— Как определил направление?
— По штырям и кольцам палок. Кольцо оставляет полукруглый отпечаток сзади и разорванный — спереди. Если кто-то обгоняет колонну, он делает это с правой стороны. Все обгонные следы — справа от лыжни.
Варакушкин взглянул на Смолина и не увидел на его лице даже признаков волнения. Солдату снова показалось, что лейтенант не верит ни единому его слову. И торопливо заключил:
— Давность следов легко видна. Острые их края держатся час, а то и два. Потом осыпаются. Тут резкая, свежая лыжня, и ее поверхность рыхлится без усилий. Но ведь я не видел немцев, и никто не заметил их. Значит, прошли, думаю, за полчаса до нас.
Смолин взглянул в синие глаза солдата, сказал ласково:
— Ну, хорошо. Иди. Спасибо.
Варакушкин растерянно потоптался на месте.
— Мы не наткнемся на немцев, товарищ лейтенант?
Взводный отрицательно покачал головой.
— Это не германцы, и не испанцы, Алеша. Прошли партизаны. Они помогают нам.
И добавил после короткой паузы:
— У них на палках самодельные кольца. Из толстой сыромятной кожи. Ты не заметил эту мелочь… Ну, иди…
…Снег… Метровый слой снега. Сплошная, огромная пуховая постель. Не дай бог, когда-нибудь заснуть в ней! Все сильнее и сильнее мороз. Длинная и гибкая, как соболь, бежит по равнине разведка. Белая на белом. Встречный ветер чуть шевелит полы маскировочных халатов.
Смолин почти автоматически передвигает ноги и думает — о враге и холоде.
Немцы застряли в лесах и болотах Северо-Запада, как и на других фронтах, вовсе не из-за низкой температуры.
Нет, не холод, не леса, не болота, не тысячи верст наших пространств спутали карты злобного и наглого маньяка из имперской канцелярии. Гитлер знал, куда и на что шел. И шел лихо, забивая эфир криками о победе и неистовством барабанного боя.
Смолин помнит первые атаки германцев: засученные рукава, сигаретки в зубах, автоматы, картинно прижатые к брюху. Взводный не забыл немецких пилотов, гонявшихся чуть не за каждым «красным» автомобилем.
Это было сначала. На границе. В Риге. У Пскова. Потом пришло возмездие, и войска в серо-зеленых шинелях испытали здесь такие тяготы и лишения, понесли такие потери, каких не знала никогда дотоле ни одна армия мира. Искореженные бомбами пушки и танки, трупы полков и дивизий, пожары, налеты партизан, кровь, огонь и ненависть России, Украины, Белоруссии, Прибалтики — что мог знать обо всем этом Гитлер, начиная войну?
Теперь он кричит, эта бесноватая бестия, убийца народов, о русских холодах, о «генерале Морозе».
Смолин вспомнил командующего своей армией Василия Ивановича Морозова и усмехнулся. Оккупанты уже кажется, принимают обоих генералов за одного… Во всяком случае, и тот, и другой звучат в их листовках почти одинаково.
Высшие немецкие офицеры, воюющие на Северо-Западе — Буш, Брокдорф, Раух, Эйке, испанец Грандес, — вполне сумели убедиться, что Россия — не Франция и не Голландия, и война на земле Советов — далеко не легкая танковая прогулка.
Огромные потери захватчиков быстро сказались на их ближнем тылу. Почти все резервы вытянуты в окопы, и жидкие гарнизоны за этой линией содрогаются от страха, холода и бомбежек.
И Смолин, и проводник помнят это. И они ведут разведку к каменному форту немцев, зная, что не встретят на своем пути сильных подразделений врага.
К исходу дня взвод резко повернул на юг, к переднему краю фронта. Шли по опушке леса, готовые в любой миг скрыться за соснами и елями. Дважды над головой проносились «Ме-109», под самый вечер проплыл «Хейнкель-125», корректировщик, который все называли «костылем» из-за его несуразного вида. Разведка замирала, вдавливала лыжи в снег или ложилась на них. Поднималась с огромным трудом, качаясь от усталости: сутки марша!
Уже совсем стемнело, когда проводник воткнул палки в сугроб на густой опушке и прохрипел:
— Все, лейтенант. Мы в двух верстах от объекта. Где ваша карта?
Они долго рассматривали изображение местности в сетке квадратов, уточняя пути подхода к крепости и способы нападения на нее. Наконец Смолин потушил фонарь.
До войны в длинном здании, сложенном из гранитных глыб, был склад бензина, нефти, масел. Немцы разделили его на семь казематов, пробили амбразуры для дальнобойных пушек. За глухим забором из плитняка укрывалось около пятидесяти артиллеристов, охрана, солдаты обслуживания.
Весь район форта был обнесен колючей проволокой, соединенной со сложной системой сигнализации. Две попытки партизан проникнуть за ограждение и взорвать пушки не принесли успеха: немцы оба раза поднимали тревогу, вызывали подкрепления, и партизаны с боем и потерями отходили в леса. Теперь налет был еще более затруднен: напуганные захватчики ночами не смыкали глаз. Спали они с рассвета до обеда.
Бомбежка и артиллерийские нападения на форт почти не причиняли ему вреда. Прочно построенный, он к тому же был умело замаскирован плитами прессованного снега.
Немного передохнув, проводник отправился в отряд, сосредоточенный неподалеку.
Смолин приказал взводу немедля укладываться на ночь.
Разведчики хорошо знали, как это делается. Уйдя в глубину леса, они расчистили от снега полтора десятка площадок, каждая — для трех душ. На дно снеговой ямы набрасывалась хвоя, затем стелили плащ-палатку. На нее укладывались два бойца. Третий накрывал их двумя оставшимися плащ-палатками, заваливал яму снегом, а затем протискивался в нее сам. Вскоре люди согревали убежище своим дыханием и мгновенно засыпали.
Солдаты, охранявшие покой товарищей, на всякий случай замели ветками лыжню взвода. И наконец застыли на опушке.
Кроме часовых, не спал взводный, поджидая партизана.
Тот вскоре вернулся с командиром отряда.
— Знакомься, — сказал проводник. — Наш главный.
Офицеры советовались недолго. Обо всем было условлено заранее, еще до выхода разведки в немецкий тыл. Сейчас лишь обменялись последними данными и еще раз условились о связи.
Партизаны, выполняя свою часть задачи, перекрыли обе дороги, ведущие к форту. Отряд был убежден, что не пропустит ни одного немца к укреплению. В узких местах дорог подпилили деревья, чтобы обрушить их на землю, коли в том будет нужда. У завалов должны были тотчас очутиться небольшие группы автоматчиков. Кроме того, отряд заминировал мосты и заложил взрывчатку на своей лыжне.
Командир отряда, сравнительно молодой человек, уверенный и порывистый, прощаясь, похлопал Смолина по плечу, сказал весело:
— Живая, однако рискованная работа, но — ты ж понимаешь! — надо — так надо, браток!
План разгрома крепости, на первый взгляд, и в самом деле, был безрассуден. Нападение планировалось утром, при полном свете, почти в открытую.
И все-таки это был, пожалуй, единственный реальный план.
Немцам и в голову не придет ждать удара в такое время суток. Кроме того, хорошо известно: артиллеристы в эти часы спят, и, если часовых удастся убрать мгновенно, разведка выполнит задачу. Должна выполнить!
Проводив партизан, Смолин быстро устроил себе яму, велел забросать ее снегом и тотчас уснул.
Часовой разбудил его за четверть часа до зари.
Воспаленными, красными глазами всматривался лейтенант в черные контуры крепости. Что там сейчас за ее стенами, в казематах, где жарко топятся чугунные «буржуйки» и горят керосиновые лампы?
Перед самой зарей проводник привез в одноконной кошеве тол. Смолин приказал разбудить взвод.
Наконец восточная сторона неба стала светлеть. Лейтенант достал из вещмешка немецкую офицерскую фуражку с высокой тульей, аккуратно надел ее, повесил поверх маскхалата тонкий трофейный автомат.
Почти так же были экипированы Намоконов и Кунах.
В морозном утреннем воздухе отчетливо слышались звуки медленного боя на передовой. Изредка лениво постреливали пушки.
Через несколько минут Смолин взглянул на часы и, ощутив какое-то веселое ожесточение, которое приходило к нему всякий раз, когда опасность становилась особенно близка, кивнул разведчикам.
Кунах быстро вывел лошадь из леса, все уселись в сани, и Макар взмахнул вожжами.
У ворот, ведущих в крепость, стояли нахохлившиеся часовые, громоздкие и несуразные. Вероятно, под обмундированием у них были надеты меховые жилеты или кофты. На ногах топорщились аршинные соломенные сапоги — жалкое подобие валенок.
Лошадь медленно понесла сани к крепости. Смолин сбросил с фуражки капюшон халата, чтоб виден был орел на околыше, закурил сигарету.
Немцы на посту приплясывали от холода, впрочем, не спуская взгляда с саней.
Остановились в десятке шагов от ворот, и трое разведчиков направились к часовым. Смолин шел впереди.
— Хальт! — приказал немец и вскинул винтовку.
Смолин продолжал путь. Намоконов и Кунах не отставали от него ни на шаг.
