— Вполне возможно, — согласился Булавин.
— Неважное, однако, дело получается, — вздохнул Варгин. — Предыдущее донесение написал он, не выходя из дому, а на этот раз в депо побывал.
Булавин упорно молчал, размышляя. Варгин взглянул на часы и произнес с тревогой в голосе:
— Подходит время возвращать и это письмо. Что делать будем: отправим или придержим?
— Отправляйте, — решительно заявил майор.
— Но ведь чорт его знает, этого Гаевого, что он там высмотрел в депо!..
— Я не думаю, чтобы он мог высмотреть что-нибудь особенное, — перебил капитана Булавин, дивясь тому, какую кипу бумаги исписал Варгин в поисках разгадки шифра.
— Ну, все-таки, — неуверенно возразил Варгин, комкая часть исписанных листов и бросая их в корзину. — Он мог заметить хотя бы бронепаровоз, который сооружают слесари и машинисты в неурочное время в подарок фронту.
— А где теперь не сооружают таких бронепаровозов и даже целых бронепоездов? — спросил Булавин, взяв у Варгина фотографии двух последних писем и внимательно рассматривая их. — Не только прифронтовые, но почти все железнодорожные депо и мастерские Советского Союза делают такие же подарки фронту, так что явление это обычное.
— Вам, конечно, лейтенант Ерохин докладывал, что Гаевой стоял возле бронепаровоза особенно долго и даже интересовался сроком его готовности? — спросил Варгин, с тревогой думавший о тех последствиях, которые могут произойти, если майор окончательно решится отправить и это письмо Гаевого, не дождавшись его расшифровки. — Не станет же такой осторожный тип без крайней надобности наводить подобные справки?
— Мне известно, — спокойно ответил Булавин, — что Гаевой расспрашивал так же мастера депо, кто будет назначен машинистом на бронепаровоз.
— Вот видите! — воскликнул Варгин. — Не случаен, значит, его интерес к бронепаровозу. Видимо, все это находится в какой-то связи с сообщением Алехина, что после посещения депо Гаевой стал спокойнее. Очевидно, он там разнюхал что-то, успокаивающее его.
К удивлению Варгина, Булавин улыбнулся:
— Вот это-то последнее обстоятельство, то-есть то, что Гаевой интересовался, кого назначат машинистом на бронепаровоз, успокаивает и меня. Я, кажется, догадываюсь о причине его любопытства.
— Разве мастер сказал ему, кто будет назначен машинистом? — удивился Варгин.
— Нет, ему не сказали этого, так как вообще неизвестно еще, кого назначат. Но мы, кажется, можем опоздать с отправкой на почту письма Марии Марковны, — заметил Булавин, взглянув на часы. — Времени около шести, учтите это, Виктор Ильич.
Спустя несколько минут письмо было отправлено, и капитан снова засел за расшифровку донесений Гаевого.
Майор Булавин заглянул к нему в двенадцать часов ночи и, увидев воспаленные глаза Варгина, всклокоченные волосы и груду скомканных бумаг, исписанных цифрами, строго заметил:
— Ну, вот что, товарищ капитан, дальше так дело не пойдет. Соберите все это — и немедленно спать! Пока вам не прикажешь, вы готовы сидеть над шифрограммами до полного изнеможения и понять того не хотите, что на свежую голову в десять раз легче думается.
— Понимать-то я это понимаю, — виновато улыбнулся Варгин, — но ведь все кажется, что вот-вот найдешь зацепочку.
Майор рассмеялся:
— Сколько уже раз казалось вам, что нашли вы такую зацепочку?
— Да уж не раз, пожалуй, — рассмеялся и капитан, поправляя взъерошенные волосы.
Теперь только по-настоящему почувствовал он, как устал за все эти дни.
С трудом сдерживая неожиданно начавшую одолевать его зевоту, он добавил, улыбаясь:
— Приказание ваше будет выполнено, товарищ майор. Боюсь только, что раньше чем через шесть часов никакими будильниками вы меня не поднимете.
Адъютант Привалова, стараясь не мешать генералу долго связывался по телефону с начальником дороги. Когда ему наконец удалось это, он доложил:
— Кравченко у телефона, товарищ генерал.
Привалов взял трубку и громко произнес:
— Приветствую вас, товарищ Кравченко! Говорит Привалов. Я все по тому же вопросу. Помните наш последний разговор? Ну, как там у них дела? В порядке? Полагаете, значит, что они вполне справятся со своей задачей? Очень хорошо. Благодарю вас.
Генерал положил трубку на рычажки телефонного аппарата и приказал адъютанту вызвать полковника Муратова.
Спустя несколько минут полковник постучал в двери его кабинета.
— Прошу! — отозвался Привалов и кивнул Муратову на кресло: — Присаживайтесь.
Полковник сел против Привалова, поглядывая на генерала из-под густых, нависающих бровей. Привалов, видимо, был в хорошем настроении. Глаза его весело поблескивали, а в уголках губ, казалось, притаилась улыбка.
— Майора Булавина можно уже поздравить, пожалуй, — произнес он, делая пометку в настольном блокноте. — План его удался как нельзя лучше. Депо станции Воеводино вот уже третий день выполняем план усиленных перевозок, обходясь только своим наличным паровозным парком. Начальник дороги не сомневается, что они и в дальнейшем справятся с этой задачей.
— Большое дело, конечно, — осторожно произнес полковник, — но это, однако, лишь часть плана Булавина.
— Большая часть, — поправил Муратова Привалов. — Если Булавин не ошибся в оценках производственных возможностей железнодорожников Воеводина, не ошибается он, видимо, и в оценке Гаевого.
Полковник хотел заметить что-то, но Привалов жестом остановил его:
— Я знаю вашу недоверчивость, товарищ Муратов, и догадываюсь, что сможете вы возразить мне, но я не за этим вас вызвал. Мы приняли решение помочь Булавину активными действиями на Озерном участке железной дороги. Доложите, что уже сделано.
— В депо Озерной переброшена часть резервных паровозов, предназначавшихся раньше для станции Воеводино. Пущены также два эшелона с войсками. Есть основание предполагать, что это насторожило вражескую разведку.
— Что дало повод к таким выводам?
Полковник достал из папки лист бумаги и протянул его Привалову:
— Нам только что удалось расшифровать радиограмму фашистского агента, обосновавшегося на станции Озерной. Из текста следует, что участившиеся в последнее время налеты авиации на Озерную — прямой результат его донесений.
Генерал быстро пробежал глазами короткий текст радиограммы:
— А этого фашистского разведчика удалось обнаружить?
— Мне доносят, что наши работники запеленговали его рацию.
Генерал удовлетворенно кивнул головой:
— Ну, а как обстоит дело с семьей Глафиры Марков* ны Добряковой?
— Наше предположение, что кто-то из Добряковых является агентом врага, получающим донесения Гаевого, пока не подтвердилось. Все взрослые члены их семьи не вызывают подозрений.
— Ну, а племянники и племянницы Глафиры Марковны, посещающие ее так часто?
— Мы интересовались ими, но и их не в чем пока заподозрить.
— А враг, однако, где-то в ее доме, — задумчиво произнес генерал, доставая из стола фотокопии присланных майором Булавиным писем.
Раскрыв одно из них, он перечитал подчеркнутые красным карандашом строки и спросил:
— Не привлекло ли ваше внимание, товарищ Муратов, вот это место из последнего письма Глафиры Добряковой: «…Любезная Мария Станиславовна просто в восторге от Наточки. Уверяет, что у нее абсолютный слух и поразительные музыкальные способности». Кто эта Наточка?
— Внучка Глафиры Марковны.
— А Мария Станиславовна?
— Учительница музыки Валевская. Она дает ежедневные уроки на дому Добряковой ее маленькой внучке Наталье. Вот на эту-то Валевскую мы и обратили теперь внимание.
— Удалось что-нибудь узнать?
— Пока очень мало, — ответил полковник. — Есть предположение, что она связана с американской разведывательной организацией — Управлением стратегических служб.
— И одновременно работает на гитлеровскую разведку?
— Это ведь обычная манера матерых шпионов — работать сразу на двух-трех хозяев.
— Почему бы им не работать, если между хозяевами так же много общего, как и между их шпионами? — усмехнулся генерал. — Я не удивлюсь, если Валевская окажется еще и агентом английской «Интеллидженс сервис».
— Весьма возможно.
— Значит, эта Валевская бывает в доме Глафиры Марковны почти каждый день? — спросил Привалов, помолчав немного.
— Так точно, товарищ генерал.
— В какие же примерно часы дает она уроки внучке Глафиры Марковны?
— Обычно с десяти до двенадцати.
— А когда разносят почту в городе?
— Тоже примерно в эти часы.
Раздался звонок, и Привалов несколько минут разговаривал по телефону. Положив трубку, он помолчал, собираясь с мыслями и перелистывая какие-то документы в синей папке.
