В Шенкурском округе были земли, на которых картофель давал обильные урожаи, вызревал ячмень. По притокам реки Вага лежала без движения плодородная целина. Когда-то, не одно столетие, здесь проживали карелы, предки породнившихся угро-финнов и северо-восточных славян, они обрабатывали эти земли, выращивали сахаристые овощи, известные на Русском Севере как турнепс.
Карелов потеснили новгородские крестьяне, бежавшие от гнета московских бояр, но уже при Алексее Михайловиче Романове на берега северных таежных рек пришли мастеровые люди, застучали топоры, на воду спустили карбасы.
Жители северной тайги, прозванные пришельцами самоедами, взялись за плотницкое дело. Русские корабли вышли в море-океан на китобойный промысел, ступили на материк, где в полночь солнце стоит высоко над горизонтом.
Выращивать белый корнеплод стало не выгодно. По рекам с юга шли караваны с зерном. В дельте Двины вырастал город корабелов. Его питали деловыми людьми таежные селения. Земли по реке Вага превращались в целинные. Но сам Шенкурск обрастал селеньями, все чаще звучала вологодская и костромская речь. С Волги и Оки шли русские люди, где был недород, опять поднимали целину. На некогда обжитых местах набирало силу новое крестьянство. Архангелогородская губерния уже красовалась среди гербов России. Ее полки показали себя при обороне Севастополя, на полях виноградной Болгарии, на сопках Манчьжурии.
В Шенкурске тоже был свой полк: 17-й пехотный Архангелогородский. Он и составил костяк местной Белой гвардии. Солдат этого полка за их умение сражаться на поле боя с легкой руки генералов Временного правительства прозвали «шенкурятами».
На «шенкурят» и рассчитывал вести войну до победного конца Верховный главнокомандующий Северного края. Он питал мало надежды на союзные войска, на тех же итальянцев и французов, – тех манили богатства Русского Севера, но не перспектива умирать за британцев и американцев. Пресса Рима и Парижа не скрывала, кому достанутся лавры победителей.
– Эти макаронники и лягушатники только путаются под ногами, – признался генерал американскому послу, когда тому доложили, что после первого боя у Березника с прибрежных постов, выставленных для охраны коммуникаций, исчезли несколько итальянских и французских солдат: то ли они сами сбежали, то ли их похитили красные партизаны.
Генерал надеялся на американцев, уж они-то своими речными кораблями сумеют пройти к Вологде, где пересекаются магистральные направления: с юга на север и с запала на восток. Но прежде войскам Антанты предстоит соединиться с Колчаком. Бои уже идут на подступах к Перми. Колчаку Америка обязательно поможет: у адмирала весь золотой запас Российской империи.
Президент Вильсон постоянно теребил своего посла, спрашивая, как надежно хранится царское золото? Агенты нескольких разведок (Британии, Франции и белой России) сообщали, где в данный момент находится золотой запас, на какой железнодорожной станции Транс-Сибирской магистрали.
Это было не обычное золото высшей пробы, а изделия из золота и платины, представляющие большую художественную ценность.
Золотой запас России постоянно был на колесах. Менялись только паровозы и охрана. Начальники караулов ежедневно докладывали Верховному главнокомандующему. Если придется отступать до океана – адмирал такой исход событий не исключал, – была опасность, что золото перехватит Япония.
По инициативе генерала Миллера в тайне даже от своего начальника штаба разрабатывался план передачи золотого запаса России в Архангельске под охрану караула, который находился в непосредственном подчинении генерал-губернатора. Из Архангельска крейсером «Олимпия» или другим надежным судном в сопровождении вооруженного эскорта груз будет переправлен в Северные Соединенные Штаты.
С этой целью в Архангельске неотлучно находился американский консул Феликс Коул. Он был в постоянном контакте с генералом Миллером. Генерал-губернатор Северного края наряду с послом головой отвечал перед американским президентом за сохранность и доставку ценнейшего груза. У берегов Норвегии уже второй месяц несли боевое дежурство противолодочные корабли Соединенных Штатов для сопровождения «Олимпии».
Дело было за малым – за соединением войск союзников с войсками адмирала Колчака. Но сначала нужно было водными путями выйти на Вятку, а оттуда уже пробиваться до Перми.
Боевая обстановка на Северной Двине накалялась. Две флотилии, несмотря на материальный перевес интервентов, в огневой дуэли не уступали друг к другу.
Из Петрограда в район боевых действий целевым назначением были доставлены снаряды и патроны. Прибыло подкрепление моряков-балтийцев. Флотилия пополнилась двумя восстановленными пароходами и одной плавучей батареей.
8 сентября в устье реки Вага буксирная краснофлотская флотилия внезапно навязала ожесточенный бой противнику. Артиллерийская дуэль продолжалась около двух часов. Прицельным огнем плавучей батареи была потоплена канонерская лодка. Пулеметом, приспособленным для стрельбы по воздушным целям, был сбит английский биплан. Но и буксирная флотилия понесла потери. Вражеский снаряд угодил в орудие. Расчет погиб. Стоявший на капитанском мостике командующий флотилии Павлин Виноградов получил ранение в голову. Командующего спасти не удалось. В тот же день, к вечеру, не приходя в сознание, Павлин Виноградов скончался.
Об этом бое, о гибели командующего речной флотилии в Москве стало известно три дня спустя. Ленин с недипломатической прямотой телеграфировал Кедрову: «В печать. Крупная победа над англичанами и белогвардейской сволочью».
Спустя несколько дней на это событие откликнулась московская «Правда». Заметка была посвящена командующему северодвинской речной флотилии. В ней о Павлине Виноградове были такие слова:
«Его колоссальной энергии, силе организаторского таланта мы обязаны тем, что продвижение англо-французов к Котласу было приостановлено».
Командующий фронтом, ознакомив командиров и комиссаров с этой телеграммой, внес уточнение:
– Приостановлено, но не остановлено. Усекаете, товарищи?
Товарищи усекали. Никто другой останавливать их не будет. Больше некому. Все войска Красной армии задействованы на других фронтах, и не в последнюю очередь на Восточном фронте.
В штабе союзных войск, пережив неудачу на реке Северная Двина, в спешном порядке разработали новый план – наступление по Северной железной дороге в направлении Плесецк – Вологда.
К этому времени в Обозерской уже дислоцировался 339-й американский пехотный полк. В полку значительное количество рядовых составляли негры, чьи деды и прадеды помнили рабство. На русской земле американцы почувствовали себя хозяевами-рабовладельцами. Сразу же по прибытии из Архангельска они небольшими группами разбрелись по таежному поселку, где вокруг добротных изб небо заслоняли кряжистые сосны и ели-великаны, тяжелые гроздья поспевающей рябины заглядывали в окна.
Непрошеные гости бесцеремонно вламывались в дома, которые никогда не знали замков, устраивали обыски. Нет, они забирали не продукты – они были сыты. Они хватали вещи, которые имели высокую цену на рынках Нового Света. Интервенты снимали со стен иконы ювелирной работы, ружья и сабли, теперь годившиеся разве что в музей, – это с ними русские солдаты возвращались из дальних военных походов.
Интервенты выгребали из хозяйских сундуков старинные золотые и серебреные монеты, служившие украшением женской одежды.
– Это же не люди – черти безрогие. Истинный бог! – не уставал твердить православный священник отец Никодим, оставивший воспоминания потомкам.
Добрался он из Самоедов, где был его приход. Но как только он узнал, что в Обозерской разместился американский полк, а значит, эти самые негры начнут насильничать, сразу же вернулся домой, опасаясь за невестку и малолетних внучат. В молодости отец Никодим (в миру Корнюшин Никодим Матвеевич) служил на флоте, ходил по морям-океанам, видел, как янки разбойничали в Китае, среди них было немало чернокожих. Скольких китаянок они заразили сифилисом! Вот и поспешил отец Никодим предупредить обозерских девушек и женщин, неровен час – принесут иноземную заразу. Попробуй тогда от нее избавиться?
– Кто же они, черномазые дяволы? Откуда взялись? – возмущались обозерские женщины. – Никак из гиены огненной?
– Оттуда, бабоньки, оттуда, – им отвечали осторожные железнодорожные рабочие, здесь люди новые, но уже немало повидавшие на своем веку. Были среди них и бывшие матросы.
Вот матросы и вносили ясность:
– Это – янки. Они разного цвета. Любят виски и деньги. Не брезгуют и молодыми женщинами.
Но янки умели не только грабить, лакать виски, светлые, как родниковая вода, но по крепости не уступающие спирту. Сами северяне эту светлую воду, известную в Центральной России как водка, называли вином, а вино, виноградное или яблочное, называли «борматухой». «Борматуха» – напиток интеллигенции, к которой причисляли себя грамотные люди. Кто в северном крае осел надолго, переходили на вино, от вина – к разбою. В этом скоро убедились жители Обозерской. Американы за неимением виски лакали вино местного производства, сырьем для него был сахар.
