— Ты…, - выдохнул он, — Был тогда… в Дубоссарах?… — почти шепотом и каким-то потерянным голосом, задав вопрос, замолчал. А в глазах стояла такая растерянность!..
— Нет…, - ответил Вадим ему почти также тихо, — …В Бендерах, — и почувствовал, как какое-то неприятное и смутное чувство стало постепенно овладевать им. Он вдруг вспомнил взгляд Сергея, когда тот вошел и, окинув взором полупустую комнату, увидел висящие на стене два вымпела: «Иркутское казачье войско», а другой — «Тирасполю 200 лет» с портретом Суворова. Но тогда Вадим не акцентировал свое внимание на этом… И тут до него, отбросив все «не может быть!», дошло! Кровь ударила в голову, выбивая из нее хмель.
— Так ты…, - Вадим на секунду остановился, шалея от невероятности, — … «румын»?
Глядя ему в глаза обреченно-равнодушным взором, Сергей промолчал. Резко развернувшись и покинув кухню, Вадим вошел в комнату.
Какая идиллия! Яркий свет люстры, из музыкального центра нес свою ностальгию «Одинокий пастух», дамы, сидя за праздничным столом с бокалом «Чинзано» в руках, в полголоса беседовали, опять кому-то «промывая кости»…
Вадим быстро, не говоря ни слова, достал из стоящего в углу чемодана свою поблекшую куртку — «камуфляжку», надел ее и повернулся к враз притихшим, уставившимся на него женщинам.
— Что, побахвалиться своим героизмом захотелось? «Свободные уши» нашел?.. — с явной издевкой, пьяно ухмыляясь, спросила бывшая жена.
«О-о-о, опять «гниль» из тебя поперла…», — отметил Вадим и, не удостоив ее ответом, хотел было спросить тихо и спокойно, но голос от волнения выдал нотки «металла»:
— Света, скажи: Сергей где живет?
— В Кишинёве…, - протяжно и недоуменно, с непреходящей улыбкой ответила она.
И тут Вадим увидел, как у его бывшей жены, медленно, как в кино, челюсть сползает вниз, и глазами, полными растерянности и ужаса, видимо резко трезвея, впилась в него взглядом, в момент поняв весь трагизм и несуразность ситуации!
— Не боись, — тихо и холодно сказал Вадим, — он наш гость!.. — и под взглядом так ничего и не понимавшей Светки, пошел на кухню…
* * *
Влад Смолин жил недалеко, так что после звонка, уже подходя к его дому минут через десять, Вадим отметил — в квартире горит свет не только на кухне, но и в зале.
— Михалыч! — как выстрел рявкнул голос в ночной тиши, Вадим даже вздрогнул. За ним к крыльцу подбегал Лекарев.
— А тебе то чего не спится?.. Здорово!
— Что случилось-то? — Славка, будто не расслышав вопроса, пожал протянутую руку, — Мне Влад сейчас позвонил…, чтоб срочно к нему…, у тебя что-то там…, - он аж запыхался.
— Да ничего не случилось. А Владислав Петрович у нас не подъесаул Смолин, а «генерал Паника»…, - Вадиму стало смешно, — Ладно, пойдем, Влад уж заждался, свежий анекдот расскажу…
Валя Смолина тоже не спала, в ожидании накрыла «фруктово-конфетный» стол, что было, кстати, к «Букету Молдавии», которое, как сбалагурил Лекарев: «раз оно побывало в руках «румына», будем считать трофейным»…
Рассказ Вадима о встрече — просто фантастическая невероятность ситуации! — поразил друзей.
* * *
… Заходя на кухню, Вадим включил свет. Сергей стоял под форточкой, курил. На кухне хозяин отсутствовал не долго — огонек сигареты, которую гость подкуривал еще при нем, подходил к фильтру… Вадим отдал должное его самообладанию — Сергей внешне был абсолютно спокоен. Но глаза — они поражали! В них было столько пустоты, такая отрешенность — до безысходности!..
Окинув взглядом выгоревшую на солнце, потертую «камуфляжку» с двуглавым орлом на шевроне, Сергей остановил свой взор на красно-зелено-красном приднестровском флажке, нашитом над левым кармашком.
— Да-а…, - грустно и задумчиво, как ни к кому не обращаясь, произнес Сергей, — Никогда, даже в страшном сне, не смог бы представить, что та война меня даже здесь догонит…, - и, ясно посмотрев Вадиму в глаза, спросил: — Ну, что делать будем?
— Не ссы, комбат. Сейчас ты не враг, а мой гость. Да и нет у меня к тебе ни малейшего чувства вражды, нет и не было ненависти ни к Молдове, ни к Румынии. Мне претит любое проявление шовинизма, национального превосходства или расовой исключительности — это все от Сатаны… А что делать будем?.. Пить будем, разговоры будем разговаривать!.. Садись и расслабься, — спокойно сказал Вадим, разливая коньяк по широким пухлым рюмкам, — Здесь тебе бояться нечего, да и вижу я, что ты не трус… Бери! — протянул ему рюмку, — А что до войны, которая тебя и здесь — в Вилимске, как ты сказал «догнала», то знай: поезжай ты в любой город России, хоть в Якутск или Уссурийск заберись — та война тебя и там «догонит». И не только потому, что со всей России казаки и русские мужики-добровольцы пришли на помощь, расстреливаемому твоими минометами, народу Приднестровья, а потому что, как я вижу, ты человек мыслящий, не из когорты волонтеров — зашоренного национализмом бессарабского быдла…, и ясно понимаешь, какой на тебе безмерный грех. Вот та война и жжет твою душу изнутри. И как от себя, от нее ты никуда не сбежишь! Если я не прав — скажи…, - и как можно спокойно продолжил, — Я не хочу читать тебе нотаций, я просто хочу понять: как ты — советский офицер, да, я не оговорился — советский! мог пойти на это?…
Вид Сергея был жалок. Чтоб он не замкнулся в себе, и, вызывая его на откровенность, Вадим спокойно и, как мог, доброжелательно, после рюмки, выпитой по-немецки — не чокаясь, стал рассказывать об их летнем «отпуске» в Бендерах: об увиденном, о встречах…, принес привезенные им приднестровские газеты, в которых каждая фотография буквально стреляла кровавой правдой… Сергей слушал спокойно и внимательно, с явным интересом стал задавать вопросы — он сам пытался что-то понять… или утвердиться, как показалось, в понятом им ранее.
После третьей, выпитой ими рюмки коньяка, Сергей, встав с сигаретой под форточкой, начал рассказывать свою историю. Она поначалу мало чем отличалась от рассказов о судьбах тысяч офицеров, когда в срочном порядке их часть, по воле «прогнувшегося» перед Западом Горбачева, была выведена из Германии и брошена чуть ли не в чистом поле где-то в Белоруссии, где не было никаких нормальных условий жизни не только для семей офицеров, но и для солдат…, когда при шквальной дороговизне начались бешенные перебои в денежном и пайковом довольствии…, когда жене можно было даже и не мечтать о работе… — ее просто не было! Где, как жить, чем детей кормить?.. Союз, как Вавилон, развалился…
— … Офицеры, при молчаливом согласии командования, чтоб выжить, занялись кто чем может: кто «челночным» бизнесом — благо, что Польша рядом, кто коммерцией при части — законной или не очень, — рассказывал Сергей, затягиваясь очередной сигаретой, — кто, плюнув на все, решил уволиться, даже по дискредитации… Жена с детьми уехала к матери в Кишинёв, а я продолжал служить, прозябая при части в нищете и без крыши над головой, не известно чего дожидаясь, наивно надеясь на лучшее… После похорон тещи, когда по завещанию нам перешел просторный дом с большим садом, на окраине Кишинёва, решил, что все — хватит служить!.. Не сразу, с трудом, но все же уволился. Устроился в Кишинёве на завод мастером — сельхозтехнику ремонтировали. Но не долго длилось благополучие — вначале задержки зарплаты, перебои с запчастями, а потом завод вообще встал. Опять окунулись в нищету, спасали лишь случайные заработки да земля… С лихвой бед хватили! А тут от знакомого офицера случайно узнал, что под Кишинёвом формируется артиллерийская бригада. Недолго я сомневался. На удивление быстро, несмотря на формировку в личном деле, меня восстановили на службу. Получил весьма хорошие подъемные, да и оклад меня приятно удивил. После всех пережитых невзгод, в семью впервые пришел достаток и какая-то стабильность… Назначили меня на должность командира батареи, мне пришлось практически с нуля формировать ее — окунулся в службу с головой! И плевать я хотел на политику! Считал, что в этот период перехода и становления, ну пошумят еще немножко, да все встанет на свои места. Ни о какой войне никто из моих офицеров не мог и помыслить даже… А потом в бригаде вдруг стали появляться румынские военные советники, инструкторы, специалисты какие-то… Ты думаешь, они нас — меня, моих офицеров — могли чему-то научить? Черта-с-два! Мы любому из них еще фору могли дать! А потом поняли, что «сигуранца» это…
— Ну, а с языком-то как? — перебил Вадим его рассказ, — «Мову» «романэшты» выучил?
— Жить захочешь — выучишь! — с хитрым прищуром, улыбнувшись чему-то своему, ответил Сергей, — У меня в батарее две третьи личного состава из деревень, большинство по-русски ни бельмеса, кроме мата, не понимают… Да и с нас самих требовали. Даже вечерние курсы организовали…, - тут впервые за весь вечер Сергей зло, истинно по-русски выматерился, чем, искренне умилив Вадима, вызвал его смех.
