Солнце режет глаза, а сзади напирают другие с силой, умноженной обычным людским страхом за жизнь, с таким трудом сохраненную до сих пор. Возможно, именно здесь будет конец их партизанской судьбе. Подбегают следующие, уже непохожие на людей: черные от грязи, со стиснутыми зубами, с лицами, залитыми кровью…
Гарда с Ивановым поторапливают усталых людей. Видят, что делается около заграждений. Они не ожидали встретить такие замысловатые препятствия.
— Черт побери! — восклицает советский майор. Он без фуражки, седые пряди волос спадают на глаза. Он приглаживает их рукой. Волосы окрашиваются в красный цвет.
— Перевяжи. Из руки течет кровь. — Гарда вынимает из кармана индивидуальный пакет и подает майору.
— Э, ничего серьезного! Только царапнуло. — Иванов энергично пожал плечами. — Тебя, Ян, тоже отметили…
— Как людям выпутаться из этого ада? — думает вслух Гарда, глядя на скопище людей среди проволочных заграждений и отодвигая рукой повязку, сползающую на глаза. Тонкая струйка крови сочится из головы и стекает по шее.
— Надо организовать прикрытие, — советует майор. Гарда одобрительно кивает головой.
— Ко мне! — зовет он поручника Зайца {20}. — Выделите группы прикрытия, объедините огонь пулеметных точек… К реке будете подходить последними…
Поручник кивнул своим офицерам и связистам. Те собирали остатки батальона. Вскоре к ним присоединились более десятка бойцов из отряда Иванова, которых тот направил на усиление прикрытия. Раздались выстрелы.
— Самсон, ко мне! — опять зовет Гарда и вопросительно смотрит на партизан. — Где же он, черт побери!
— Убит… Около блиндажа, там, где вас ранило, — объясняет кто-то отсутствие командира взвода охраны.
— Подхорунжего Лешека, быстро…
— Я здесь, капитан. — Стройный паренек вытянулся и приложил пальцы к козырьку фуражки.
— Проверить, где тот мостик, о котором упоминал проводник. Я его не вижу. Может, где-то ниже по течению реки? Выполнять!
— Слушаюсь! — Подхорунжий повернулся кругом.
А тем временем были разрезаны последние, местами покрасневшие от крови куски проволоки. Перед партизанами — открытое пространство, луг, но вдоль и поперек изрезанный рвами. Словно было мало тех препятствий! Партизаны перепрыгивали, поскальзывались, падали в широкие проломы, наполненные водой, вскакивали вновь…
Последние метры перед рекой. Спасение было уже близко. Но это только казалось.
Короткие и резкие вспышки вдруг рассыпались по лугу, воздух разорвал свист осколков, над травой заклубились узкие полоски черного дыма. Мины! Гитлеровцы били из минометов. Вокруг крики:
— Нога! Помогите, братцы…
— Ой, живот…
— Друзья, товарищи…
Партизаны из последних сил пытались убежать от этих смертоносных взрывов. Только скорее бы к реке! Они уже отчетливо видели ее волны. Теперь каждый должен был рассчитывать на собственные силы и здоровье. А земля стонала и дрожала, словно от отчаяния за тех, кто должен был здесь остаться навсегда.
Лучи солнца отражались в лужах крови, скользили по посиневшим лицам и расширившимся зрачкам убитых. Мозаикой красок переливалась Припять — последнее препятствие, отделяющее их от спасения.
По болотной трясине и мокрым лугам, через вражеские блиндажи стремились партизаны к Припяти, но и здесь не было долгожданного спасения. Ад, окружавший их сзади и с боков, разгорелся еще и перед ними. Свистом и грохотом ожил и противоположный берег реки.
Высланный днем раньше отряд не выполнил задачу. Разведчики не сумели добраться до того берега, не сумели, а должны были сообщить командованию советской 47-й армии о приближении пятисот пятидесяти бойцов 23-го пехотного полка 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Крайовой вместе с отрядом советских партизан майора Иванова, насчитывающим сто пятьдесят человек. Поэтому откуда на том берегу Припяти могли знать, что это не гитлеровцы бегут к реке? Растарахтелись советские пулеметы, раздался треск взрывающихся мин… Среди партизан началась паника.
— Братья, там тоже немцы?!
— Поворачиваем назад!
— Что вы, товарищи?
— А черт бы их побрал!..
— Товарищи! Здесь свои, свои… Прекратите огонь! — кричат советские партизаны, машут руками, словно на том берегу среди этого свиста и грохота их могли услышать и увидеть в пороховом дыму, который буквально поглотил людей, охваченных паникой и страхом.
— Перебьют нас! А чтоб…
— Вперед, это, наверное, ошибка, скорей в воду! — кричит майор Иванов. — Стреляй, Ваня, красными ракетами, — приказывает он.
— Вперед! — торопят людей командиры подразделений.
— Эх, один раз мать родила, один раз и помирать, — воскликнул тучный партизан и нырнул в воду. Его примеру последовали и другие. Это они первыми должны были дать знать советским солдатам, что здесь свои.
Между тем возвратились партизаны, высланные на поиски мостика.
— Пан капитан, мы вышли на неподходящее место. Здесь глубина. Мостик был более километра отсюда… Гитлеровцы его уничтожили. — Подхорунжий Лешек, докладывая это, смотрел на смертельно утомленного Гарду. Левая рука капитана безжизненно повисла, мундир на спине был красным, кровь текла по пальцам и каплями падала на землю.
— Что советуешь? Может, все-таки направить туда часть людей? — спросил он.
— Местность там скорее плоская, и над ней господствуют немецкие позиции, но река там мельче, — добавляет подхорунжий.
— А если послать туда тех, кто не умеет плавать? — подсказывает поручник Заремба.
— Согласен! — решил капитан. — Собирайте желающих…
— Капитан! Наши поняли ошибку… — Иванов махнул здоровой рукой, в которой продолжал судорожно сжимать маузер.
Действительно, огонь с той стороны реки прекратился. Кто-то сумел добраться до другого берега. А может, помогли ракеты, выпущенные по приказу майора? Всем стало легче. Повеселели. Последние стрелковые цепи добежали до воды.
— Поручник Чеслав, — приказал Гарда, — соберите у партизан ремни. Надо сделать канат для тех, кто плохо плавает…
Командир роты бегает между людьми, собирает ремни. Молоденький партизан Завиша с несколькими бойцами сцепляет их между собой. К сожалению, канат получился слишком коротким, его не хватит до противоположного берега. Видя это, часть партизан бросается в воду.
— Держаться вместе! Помогать друг другу! — кричит поручник Чеслав.
Некоторые дрожащими руками срывают с себя изодранную и окровавленную одежду, раскисшие сапоги, с жалостью бросают в воду каски, рюкзаки, штыки… А вода, булькая, поглощает все это партизанское снаряжение, прикрывает его волнами…
Бросился в реку капрал Волк вместе с подпоручником Петрусем, за ними ефрейторы Завита, Струсь и многие другие. В одежде и с оружием вошел в реку подпоручник Чеслав. Увы! Петрусь и Чеслав скоро пошли ко дну, несмотря на то, что умели плавать. На порыжевшей от крови речной глади их настигли осколки гитлеровских мин.
Все больше партизан бросались в водоворот реки, погружались в воду забрызганные грязью и кровью лица, отекшие ноги, покрытые ранами тела. Но гитлеровские минометы не переставали обстреливать их. Кругом взрывались мины, выбрасывая вверх фонтаны воды.
Плыли. Многих сносило течением.
— Тону… Спасите!
— Друзья! Помогите!
Отчаянные крики оставались без ответа. Как можно помочь, когда каждого втягивает в водоворот течения, а сил едва хватает?
Гарда с Ивановым и несколькими другими партизанами залегли и, стреляя, прикрывали тех, кто плыл по реке. Вскоре, однако, у них кончились боеприпасы.
— Мы здесь уже совсем не нужны, — охрипшим голосом бросил командир отряда, весь забрызганный кровью. — За мной, ребята! Кто переплывет, пусть отомстит… — Сказав это, он бросился в воду.
Поплыла плотная группа людей. Восточный берег уже приближался, когда мины опять ударили по гладкой поверхности реки. Забурлила вода, раздались сдавленные крики по-польски, по-русски, по-украински… Их заглушали новые взрывы мин. Замолкали голоса, исчезали головы, несколько рук с растопыренными пальцами еще какое-то мгновение держались над водой.
И наконец спасительный берег.
— Ложись! — Крики неслись из советских окопов. — Там мины! Подождите, сейчас вас проведем…
Первыми эти призывы услышали партизаны, но было уже поздно. В ряде мест вверх взлетели черные столбы земли, раздался гул, и берег покрылся слоем серого дыма. Увидев это, остальные пошли гуськом — один за другим. Они осторожно обходили мины, соединенные тоненькими проволочками. Еще минута, еще и… наконец!
— Товарищи! Друзья!
— Вот герои! — кричали обрадованные советские солдаты.
От речной глади рикошетом отскакивали немецкие пули. От взрывов мин поднимались фонтаны воды. Припять продолжала угрюмо шуметь.
