В этот момент, с силой оттолкнув привратников, в кабинет, тяжело дыша, ворвался мужчина в австрийской военной форме. Накидка, скрывавшая до этого его одежду, соскользнула с плеча.
Ракоци выжидающе отступил назад, решив, что имеет дело с смельчаком головорезом, покушающимся на его жизнь.
— Великий князь! — душераздирающим голосом крикнул мужчина, упав на колени. — На плаху ведут моего брата. И я тому причиной. Я — действительный преступник!
— Что за глупости ты городишь? Он изменник, он вор! — запальчиво воскликнул князь. — Воровство я еще мог бы простить Верешу, но предательство — не могу. Надо наказать для примера. Прочь! Эй, стража!
— Выслушайте меня, ваше величество! Вы не забудете этого рассказа. Иначе, клянусь богом, невинная кровь прольется!
— Хорошо, говори, — согласился князь. — Что ты можешь сказать?
— Не вор он, ваше величество.
— Так кто же взял мои сокровища?
— Я.
— Послушаем, — сказал Ракоци и присел на скамеечку.
* * *Ласло Вереш быстро, не переводя дыхания, рассказал самое существенное, и князь, как только понял положение вещей, живо воскликнул:
— Быстрее скачите к эшафоту с белым флагом! Пока еще не поздно.
Поспешно привязали платок к какой-то палке и передали его одному из четверых верховых гонцов, которые днем и ночью стояли под окном княжеского дворца в ожидании возможных поручений.
Гонец так пришпорил коня, что только подковы засверкали. А князь, открыв окно, еще крикнул ему вдогонку:
— Поспеешь вовремя, десять золотых в награду!
Разволновавшийся князь, чтобы ему не быть одному с самим собой, велел обеим делегациям остаться в кабинете, пока не станет известно, что его приказание успели выполнить.
Быстро скакал вестовой с белым флагом, но еще проворнее был Лаци Вереш, который кружным путем, не разбирая дороги, мчался к месту казни.
Только услышав еще издали громовое «ура», он замедлил бег. Ну, слава тебе господи, значит, там уже увидели белый флаг, вовремя увидели! Из-за волнения Лаци только сейчас заметил, что он не один мчится по полю. То рядом с ним, то впереди все время бежит какой-то пес. Господи, да ведь это же его белая собачка!
— Драва! Драва! — закричал Лаци радостно, а собака — это действительно была Драва — подскочила к нему и принялась лизать ему руки.
— Ты ли это? Прибежала, моя милая собачка. Нашлась! Ах ты скверная, знаешь, сколько я тебя искал? Разве можно бросать своего хозяина, который так тебя любит? Разве заслужил я это? — приговаривал Лаци, но тут же вздрогнул от суеверной догадки. — Заслужил ли? А может, и в самом деле заслужил! И судьба наказала меня за недостойное поведение? А теперь, когда я наконец поступил как подобает, провидение вернуло мне мою собаку. Или все-таки правду сказала покойница старуха на смертном одре: «Как знать, может, это я и раздаю счастье?» — и бедному брату моему черного пса — несчастье дала, а мне белого — счастье? Да только не сумел я им воспользоваться…
* * *Белый флаг вовремя показался на горизонте, потому что палач уже и куртку снял с Иштвана Вереша.
Стоит ли мне описывать радость собравшихся вокруг эшафота людей, которые в еще больший восторг пришли при виде трогательного объятия двух братьев. Солдаты, слышавшие о многих геройских подвигах Иштвана, с триумфом провожали его до самого города веселыми возгласами. На полдороге их встретил новый гонец князя с приказом обоим Верешам явиться к нему. Все это указывало на то, что князь не спокоен.
И дебреценская и пештская делегации все еще были в приемной у Ракоци, когда туда провели обоих Верешей.
Иштван подошел к князю и, упав на колени, поцеловал ему руку.
— Спасибо, ваше величество, вот увидите, отслужу я вам за это.
— Не мне говори спасибо, а брату своему.
— Как, ваше величество?
— Он сознался мне в том, что ты ничего не знаешь о сокровище, потому что это он откопал его в земле.
— Так это же неправда, ваше величество! — с возмущением воскликнул Иштван.
— Правда, братец, все до последнего слова, правда. А я, презренный, скрыл от тебя это.
Иштван удивленно уставился на брата, не веря своим ушам.
— Все это и для меня не совсем ясно, — промолвил князь. — Но мне некогда было выяснять подробности. Однако теперь у нас есть время. Расскажите оба о вашей жизни.
Лаци был более умелым рассказчиком, он-то и поведал собравшимся всю историю их жизни начиная с Кручаи: о том, как подобрала их тетушка Добош, как Пишта получил в награду сабельную перевязь и влюбился в Магду Силади («Гм», — заметил про себя присутствовавший здесь же профессор Силади) и как из этой истории разгорелось в нем желание заслужить дворянство.
Рассказал Лаци и о том, как отправились они с братом по свету, как получили в подарок двух собак: белую, принесшую счастье, и черную, которая навлекла на Пишту несчастье. Дошел он и до встречи с Рожомаком, когда братья расстались, — и здесь уже каждому из них порознь пришлось рассказывать свои дальнейшие приключения. Впрочем, только у Лаци жизнь оказалась богатой приключениями: рассказал он, как, найдя клад, отправился на розыски брата, но застрял в Пеште, так как влюбился там в дочь бургомистра Нессельрота («Гм», — пробормотал и Нессельрот).
Ракоци с интересом выслушал оба рассказа, после чего сказал:
— Много вы претерпели и, надо признать, с честью выдержали все испытания. Ты, — кивнул он на Лаци, — правда, дрогнул однажды, но теперь исправил ошибку и доказал, что и у тебя доброе сердце. А это — самое главное. Право же, очень поучительная история. Однако, хотя и не суеверный я человек, дам вам все же один совет: черную собаку убейте, а белую пошлите в подарок Берчени, пусть она находится при его армии и приносит ему счастье.
Это был шутливый намек князя на веру Берчени в предсказания и приметы.
— Собаку свою я больше не выпущу из рук, — возразил Лаци. — Но сам я охотно отправлюсь с ней в действующую армию, если вы разрешите мне, ваше величество.
— Я.же не могу убить своей, потому что прошедшей ночью она погибла, — отозвался Иштван. — Я всю ночь глаз не сомкнул, пришлось мне слушать, как бедняжка стонала под окном моей темницы. А на рассвете, когда меня вывели, вижу, отмучился несчастный мой песик.
— Опасный это был подарок, — заметил Ракоци. — Однако про вас, господин Кручаи, я, право, и не думал, что вы на такие злодеяния способны. Слышали, что рассказали здесь эти двое юношей?
— Слышал, ваше величество.
— Правду говорят они?
— Правду, — понурив голову, согласился комендант. — Был и я когда-то человеком самонадеянным, пока не покарал меня за то господь. Отнял он всех троих моих сыновей. Один я остался теперь и, поверьте, ваше величество, часто слышу по ночам стоны того запоротого насмерть крепостного. Я уже давно дал себе слово, что, если когда-нибудь встречу его осиротевших детей, все мое имущество им завещаю.
— Так вот они перед тобой! — подхватил с живостью князь.
— И я здесь тоже. Как сказал, так и будет.
— Молодец, Кручаи, — весело воскликнул Ракоци. — По крайней мере добавится еще одно звено к сей истории. Вам же, господа Нессельрот и Силади, — обратился он к главам делегаций, все еще стоявших в приемной князя, — я даю отсрочку, но при одном условии…
— Покорнейше ждем приказаний вашего величества.
— При условии, что вы отдадите ваших дочерей замуж за этих двух моих солдат, — теперь-то они смогут прокормить своих жен доходами с поместий Кручаи.
— Воля вашего величества для меня — закон, — поклонился Нессельрот.
— У меня нет возражений, — согласился Силади.
А лица двух молодых воинов засияли радостью.
— Боже! Никогда, ваше величество, не сможем мы отблагодарить вас за доброту вашу!
— Ну-ну… Особенно-то вы не радуйтесь. Владения Кручаи прежде нужно отвоевать у лабанцев, — заканчивая разговор, заметил Ракоци и знаком милостиво отпустил всех, находившихся в его приемной.
Перевод Г. Лейбутина
По утрам Элфи просыпается с трудом. Бабушке приходится по нескольку раз повторять: «Элфи, вставай!» — прежде чем она поднимет наконец голову со своей скомканной подушки. Такая у Элфи привычка спать — крепко обнявшись с подушкой.
По утрам, со сна, глаза у нее слегка припухшие. И в этот час ей бесполезно что-нибудь говорить: она словно ничего вокруг себя не видит и не слышит, даже ходит пошатываясь, будто пьяная. Но доктор сказал, что девочка ничем не больна, бояться за ее здоровье нечего, а все это от слишком быстрого роста и оттого, что ей только что исполнилось четырнадцать лет.
