, образы наших замечательных современников — строителей коммунизма.
Замечательные современники трудились и жили вокруг. Но товарищество художников было завалено заказами на многочисленные копии шишкинского «Утра в сосновом лесу», «Девятого вала» Айвазовского и «Охотников» Перова. И Петр со дня на день откладывал выполнение своего решения заняться творческой работой и добросовестно помогал товариществу выполнять план, не забывая, разумеется, и о своих материальных интересах. Может быть, будь он один — все было бы иначе. Но жена… Нет, не зря она дочь генерала. Любая, даже самая мелкая семейная стычка, не говоря уже об основательных баталиях, обычно заканчивалась ее победой.
…Раздавшийся рядом хриплый голос вывел Петра из задумчивости:
— Размечтались не вовремя, молодой человек. Так: и под машину угодить нетрудно…
В своем неизменном кожаном пальто перед Петром предстал Барабаш — заведующий отделом культуры областной газеты.
Петр поздоровался, выразил свое неудовольствие дряной погодой.
— Ну, это еще ничего, — Барабаш улыбнулся. — Между прочим, в такую погоду совсем неплохо опрокинуть по стаканчику вина, а?
Отношения между Петром и Барабашем можно было назвать приятельскими. Виделись они, правда, редко и чаще всего случайно. Однако это не мешало им при встрече подолгу и откровенно беседовать на самые различные темы. Поэтому Петр обрадовался Барабашу — как-никак, а есть с кем хоть немного отвести душу.
По улице, покато спускающейся от площади вниз, к реке, превращенной запрудой в широкий ставок, они направились к знакомому винному магазину. Расположенный в одном из ветхих, пока еще уцелевших здесь, В центре города, домишек, магазинчик этот был окрещен одними завсегдатаями весьма поэтическим названием — «капитанский мостик», другими — более прозаически — «голубятня». Чтобы попасть туда, надо выло подняться метра на два вверх по крутым и скрипучим ступенькам. С площадки перед дверью открывался вид на новый красивый мост через реку, плавно ползущую от него вверх асфальтированную ленту шоссе…
В свое время один из местных поэтов воспел и «увековечил» это довольно известное в городе заведение.
Мы пили вино из пасти львов,
Божественное на вкус… —
писал он в одном из своих стихотворений, вспоминая посещения «капитанского мостика».
Поэты, как правило, люди впечатлительные, тонко и своеобразно воспринимающие действительность. В самом деле: надо обладать богатой фантазией, чтобы назвать божественным крепленое вино местного разлива и воспевать налепленные на стену аляповатые львиные морды из папье-маше с воткнутыми в пасти медными кранами.
Впрочем, дело не в качестве вина и не в пастях львов. Здесь, у покрытых линолеумом и залитых вином прилавков, нередко разгорались горячие творческие дискуссии, вспыхивали темпераментные споры, выяснялись и уточнялись взаимоотношения. Ничего не поделаешь: своего клуба, где бы можно было встретиться, поспорить и наговориться вдоволь, творческие работники города не имели.
Отхлебнув очередной глоток «портвейна» и закусив конфетой, Барабаш прищурил и без того узкие глазки и неожиданно — до этого разговор шел о недавно появившемся новом романе Ремарка — спросил Петра:
— Ну-с, а как наши творческие дела, дорогой Апеллес? Чем порадуете на выставке?
Начитанный Барабаш любил ввернуть в фразу словцо, блеснуть эрудицией. Вот и сейчас он назвал имя далеко не всем известного древнегреческого художника конца IV века до нашей эры. Знай, мол, наших.
— Ничем, — откровенно признался Петр… — Есть у меня несколько новых этюдов. Привез из Дзинтари, с Рижского взморья. Но, право, не знаю даже, стоит ли их выставлять.
— А я, признаться, думал, что вы наконец-то что-то солидное покажете. Я ведь хорошо помню вашу дипломную работу… Д-да… — Барабаш задумался. — Знаете, я недавно побывал на шахте «Балка-Глубокая». Там с одним начальником участка познакомился — неким Самсоновым. Вот бы взялись да и написали хотя бы его портрет, а? Интереснейший человек. Мы все ищем где-то образ современника, представителя советского рабочего класса, а он — совсем под рукой. Так вот, дорогой! — закончил Барабаш и допил вино.
Когда они вышли на площадку, туман уже разошелся. За рекой рассыпались ярко мерцающие огоньки Калиновки, перерезанные извивающейся вдоль шоссе двойной цепочкой фонарей. Тускло мерцали мокрые булыжники, влажные деревянные перила, голые ветви деревьев.
Прощаясь, Барабаш на мгновение задержал руку Петра.
— А ругать я вас, Петя, на сей раз буду непременно — и крепко, по первому разряду.
Нельзя сказать, чтобы это предупреждение испугало Петра. Он хорошо знал: Барабаш человек увлекающийся и завтра может забыть о том, что говорил сегодня. Но тем не менее высказанная им мысль совсем неплоха. И времени, пожалуй, вполне достаточно. К открытию выставки действительно можно написать хороший портрет.
Через день Петр зашел к председателю товарищества художников и попросил дать ему творческий отпуск на две недели.
