– Ушли. Их атакуют «лавочкины». После сброса – резко вверх, чтобы я достал из пулемета!
– Понял, Федор Иваныч! – попытался улыбнуться старший лейтенант Горичкин.
Переговоры со стрелком конечно же успокаивали.
Ведомый где-то потерялся. Ничего, в бою так случается. Пристроится к четверке и займет свое место после атаки.
Он посмотрел вправо. Поле выровнялось. Гражданские теперь убегали туда, вправо. Танки ползали среди опрокинутых повозок, давя на пути все, что попадало под гусеницы. Некоторые из них, застигнутые на линии дороги, горели, отбрасывая густые клубы черного дыма. От них разбегались танкисты. Объятые пламенем, они падали, катались по земле, снова вскакивали и, словно обезумев, бросались под колеса грузовиков, под копыта ошалевших лошадей, исчезали в дыму пожаров.
Несколько крытых брезентом грузовиков на большой скорости мчались к лесу. Горичкин бросил машину в пике и, когда почувствовал, что угол атаки верный, произвел пуск РС. И тут же, снизившись до нескольких метров и едва не задев пропеллером тент грузовика, резко, насколько это было возможно, пошел с набором высоты. Самолет задрожал. Это Калюжный выпустил длинную очередь по второму фургону, который они настигли на самом краю поля. Стрелку для верной очереди по цели, находящейся ниже горизонта их полета, необходим был верный угол. Хотя бы на мгновение. И он его обеспечил.
– Порядок, командир! – услышал он радостный голос стрелка и понял, что тот отстрелялся удачно.
Позади и немного левее он увидел машину Семибратова. Ведомый подтягивася. Вторая пара заходила в очередную атаку крыло к крылу. Одной из машин управлял комэск.
Разворот. Внизу пока лес. Лес, лес. Зеленое море листвы. А вот и поле. Дороги уже не видать. Ее можно было лишь угадать по очертаниям обозов. Вернее, их горящим останкам. Обозы вытянулись на полкилометра. У Горичкина еще один реактивный снаряд и некоторый запас кумулятивных бомб. Комэск конечно же следит за его маневром. По полю разбросаны трупы лошадей. Людей, кажется, меньше. Повсюду пестрыми разноцветными лоскутами валяется содержимое узлов и сундуков, ветер разносит перья из разодранных перин. Лучше на это не смотреть. И откуда он появился здесь, этот гражданский обоз? И именно в это время…
Набор высоты до двухсот метров. Семибратов оглянулся за него, своего ведомого. Сверкнули на солнце его защитные очки. Сделал знак рукой. И тут же его машина нырнула вниз – ушел для очередного сброса. Четверка начинала очередную атаку. Горичкин окинул взглядом небо. «Мессеры» барражировали вдалеке. «ЛАГГи» ближе их не подпускали. Видимо, разошлись без потерь. Подмога к «мессершмиттам», похоже, не спешила. Что-то слишком легко они отдали свою танковую колонну, подумал Горичкин. Он уже наметил себе цель. Одинокий танк, выползший в поле и на полном ходу двигавшийся в сторону от горящей колонны. Попасть в него не так-то просто. Легче, конечно, отработать по дороге, сбросить последний груз и занять свое место в строю. А там… Там произойдет привычное. На выходе из атаки, как это было всегда, когда штурмовка проходила удачно и без потерь, в наушниках послышится довольный голос комэска: «Ребята! Домой!»
Домой…
Машина неслась под углом в тридцать градусов. Горичкин знал, что это тот предел, на который способен «Ил-2» во время пикирования. При полном боекомплекте такой маневр невозможен, тяжелый штурмовик просто не вытащит себя из затяжного пике. И в это время, когда все его внимание сосредоточилось на цели – одиночном танке, уползавшем от дороги – и на том, что угол пикирования потребует усилий и точного расчета, чтобы не пропустить того мгновения, когда необходимо сделать сброс кумулятивных бомб, вывести машину вначале в горизонтальный полет, а потом начать набор высоты, – в эти, самые напряженные секунды боя, по БПУ послышался крик стрелка:
– Командир! «Мессеры»!
Самолет задрожал. То ли от сброса бомб и одновременного залпа всех бортовых пушек и пулеметов, то ли от попадания трассы, протянувшейся к ним от одного из пары «мессершмиттов», внезапно атаковавших их сверху.
Домой, подумал старший лейтенант Горичкин, наблюдая с хладнокровием бывалого штурмовика, каковым он, в сущности, и был в своем полку, как его трассы накрывают трансмиссию и квадратную башню немецкого танка.
А через полчаса комэск, докладывая командиру авиаполка о выполнении задания, сказал:
– Потери – одна машина.
– Кто?
– Горичкин и Калюжный.
– Как это случилось?
– Внезапно атаковали «мессеры». Наши истребители их пропустили. Машина старшего лейтенанта Горичкина не вышла из пике. В последней атаке он уничтожил немецкий средний танк. – Комэск посмотрел в глаза подполковнику, с которым начинал летать два года назад, когда тот был еще капитаном и сказал: – Это была очень красивая атака. Вся эскадрилья сейчас только об этом и говорит. Особенно молодежь.
– Отразите в рапорте подробно, как действовал экипаж старшего лейтенанта Горичкина. Они достойны высоких наград.
– Давай, давай, Егорыч, не останавливайся! – кричал второй номер Лучников, глядя в пролом, где ночную мглу рассекали разноцветные пунктиры трассирующих пуль.
– Да заткнись ты, Лучников! Что ты, на самом деле, как баба под мужиком! И в бок не толкай! Прицел сбиваешь! – И Темников оттолкнул второго номера. – За автомат возьмись! Сейчас побегут!
– Хрен они побегут! Ты их всех положил, Егорыч! А из автомата отсюда – только патроны тратить.
– Вроде двое уползли. – И Темников, выпустив под основание стены проволочных заграждений очередную короткую очередь, снял со спусковой скобы, которая казалась горячей даже через рукавицу, дрожащий от напряжения палец. Пусть отдохнет. Поднял голову от приклада. Еще минуту назад там, у гряды кольев, в сизых разводах, оставляемых отблесками осветительных ракет, кто-то копошился, перемещался и пытался отстреливаться. Теперь возле проволоки и по всему полю между кольями и лесом, черневшим на той стороне, никакого движения не наблюдалось.
– Никто, Егорыч, не уполз. Тихо. Наши саперы тоже сопли к земле приморозили. – Лучников перевел дыхание. – Как ты думаешь, Егорыч, кто это был?
– Кто, кто… Разведка.
– Хреново.
– Это ж почему?
– А потому, что в разведку они ранцы с собой не берут. Разведка налегке ходит.
– Ну, сухарей-то за пазуху небось напихали, – с надеждой заметил один из автоматчиков.
– Никто никуда не пойдет, – коротко отрезал пулеметчик Темников. – А ты, Лучников, слушай. А то что-нибудь важное пропустишь.
– После твоей стрельбы мое ухо немного подоглохло. Ослабело. Уж больно тут резонанс сильный. Как танкисты воюют?
– Помолчи, Лучников.
Немного погодя со стороны траншеи послышался скрип снега. Похоже, к ним шла смена.
Но смены не произошло. Помкомвзвода выслушал доклад Темникова и сказал:
– На рассвете общая атака.
– Как атака?
– А так. Чем ты, Темников, недоволен? Вашу долю я во фляжках принес. – И помкомвзвода снял с плеча вещмешок. – Так что продолжайте нести боевое дежурство на занятой вами позиции. Она у вас очень даже удобная. И от ветра, и от прочего…
– Только вот задница к железу примерзает, – подал голос автоматчик.
– Под задницу соломки подстелите.
– Где ее взять, соломки той?
– Солдат не должен задавать такие глупые вопросы, – заметил помкомвзвода и занялся своим делом.
– Сколько ж ты нам принес? – И Темников указал на фляжки, которые сержант бережно вытаскивал из своего «сидора» и раскладывал перед бойцами, как генерал раскладывал бы перед особо отличившимися заслуженные ордена.
– Вам – побольше. У вас положение особое. Двойная норма. С закусью. Вот, целых две банки тушенки! Так взводный распорядился.
– Ну, тогда другое дело. – И Темников снова толкнул своего второго номера. – Лучников! Прослушаешь ты немецкую разведку!
Перед атакой батальона капитан Солодовников не находил себе места. Раньше такого не было. Расшатались нервы. Что с этим сделаешь? Как справиться с собой? Однажды, как бы между прочим, спросил у лейтенанта медицинской службы Игнатьевой. Та пожала плечами. Вот тебе и медик. И он подумал: слишком молодая и слишком красивая, жизни настоящей не видала. Да и не восприняла она его вопрос всерьез, привыкнув к тому, что мужчины в погонах со звездами говорили ей либо комплименты, либо двусмысленно шутили. Пожала плечами, не почувствовала ни шутки, ни комплимента. Вот тебе и на. А он, между прочим, спрашивал о том, что действительно угнетало его и мешало исполнению служебный обязанностей в полном объеме. Тоже мне, специалист-медик с высшим образованием, раздраженно думал об Игнатьевой капитан Солодовников. Но причина его раздражения была совершенно не в этом.
– Слышь, начштаба, давай-ка выпьем.
– Вы бы, Андрей Ильич, хотя бы сейчас воздержались, – не отрываясь от бумаг, наваленных на стол, наспех сбитый из горбыля, но служивший батальонному КП уже около года, ответил капитан Подосинников.
