И как бы отвечая его мыслям, Люся сказала:
Как жаль, что Ани с нами нет...
В голубятне стало совсем тихо.
Да, все мы Аню жалеем, вспоминаем о ней. Она хорошая была девочка, ничего дурного о ней не скажешь,— после долгого молчания заговорил Вова.— А поступила неправильно.
Дай я скажу!—вскочила Шура.— Мы Аню любили, даже когда трудно с ней было, и она не обращала на нас внимания. Люся меня даже упрекала, что я не чутка к ней. Совсем недавно она про свою жизнь рассказывала, так я потом до утра плакала.
Люся всхлипнула. Шура укоризненно посмотрела на подругу и продолжала:
Но я больше плакать о ней не буду. Вова прав: она не должна была так поступить! Она не верила в свой народ, в свою Родину... Мы так хотели ей помочь, а она нас сторонилась. Всё одна и одна... Разве мы хуже её?—Шура вскинула голову, и глаза её сверкнули.— Разве нам легче, чем ей? Как она посмела сдаться? У нас есть сильная и прекрасная Родина. Разве она нас оставит в неволе? Нас и в семье, и в школе учили не только ненавидеть врагов, но и бороться с ними, смело, дружно.— Шура провела рукой по лбу.— А для Ани в книжках было одно, а на деле совсем другое. Конечно, Аня была слабая духом, изнеженная. Дома она всё за мамину юбку пряталась... Конечно, фашисты её довели до такого несчастья. Но и она сама была виновата, что дала себя победить.
Шура села, смущённая такой длинной речью.
Павка Корчагин,— сказал Вова,— тоже был сначала одинок и тоже жил среди оккупантов, помните? Но он не побоялся выкрасть у врага пистолет, чтобы бороться, и товарищей себе верных нашёл. Значит, и мы можем, как он...
— Так давайте же решим, что мы будем делать?—нетерпеливо перебил его Жора.
Скоро наш великий праздник. По-моему, мы должны сделать подарок товарищу Павлову и всем пленным,— предложил Костя.— Для начала надо им табак передать, который Жорка достал.
А главное, ножницы раздобыть надо, большие ножницы! Павлов очень просил,— поддержал Костю Вова; теперь он уже знал, зачем нужны пленным ножницы, но пока Павлов велел хранить это в тайне...
Юра, еле сдерживая кашель, приподнялся на постели:
Письмо надо им к празднику написать! Такое письмо, чтоб они знали, что мы, советские ребята, помним в этот день о Родине и о великом празднике.
С этим предложением все согласились:
Обязательно надо написать!
И ножницы хоть из-под земли достать,— прибавил Жора.
Шура и Люся, пошептавшись, пообещали, что они раздобудут ножницы в хозяйском доме и постараются хоть понемножку утаивать на кухне продукты для пленных.
— Если попадётесь—всё пропало: убьют,— предупредил их Вова.
Но это не испугало девочек. Они понимали: задание Вовы — это задание Павлова, старшего товарища-коммуниста.
С трепетным волнением ждали ребята день великого праздника 7 Ноября. Они знали и помнили этот день как самый светлый и радостный в их жизни. И теперь, далеко от Родины, оторванные от неё насильно и увезённые в фашистское рабство, Вова и его товарищи, несмотря на голод, усталость и бесправие, готовились встретить праздник не так, как встречали и провожали обычные дни и недели в неволе.
Накануне, когда они тайно собрались на голубятне, Вова поздравил товарищей с наступлением великого праздника и заявил, что седьмого ноября каждый из них должен вспомнить Родину, дом, свою школу, близких друзей и родных.
— Пусть мы далеко от них, от родной страны, но мы мысленно должны быть с ними, с нашим народом, который борется против фашистских извергов и обязательно победит. Да здравствует наша любимая и далёкая Родина!— закончил своё приветствие Вова.
Сбор был коротким, без речей, но даже небольшое выступление Вовы вселило в сердца ребят уверенность, что наступит тот день, когда они будут свободны и вернутся на Родину.
Ещё задолго до праздника Вова ночами, когда все засыпали, садился к окну и готовил поздравления каждому товарищу отдельно. Девочки достали ему хорошей белой бумаги и три цветных карандаша. Бумага была нарезана ровными частями величиной в половину листа школьной тетради. На каждом листке Вова написал печатными буквами, старательно выведенными красным карандашом: «Поздравляю с праздником Великого Октября и желаю сил, здоровья и уверенности в победе нашей Родины». Внизу чёрным карандашом в яркой рамочке было написано: «Прочти и уничтожь»...
На обратной стороне поздравления был нарисован товарищ Сталин и картинки, изображающее героическую борьбу Красной Армии. На одном поздравлении нарисован танк, на другом — пушка, на третьем—красноармеец с винтовкой. Рисунки были неумелы, но выразительны,— они отображали борьбу защитников Родины.
Утром Вова лично вручил каждому поздравление. Это было неожиданным для ребят и очень обрадовало каждого. Только Юра был безразличен.
Собираясь на работу, ребята увидели, что Юра уже не может встать. Он окончательно ослаб и был очень болен.
За последнюю неделю Юра очень похудел и начал кашлять кровью. Жора приносил ему молоко, Люся и Шура ухитрялись припрятать что-нибудь вкусное, но ничто не помогало. Юру то бил озноб, то поднималась такая температура, что он метался, как в огне. Дни Юры были сочтены он таял день ото дня, и это хорошо понимали все, но помочь никто не мог.
Обозлённая Эльза Карловна набрасывалась на ребят обзывала их мерзавцами и ворами и требовала работать за семерых. Лунатик усилил слежку по ночам, стал сам проверять приготовление пищи для ребят, и без того скудной и противной.
Убедившись, что пятеро истощённых ребят не могут справиться со всей работой, как их ни истязай, фрау Эйзен решила отвезти Юру обратно в лагерь и, вместо него и погибшей Ани, получить от Штейнера новых подростков.
Если бы она могла, как раньше, бесплатно или по дешёвой цене получить здоровых ребят, она давно бы заменила всех, но достать новых рабов становилось всё труднее. Германия нуждалась в рабочей силе, так как война с каждым днём пожирала всё больше и больше немецких солдат.
Ребята были подавлены известием, что Юру увозят в лагерь. Сопровождать его должен был Жора. Юра не мог уже влезть в кузов машины. Теперь не только Вова, но каждый знал, что Юру везут на верную смерть. Сам Юра, когда его посадили в машину, так разрыдался, что не выдержали и остальные ребята.
Костя ходил просить Эльзу Карловну оставить Юру, обещал работать за себя и за него, но рассерженная фрау Эйзен затопала ногами, бросила мальчику в лицо платяную щетку и вытолкнула за дверь.
Судьба Юры была решена.
Когда Эльза Карловна села в кабину, Вова незаметно бросил в кузов старый половик и охапку соломы. На прощание Юра слабо помахал друзьям рукой и даже попробовал улыбнуться. Ему тяжело было расставаться с друзьями.
Юрка, ах ты, Юрка...— опустив голову, повторял Вова, думая о гибели ещё одного друга и товарища.
Старый немец-хозяин, стоя позади ребят, невозмутимо сопел трубкой. Как только машина выехала со двора, он приказал закрыть ворота и пошёл к дому. Вова с ненавистью бросил какие-то слова старику и решительно зашагал к голубятне. Старик остановился, проводил ребят злым взглядом и вернулся, чтобы самому закрыть ворота.
Машина подошла к лагерю. На Жору и Юру пахнуло знакомым тошнотворным запахом болотной гнили и торфяным дымом. На широкой площадке лагеря было шумно. Исхудавшие, полураздетые ребята топтались на месте, стуча тяжёлыми деревянными подошвами по обледеневшей земле. Видно, их собирали после обеда для отправки на работу. Вот одна группа с лопатами и пилами, подгоняемая вооружённой охраной, вышла из ворот по направлению к лесу. Следом шла другая — с небольшими санями, в которые были впряжены по три-четыре подростка, потом третья, четвёртая... Жора смотрел ни невольников и думал: вот бы увидеть Андрея и сказать ему, чтобы присматривал за Юрой, помог, не оставлял одного.
Эльза Карловна, пройдя через калитку возле будки часовоого, направилась к Штейнеру. Комендант стоял на подмостках, наблюдая, как группы ребят расходятся на работу. Жоре показалось, что Штейнер так никогда и не покидал этого места. Только теперь он был в чёрной шинели и в меховой шапке.
Увидев фрау Эйзен, комендант спустился вниз и, улыбаясь, пошёл ей навстречу. Они оживлённо заговорили.
Ребята закоченели от холода, особенно Юра. Он совсем не чувствовал ног, пальцы рук не гнулись. Жора заметил это.
— Ты топчись, Юра, топчись! Вот так.— Жора начал подпрыгивать.
Юра медленно, с трудом поднимал едва гнущиеся в коленях ноги, а Жора растирал ему руки, приговаривая:
Ты, Юра, обязательно разыщи Андрея, с ним тебе легче будет.
Эльза Карловна вернулась мрачная. Она была зла на Штейнера, который отказал ей в просьбе дать двух подростков. Комендант объяснил, что много этих «дикарей» умерло от тифа и других болезней, что сейчас Германия очень нуждается в рабочей силе.
