Нашелся наградной лист! Вот она заветная графа с домашним адресом награжденного: село Баканас Алма-Атинской области. А вот и реляция — краткое описание подвига: сержант, снайпер-истребитель, верный сын казахского народа. В районе обороны батальона у с. Димитровка с 15 февраля по 19 апреля уничтожил 74 немецких оккупанта, в том числе двух наблюдателей и двух корректировщиков огня минометных батарей противника. Несмотря на то, что плохо владеет русским языком, опыт истребления фашистов передает красноармейцам своим личным примером. Достоин правительственной награды — ордена Ленина.
Пробегаю глазами фамилии подписавших реляцию. Командир полка майор Маркиянчик. Помню. Совсем еще молодой, но не по годам серьезный и волевой. Погиб во время отступления под станицей Кущевской. Рассказывали — мина ударила прямо ему под ноги…
Комиссар полка Цибульков. Был намного старше командира, ходил прихрамывая. Встретить его можно было и в солдатской землянке, и в окопе боевого охранения, и в хозяйственном взводе. Часто встречал я его в школе снайперов в Есауловке. Комиссар был тяжело ранен в бою за хребет Котх. Прошит очередью из автомата. Пули прошли через легкие…
А вот и заключение старших начальников — командира дивизии, Героя Советского Союза полковника Петраковского и комиссара Санюка: «Достоин правительственной награды ордена Красного Знамени». Что ж! Может быть, правильно поступило дивизионное начальство: орден Красного Знамени за 74 истребленных фашиста — награда вполне достойная. А вот заключение Военного совета армии. «Достоин правительственной награды медали «За отвагу». Почему только медаль? Несправедливость? А память подсказывает: да ведь здесь же ошибка! Медаль «За отвагу» Ералиев получил на армейском слете снайперов, который проходил в начале года… Командующий армией генерал Камков наградил тогда многих участников слета медалями и приказал по возвращении снайперов в свои полки представить их к орденам. И даже дата подтверждает ошибку: наградной лист составлен 21 апреля, а подпись генерала помечена 17 апреля. На четыре дня раньше. Потому, что медаль уже была вручена и приказ подписан.
Жаль, что так получилось нескладно. Но теперь эту ошибку уже не исправить, ее утвердила война. Будь Ахмет в живых, уверен, что и он не стал бы добиваться ее исправления. Ведь не за награды проливали мы кровь, а за то, чтоб Родина была свободной.
Однако надо сообщить на родину Ахмета. Ведь по найденным документам он числился без вести пропавшим с 14 октября 1942 года. С того самого дня, когда разгорелся бой в расположении штаба. В полку считали, что Ахмет погиб, но раз не был похоронен, в документах поставили «пропал без вести».
Заказываю по междугородному телефону село Баканас.
— Сейчас я ничего не смогу ответить. Надо уточнить по картотеке. Позвоните завтра утром. Это очень интересно. Обязательно уточним, — ответил по телефону райвоенком майор Бекбосинов, когда я вкратце рассказал о судьбе снайпера.
Утром, готовясь к разговору, вернее, к его продолжению, я приготовил лист бумаги, карандаш, чтобы записывать адреса друзей и родственников Ахмета. Вот и долгожданный звонок. С волнением беру трубку.
— Баканас на линии. Говорите! — приказала телефонистка.
— Товарищ майор? Здравствуйте. Я насчет родственников Ералиева. Удалось что-либо узнать?
— Конечно. Записывайте. Ералиев Ахмет, 1917 года рождения. Сержант. Состоит на военном учете. Проживает в селе Коктал.
— Кто проживает — жена, дети?
— Он сам проживает.
— Ахмет Ералиев? Он жив?
— Конечно! Их было три брата: Асабек, Журюсбек и Ахмет. Двое не вернулись с войны. Ахмет вернулся. Был тяжело ранен… Алло! Вы меня слышите?
Да, я слышал голос майора и не верил своим ушам. Жив! Снайпер Ералиев жив! Наш Ахмет. Гроза фашистов. Гордость полка!
— Спасибо, товарищ майор. Мы скоро встретимся!
С. ГЕЛЬФАНД, лейтенант запаса
ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Да, это была горсть земли. Обычной и в то же время — необычной. То была горсть земли севастопольской. Она была доставлена из города-героя в Чимкент и вручена нашему земляку. Принимая ее, по-мужски смущенно вытирая глаза, он мысленно переносился в эти минуты на Черноморье. Он словно бы наяву видел сейчас и Севастополь грозового 42-го и еще раньше — Одессу.
Одессу в октябрьскую ночь 41-го. Одессу израненную, исковерканную, пылавшую, словно кратер огромного вулкана. После многодневной героической обороны наши войска покидали город, чтобы, продолжая борьбу, вернуться в него. Принимала солдат на свой борт и «Абхазия».
Прощаясь с городом, старшина сигнальщиков невольно вспоминает и жестокие бои, что шли здесь, и родные, милые с детства места.
Память торопливо перебирает самое важное. Вот слышится Григорию глуховатый голос батьки:
— Ну и вымахал, хлопче. Пора и в матросы подаваться.
Гриша любил отца самозабвенно и гордился им. Иван Андреевич — двадцать лет ходивший по морям-океанам революционный моряк. Гриша с малолетства заслушивался его рассказами о том, как батя кочегарил на «Трансбалте», а потом был машинистом на «Декабристе» и «Сибирякове», как возил в Россию нелегальную литературу, встречал Ленина, как в семнадцатом году навсегда связал свою жизнь с партией большевиков. В тридцатые годы отец прихворнул. И стал Иван Андреевич, сын полтавского хлебопашца, механиком Овидиопольской сельхозартели «2-я пятилетка». Закончил бы Гриша школу юнг, куда поступил, но болезнь отца покоя не давала: пришлось недалеко, в Новом Буге, учиться, техникум сельскохозяйственный кончать.
…Вечер пятнадцатого октября 41-го года. Пылает Одесса. В глазах Григория Оноколо стоят слезы. Уходят войска из города. Уходит из порта «Абхазия». Накануне она вывезла на Большую землю — к местам новых битв полк морской пехоты под командованием ветерана гражданской войны Я. И. Осипова, полк, вписавший яркую страницу в летопись героической обороны Одессы. И еще — прославленную 25-ю Чапаевскую дивизию, которая вместе с моряками, несмотря на огромное превосходство противника, мужественно сдерживала его натиск. Восемь рейсов сделала «Абхазия». Нынче девятый. Уже заканчивается погрузка частей прикрытия, незаметно оставивших свои позиции. Одесса…
Это отсюда он ровно два года назад — октябрьским днем 39-го — уходил на флот. Стал курсантом военно-морского училища. Там же в Ленинграде, где он учился, избрали молодого коммуниста вожаком комсомольской организации батальона. Их выпустили досрочно: сгущались над нашей страной тучи войны. Так и оказался Григорий опять на родном море, теперь холодном, неспокойном.
— Отдать концы! — прозвучала команда.
— Шапки долой! До свидания, Одесса! Жди, мы вернемся! — прокричал тот же зычный голос.
Это было в ночь на 16 октября. О ней напишет много лет спустя тогдашний Наркомвоенмор Н. Г. Кузнецов:
«Шестьдесят восемь дней героической обороны Одессы остались позади. Впереди были еще самые тяжелые испытания как для ее бывших защитников, так и для всей страны. Но главное состояло в том, что у советских людей росла вера в победу, а надежды гитлеровцев на молниеносную войну с каждым днем таяли, хоть их армии и были еще сильны.
Подвиг моряков-черноморцев, воинов Приморской армии и жителей Одессы, подвиг всех, кто оборонял ее, — одна из ярчайших страниц истории Великой Отечественной войны…»
В этот подвиг внесли свою лепту Григорий и его славные товарищи, с гордостью носящие на груди медаль «За оборону Одессы».
…А враг рвался дальше. Смертельная угроза нависла над Севастополем. И пассажирский черноморский теплоход «Абхазия», ставший в суровую пору войны санитарным транспортом, шел на подмогу славному городу. Это был уже не первый рейс с того самого дня, когда началась беспримерная в истории двухсотпятидесятидневная эпопея Севастополя.
Поздним декабрьским вечером, приняв на борт несколько тысяч красноармейцев и командиров, а также снаряды и продовольствие, корабль покинул новороссийскую бухту. Курс — Севастополь. С суши, воздуха, моря рвется к Севастополю озверелый враг. Город ждет подкреплений. Единственный путь к нему, окруженному фашистским кольцом, — морской.
— Гляди в оба, старшина! — бросает Грише стоящий на мостике старший помощник капитана Заикин.
Звучит это не командой, скорее, напоминанием. Но Гриша и без того знает — иначе нельзя: и его «Абхазия», и другие корабли что ни день подвергаются атакам фашистских бомбардировщиков и торпедоносцев, в море шныряют гитлеровские подлодки, немудрено попасть в расставленные врагом минные ловушки.
…Уже при подходе к берегу сильный и резкий толчок потряс «Абхазию»: рядом с ней взорвалась магнитная мина. Она вывела из строя сердце корабля — машинное отделение.