— Констин Всилич, — сквозь натужный рев двигателя прокричал Ленька.
— Что? — очнулся я от размышлений.
Вокруг природа — заглядение. Изумительные горы, покрытые чудным лесом, чистые горные ручьи… Не случайно же здесь вокруг расположены прекрасные курорты — Дарувар у подножия горы Папук, Липик у реки Пакра, Баня-Вручица недалеко от горы Добой… Раньше сюда люди со всего света приезжали отдыхать. А теперь…
Теперь тут люди друг друга убивают. Что же это за животное такое, человек, которое свою историю числит только по датам войн и битв?
— О чем думаем?
Тебе этого не понять, парень. Во всяком случае пока. Со временем, когда твоя жизнь за экватор перевалит, когда цену любви и предательства познаешь, детей нарожаешь — вот тогда… Да и то кто его знает, может, и тогда не поймешь мои нынешние мысли.
Потому я говорю совсем иное:
— Ленька, а ты знаешь кого-нибудь из наших, которые тут погибли?
Кочерга с сомнением пожимает плечами:
— Не знаю. Может, кого и знал… Наших тут не так уж много, да все в разных местах служат… Может, из тех, кого встречал, уже и нету.
Может, и нету… Случись что-то с любым из нас, через полгода и про нас будут говорить так же — не знаю, мол, может, когда и встречал…
К слову, а сколько тут нас и в самом деле? Право же, было бы любопытно узнать. Хорваты объявили, что русских добровольцев в Сербской Краине полторы тысячи человек. Мусульмане числят до 5 тысяч. Но я думаю, что эти данные значительно завышены — за все годы войны вряд ли через эту землю прошло больше, чем 500–600 добровольцев из республик СНГ. Может, до тысячи, да и то вряд ли. При этом не секрет, что моджахедов и наемников на стороне мусульман воюет в несколько раз больше.
Вообще, состав приехавших сюда искателей приключений, как с одной стороны, так и с другой, довольно разнообразен. Скажем, болгары есть и с одной стороны, и с другой. Да и не только болгары — тут всякой твари по паре. Причем, по паре по разные стороны линии фронта.
Наверное, не то что докторскую степень — нобелевскую премию можно заполучить, если кому-то удастся объяснять этот феномен: почему люди едут хрен знает куда защищать невесть какие идеалы неведомо во имя кого. У каждого своя судьба, у каждого свои взгляды, у каждого интересы или побудительные стимулы…
Только додумать эту мысль я не успеваю. Машина вильнула в сторону, объезжая рытвину, съехала с наезженной колеи. Мы с Ленькой переглянулись. Поняли друг друга.
Тут война в значительной степени минная. Так что передвигаться на колесах куда надежнее по накатанной колее, тропинке и не дай Бог по траве. Там того и гляди могут оказаться мощные противотанковые или противотранспортные мины. Или куда более распространенные «паштеты» или «кукурузы». Так здесь с налетом черного юмора именуют противопехотные мины. «Паштеты» — взрывные устройства фугасного действия, называются так потому, что похожи на консервные баночки, однако не приведи Господь наступить на такую жестянку — в лучшем случае останешься без ноги. Ну а «кукурузы» — мины осколочные, торчащие в траве в ребристой рубашке на проволочке-растяжке, если задеть которую, метров на тридцать во все стороны пройдется чугунным смерчем, сметая все живое.
Сейчас в мире ширится движение за запрещение противопехотных мин. Одним из главных инициаторов движения была скандальная мученица — английская принцесса Диана. Было бы здорово, конечно, если бы такое состоялось. Да только вряд ли реален такой всеобщий запрет. Слишком это эффективное оружие при крайней простоте производства и применения. Только за последнюю четверть века на земле произведено более 225 миллионов наземных мин, в том числе около 190 миллионов противопехотных. Делают их примерно 100 компаний в 55 странах мира. Стоимость производства каждой мины чаще всего просто смехотворная — иной раз до десяти долларов. Так и получилось, что на сегодняшний день в земле закопано до 110 миллионов взрывоопасных предметов.
Жуткая цифирь, право слово!
…Впереди показалась нужная нам поросшая густыми зарослями высотка. За ней начинается каменистое плато, которое и является своеобразным ничейной землей, разделяющей противоборствующие стороны.
— Приехали! — сообщил Ленька.
Будто я сам не вижу! Ну а Кочерга, знающий нечто такое, чего не знал я, довольно демонстрировал свои оставшиеся зубы.
4
Машина, которая привезла нас к положаю, остановилась у самой кромки зарослей кустарника. Я поднялся со своего места, перехватил поудобнее автомат и перемахнул через борт кузова. Приземлился жестко, даже как будто в коленке что-то щелкнуло. С наслаждением, кряхтя, потянулся, разминая застывшие от тряской езды мышцы. Намерился уже направиться к вонзившуюся в кустарник тропинке. Но не успел — водитель в засаленной, потрепанной и выгоревшей пилотке, высунулся в окно.
— Прсвет! — окликнул он меня.
— Что?
— Тебя ждать?
Я обернулся на Леньку, который, не обращая внимания на беседу, неловко, не попадая ногой на выступающую ось высокого заднего колеса, пытался спуститься на землю.
— Так что, нас ждать? — переадресовал вопрос ему.
Тот ступил, наконец, на пыльный щебень дороги и начал отряхивать свое мешковатое, неуклюже топорщащееся на его нескладном теле обмундирование.
— Не знаю, Кстнтин Вслич, — развел он руками. — Это уже не мне решать.
Что за загадки, право слово…
Повернувшись к водителю, я сказал решительно:
— В общем, решаем так. Ты немного погоди, а там уж сам сообразишь. Годится?
— Добре.
Он откинул голову на спинку своего сиденья, поерзал, устраиваясь поудобнее и мгновенно уснул. Уметь спать всегда и везде, при любых обстоятельствах — это, по-моему, неистребимая черта всех профессиональных водителей всех стран. Такое ощущение, что они вечно недосыпают. Или впрок сны накапливают.
Я нетерпеливо повернулся к своему провожатому.
— Так куда идти?
Ленька от нетерпения опять начал приплясывать.
— В бункер.
В бункер, значит в бункер. Закинув автомат за плечо, я повернулся и по проторенной сквозь заросли кустарника тропиночке направился к бункеру. Навстречу попался еще кто-то из наших.
— Здорово, Беспросветный! — поздоровался он, а у самого улыбка до ушей.
Что ж тут случилось-то, что они все скалятся? Что за подвох меня тут поджидает?
У входа в бункер на складной табуретке сидел Семен Шерстяной. Так его прозвали за то, что у него все тело — едва ли не от глаз и практически до самых пяток — покрыто сплошным густым волосяным покровом. Он старший в этой смене. И то, что он, словно рядовой часовой, вот так сидит, задумавшись, у входа с автоматом не то что удивляло — в конце концов, мало ли кто где когда отдыхает — но как-то не слишком вписывается в привычный ход событий.
— Что случилось, Семен?
Тот вздрогнул, услышав обращение к себе.
— А, приехал… А мы тебя уже заждались.
Шерстяной поднялся, протянул мне свою огромную мохнатую лапищу.
— Что тут у вас стряслось?
— А Ленька выдержал, не проговорился?
Не скрою, плечами я пожал, с некоторым усилием сдерживая раздражение.
— Не проговорился, — буркнул в ответ. — Может, хоть ты не будешь говорить загадками?
Он не ответил, кивнул мне на вход в бункер:
— Заходи, сам узнаешь.
Вся эта таинственность мне уже порядком поднадоела. Ничего больше не говоря, я обошел его, спустился по деревянным, провалившимся ступенькам, отогнул край брезента, которым был завешен вход, согнулся и переступил порожек рубленого бункера. Остановился, ожидая пока глаза привыкнуть к полумраку. Постепенно начали проступать предметы обстановки. А когда все проступило…
За столом сидела и молча глядела на меня… Мириам. Я почему-то сразу понял, что это она, хотя в ту ночь, при свете фонарика, как следует разглядеть девушку не сумел.
— Здраво, Прсвет! — тихо сказала она.
Так вот что скрывали от меня ребята! Что и говорить, появление на передовой женщины с ТОЙ стороны — событие и в самом деле неординарное.
— Здравствуй, Мириам, — ошеломленный ее появлением, эхом отозвался я.
Прошел к столу, опустился на лавку против нее. Только теперь разглядел, что на столе перед девушкой стоит тарелка с недоеденным ломтем хлеба, кружка… Наверное, наши ребята ее подкормили.
— Ты откуда здесь появилась?
Она улыбалась. Но улыбалась не очень уверенно, как-то напряженно, опасливо.
— К тебе пришла.
Ко мне… Зачем? Чего она от меня хочет? С какой целью она преодолела такое расстояние, миновала столько опасностей, рискуя налететь на мину, попасться в руки своим или нашим воикам? Любовную версию, естественно, я напрочь сразу отбросил. Но что другое могло ее подвигнуть на совершение подобного вояжа?
