Японский корабль приблизился к «Страшному» в надежде пленить его…
— Минный аппарат к выстрелу изготовить! — крикнул лейтенант Малеев.
Он сам встал у аппарата и, когда вражеский корабль оказался в прицеле, дернул спусковую рукоятку. Торпеда, шипя, скользнула в воду и стремительно пошла на японца. Тот рванулся вперед, но поздно: торпеда врезалась в борт, гулко грохнул взрыв, корабль окутался дымом и паром.
К «Страшному» направился еще один японский корабль. Моряки бросились к кормовому аппарату, прицелились, но в торпеду попал снаряд, и все, кто были на корме, погибли.
Шла сороковая минута сражения.
— Инженер-механик Дмитриев убит, — доложили Малееву.
А вскоре вышла из строя последняя машина. «Страшный» потерял ход. Японские корабли снова сунулись к нему, рассчитывая пленить. Но израненный, весь в пламени миноносец отогнал их орудийным и пулеметным огнем. Стреляли лишь две уцелевшие пушки. У одной из них — пятиствольной, захваченной моряками «Страшного» на японском судне месяц назад, — действовал тяжело раненный лейтенант Малеев. Он бил и бил по японцам до тех пор, пока не упал на палубу, сраженный осколком.
Палубу эсминца усеяли убитые и раненые. Оставшиеся в живых вели огонь по противнику из пулеметов, не давая возможности японцам подойти к кораблю. Тем временем мичман Андрей Акинфиев сжигал сигнальные книги и секретные карты — они не должны попасть в руки врага. Разорвавшимся снарядом Акинфиев был убит. Старший рулевой Владимир Баранович быстро сунул документы в мешок, прикрепил балластину и швырнул за борт.
«Страшный» погружался…
И вдруг японские корабли бросились наутек — к погибавшему миноносцу шел крейсер «Баян».
На месте боя «Баян» подобрал всего лишь пятерых израненных моряков, остальные — их было пятьдесят один — погибли вместе со «Страшным».
Весть о подвиге его экипажа облетела Россию. Повсюду начался сбор средств на постройку нового боевого корабля, который бы носил это славное имя.
Спустя год в штат кораблей Балтийского флота зачислили эскадренный миноносец «Страшный». Он был почти втрое крупнее предшественника.
В тот же день — 15 апреля 1905 года — в состав Балтийского флота был включен новый эсминец «Инженер-механик Дмитриев», а в Сибирскую флотилию — «Капитан Юрасовский» и «Лейтенант Малеев». Два последних корабля были построены в Петербурге, доставлены по железной дороге во Владивосток, там собраны и опущены в море.
Накануне Великой Отечественной войны Краснознаменный Балтийский флот получил первоклассный эскадренный миноносец, на борту которого сияли литые медные буквы: «Страшный». Экипаж его защищал морские подступы к городу Ленина, огнем орудий уничтожил множество фашистских солдат, танков, бронемашин.
А чем же примечательна история картины, отображающая бой «Страшного» в Японском море? Ее написал ученик знаменитого Айвазовского Сахаров, написал вскоре после боя по рассказам непосредственных участников. А музею подарила картину семья героя — лейтенанта Е.А. Малеева: да ведают потомки, как сражались наши моряки.
— Фотографию отца? — На другом конце провода задумались. — Ну что ж, согласен! В ближайшие дни возьму машину, привезу.
На «Авроре» недоумевали: машина для фотопортрета?
А все началось от того дня, когда к трапу крейсера подошел седоусый старый человек.
— Бывший электрик «Авроры» Андрей Павлович Подлесный, — представился он часовому. — Приехал в Ленинград посмотреть родной корабль. Разрешите подняться на палубу?
Часовой вытянулся, взял карабин, «на караул» и впился глазами в пришедшего. Сколько раз он слышал о подвиге Подлесного в Цусимском сражении — подвиге, спасшем корабль. Герой, оказывается, жив…
Через несколько минут о приезде Подлесного знала вся команда. Каждому хотелось посмотреть на человека, имя которого навсегда вошло в летопись корабля.
У дверей каюты боевой и революционной истории крейсера, которую осматривал Андрей Павлович, толпились матросы.
Потом была встреча в кубрике.
— Понравился мне ваш музей, — сказал Подлесный, — только вот об участии «Авроры» в Цусимском сражении материалов маловато. А ведь даже в том безнадежном бою команда крейсера геройски выполняла свой долг. И в этом немалая заслуга командира капитана первого ранга Егорьева, погибшего тогда смертью храбрых. Боевой был офицер, крепко уважали его матросы. Надо обязательно поместить в музее его портрет.
В дождливый октябрьский день 1904 года «Аврора» в составе 2-й Тихоокеанской эскадры вышла из Либавы на Дальний Восток сражаться с японцами. На ее мостике стоял капитан первого ранга Евгений Романович Егорьев — старый, опытный моряк. Он хмурился: странно выглядела наспех укомплектованная, слабо обученная эскадра. «Аврора» да еще несколько кораблей — хороши, а остальные — допотопные скороходы. «Мы похожи на конвойных большого верблюжьего каравана», — с грустной усмешкой сказал он вахтенному офицеру, обозревая растянувшуюся на несколько, миль вереницу «престарелых» броненосцев, громоздких транспортов, санитарных судов, буксирных пароходов.
В Танжере к «Авроре» подошел английский миноносец. Рядом с его командиром стоял адмирал. А флага адмиральского на мачте не было… Егорьев громко возмущался грубым нарушением морской традиции.
— По-воровски, тайно приблизиться к эскадре, подглядеть и, конечно, сообщить японцам… И это делают моряки, кичащиеся своим рыцарским благородством…
Знал командир «Авроры», что впереди смертельный бой, и упорно готовил к нему команду. То и дело на крейсере звучал горн, сигналы боевой тревоги звали матросов к орудиям.
Егорьев дотошно проверял, как быстро подаются из погребов снаряды, насколько точно комендоры наводят пушки. Лазил в кочегарки, в трюмы, наблюдая учения по заделке пробоин, по тушению пожаров.
Все удивлялись неутомимости командира. Когда он только отдыхает? И всегда бодрый, с белоснежным воротничком, подтянутый.
Моряки уважали Евгения Романовича за человечность: никогда не повысит голос на матроса, во всем разберется справедливо. Среди офицеров и кондукторов были любители по всякому поводу пускать в ход кулаки, но они боялись Егорьева, знали — не простит издевательства над «нижними чинами», спишет с корабля.
Поход был тяжелым. Изнурительные погрузки угля, недостаток пресной воды, плохое питание делали жизнь матросов невыносимой. Но они самоотверженно несли службу. Евгений Романович не раз спускался в кубрики, чтобы поблагодарить их за верность воинскому долгу. И теплее становилось на душе у людей: командир ценит их труд. А они не подведут в бою…
Вся команда знала, что Егорьев с нетерпением ждет встречи с единственным сыном, служившим во Владивостоке мичманом на броненосном крейсере «Россия». Евгений Романович открыто радовался и гордился, что Всеволод пошел по его стопам, что будет продолжена в русском флоте фамилия Егорьевых. Только вот писем от мичмана давненько не было. Известно, Владивостокский отряд крейсеров, в составе которого плавала «Россия», подолгу не стоял в гавани. Как-то показал себя в боях молодой Егорьев?..
В ночь на 13 мая 1905 года эскадра подходила к Цусимскому проливу. Радисты крейсера доложили командиру, что в эфире непрерывно слышатся сигналы японских радиостанций. Значит, враг рядом.
Евгений Романович прошелся по кубрикам.
— Наш крейсер носит славное имя, — говорил он матросам. — Не посрамим его честь, будем драться до конца!
Матросы по традиции помылись в бане, надели чистое белье. Всю ночь моряки стояли у орудий.
Утром сигнальщики заметили японский разведывательный крейсер.
— Корабль к бою изготовить!
В полдень из-за островов показалось девять японских крейсеров. Они начали обстреливать транспорты.
— Право руля! — скомандовал Егорьев. — Открыть огонь!
Оставляя за кормой пенный след, «Аврора» пошла к транспортам и заслонила их собой. Жерла шестидюймовых орудий с грохотом выбросили оранжево-багровые снопы пламени.
Девятка японских кораблей сосредоточила огонь по «Авроре». Искусным маневром Егорьев уводил корабль от вражеских снарядов, а комендоры били и били из орудий, не допуская противника к беззащитным пароходам. И японцы удалились.
Через полчаса сражение возобновилось. На стороне врага было громадное превосходство в численности кораблей и орудий, в скорости хода. Один из снарядов разорвался вблизи ходового мостика, веер осколков ударил в просвет боевой рубки. Егорьев упал…
Весть о гибели командира мгновенно разнеслась по кораблю. Еще более посуровели лица моряков, и казалось, еще яростнее загремели пушки. Окутанный черным дымом, с развороченными надстройками, с зияющими пробоинами в трубах, крейсер продолжал бой. Командира не было, но его воля чувствовалась во воем, обученные им моряки сражались и стойко и умело. Снаряды «Авроры» поражали то один, то другой японский крейсер.