— Оставьте вашу дочь себе, помолвку я и сам собирался расторгнуть в ближайшие дни, поскольку влюблен в другую женщину, — гордо ответил Джуджу, поднялся и вышел вон.
Нотариуса Монджиторе едва не хватил удар при этом известии. Как только Джуджу вышел из конторы, коммендаторе отправил за его отцом, кавальере Антонио Фирруцца, который по части моральных принципов, мужской чести и достоинства был монстром пострашнее самого коммендаторе.
— Мне весьма жаль, дорогой кузен, — начал Монджиторе, — но то, что я должен сообщить, не доставит тебе радости.
Гнев коммендаторе прошел, более того, он чувствовал даже некоторое удовлетворение, поскольку всегда испытывал антипатию к кавальере Фирруцца.
Вся история была доведена до сведения кавальере. Помощник нотариуса даже принес ему стакан воды, потому что кавальере находился на грани обморока. Как?! Его сын Джуджу, ангел, спустившийся на землю, устроил драку в борделе? Бедный мальчик, что на него нашло? Да его, верно, околдовали, голову ему заморочили! Подозрение вызывали последние слова Монджиторе: «Он сказал, что влюблен в другую женщину. Не хотел бы я, чтобы Джуджу потерял голову из-за одной из этих бесстыдниц».
В тот же вечер у кавальере Фирруцца поднялась температура до сорока градусов. Его супруга находилась рядом и пыталась наложить ему на лоб холодный компресс, а кавальере метался и не давался. И тут у нее вырвалось:
— Пожалуйста, не дергайся, доверься женским рукам.
Эх, кавальере будто бы ежа в постель подложили! Он оттолкнул ее руку, сорвал со лба компресс, вскочил с постели, как был, в ночной рубахе, и заорал диким голосом:
— Вон отсюда, немедленно, ты сама со своими чертовыми женскими руками!
На следующий день, немного остыв, кавальере втайне отправился к дону Стефано Джаколино, хозяину «Пансиона».
— Дон Стефано, знаете ли вы, что между моим сыном Джуджу и одной из женщин в «Пансионе» закрутился роман?
— Ничего не знаю.
Хотя прекрасно знал. Мадам Флора аккуратно информировала его обо всем, что происходит во вверенном ей заведении. Кавальере, потея от стыда, вынужден был изложить дело. Тогда дон Стефано важно произнес:
— Хорошо, я все выясню.
— Благодарю вас. И у меня к вам еще одна просьба.
— К вашим услугам.
— Если выяснится, что все это правда, я прошу вас удалить эту женщину.
Глаза дона Стефано сузились:
— Удалить в каком смысле?
— Отправить куда-нибудь подальше.
— Куда же? Смены прекратились. Я не могу заменить ее новой девушкой.
— Если ее нельзя заменить, тогда вы могли бы ее уволить.
Дон Стефано засмеялся:
— Почему я должен лишаться дохода? Из-за ваших красивых глаз? И потом, как прикажете объяснить девушке, за что я ее увольняю?
— Скажете ей, что, мол, из-за того, что она влюбила в себя моего сына!
— Кавальере, вы не возражаете, если я выскажусь по-латыни? Если ваш сын мудак, то в чем виновата девушка?
В отчаянии, лишившись благоволения Всевышнего, Фирруцца старший помчался к начальнику карабинеров.
— Что вы от меня хотите, кавальере?
— Я хочу заявить на эту женщину, пусть ее посадят в тюрьму!
— Это невозможно!
— Почему?
— Эта женщина делает то, на что имеет официальное разрешение.
— Тогда запретите моему сыну ходить к ней.
— И этого не могу сделать! Ваш сын совершеннолетний!
Кавальере пришел в бешенство. Задрожав и побагровев, в безумии он вскочил со своего места и уставил палец на фельдфебеля:
— Я понял! Все понял! Вы в сговоре! И сводники, и карабинеры, вы все сговорились, чтобы уничтожить меня!
Фельдфебель был мужик спокойный и на крик кавальере никак не отреагировал. Ему даже удалось утихомирить несчастного, пообещав по-дружески, неофициально, поговорить с Джуджу. И действительно, встретив вскоре Джуджуна улице, он окликнул его, взял под руку и деликатно отвел в сторонку:
— Сынок, неужели ты желаешь своему отцу смерти?
Услышав вопрос фельдфебеля, Джуджу жалобно запричитал:
— О нет, нет! Но, синьор, я не могу ничего поделать! Это сильнее меня! Я не могу без Луллу! И потом, она такая хорошая девушка, да, синьор, добрая и красивая!
Кто сказал, что все путаны суки? Фельдфебель вспомнил случай, когда одна путана бросилась в море и спасла тонущего мальчика. А еще вспомнил, как путаны из борделя накормили одного беднягу, который умирал с голоду, и еще случай, когда…
Понизив голос, он спросил:
— А она… тебя любит?
— Да, очень сильно.
— Поздравляю, — фельдфебель закрыл тему.
Когда Джуджу пришел в банк, чтобы снять немного денег, кассир сообщил ему, что кавальере денег на его счет не перевел, как это делал обычно раз в три месяца, более того, заявил, что денег вообще больше переводить не будет. Таким образом, Джуджу вдруг оказался без чентезимо в кармане. Первая его мысль была: «Как же мне теперь расплачиваться в „Пансионе“?»
Он обратился к своему другу Тано Гуллотта, и тот дал ему пятьсот лир на житье. Нехватка денег изменила ситуацию к худшему. Джуджу начал испытывать не только ревность, но еще и зависть к остальным клиентам, которые могли оплачивать с Луллу любые тарифы. Сам Джуджу довольствовался разовым посещением, растягивая выданную Тано Гуллотта сумму. Ведь ему надо было еще и на что-то питаться, ибо отец запретил появляться у себя дома. Так Джуджу и сидел в салоне на диване, небритый, с растрепанными волосами, вытаращив глаза и злобно глядя на клиентов Луллу. Некоторые из них подходили к мадам Флоре с жалобами: «Этот тип у нас всю охоту отбивает!»
Мадам Флора сообщила о такой беде дону Стефано Джаколино. Тот появился вечером в «Пансионе» и предложил Джуджу пройтись.
— С завтрашнего дня, если желаешь провести полчаса с Луллу, можешь приходить. Пожалуйста. Но потом ты не смеешь задерживаться ни на минуту. Закончил свои дела — и свободен, хочешь, иди домой, хочешь, иди в кафе, хочешь, иди растопыривай рога куда угодно, но в «Пансионе» ты не остаешься. Я тебе все понятно объяснил?
— Понятно. А если я все-таки останусь?
— Дело твое.
На следующий день Джуджу остался сидеть в «Пансионе» до самого закрытия. Никто ему слова не сказал. В полночь он вышел на улицу, и тут к нему подвалили два типа и избили палками. Джуджу вернулся домой чуть живой, лег на кровать, но заснуть никак не мог, не столько из-за боли, сколько из-за запаха, который оставила Луллу на его коже. В тепле одеяла этот аромат испарялся все сильнее и сильнее, и Джуджу казалось, что он сейчас умрет из-за того, что его Луллу не лежит сейчас рядом с ним. Весь следующий день Джуджу провел в постели, он даже на ноги не мог подняться. Зато у него было время хорошенько обдумать ситуацию. Ему в голову пришла одна идея, которая, по его мнению, могла бы все разрешить наилучшим образом.
— Что это с тобой? — улыбаясь, спросил дон Стефано Джаколино, когда Джуджу появился у него с фингалами под глазами.
— С лестницы упал.
— Что хочешь?
— У меня есть к вам предложение.
— У тебя ко мне? Ладно, послушаем.
— Дон Стефано, допустим, я приду к вам и скажу: хочу, чтобы Луллу обслуживала исключительно меня. Сколько мне это будет стоить?
— Не понял.
— Дон Стефано, сколько времени работает девушка в «Пансионе»? Шесть часов, верно? С шести вечера до двенадцати ночи. Если я хочу купить девушку на все это время, сколько мне это будет стоить?
— А зачем ты меня спрашиваешь? Спроси мадам Флору. В прейскуранте ясно написано, что свыше получаса действуют договорные цены. Поговори с ней. Скажи, что хочешь взять Луллу на весь божий день и узнаешь, сколько…
— Но я хочу Луллу не на один день, а на целый месяц.
Дон Стефано пристально посмотрел на Джуджу:
— У тебя что, есть бабки? Знаешь ли ты, сколько денег приносит такая девушка, как Луллу, за месяц?
— Нет, это вы мне должны сказать. Посчитайте и скажите, во что мне это обойдется. Пусть у Луллу будет один-единственный клиент, вам ведь от этого ни холодно, ни жарко, так?
— Так. Но условие жесткое: оплата вперед за целый месяц. А если денег будет меньше, то когда сумма закончится, Луллу начнет немедленно обслуживать других клиентов. Согласен? Цифру ты узнаешь.
Цифру Джуджу объявила мадам Флора:
— Дон Стефано говорит, что за месяц ты должен заплатить шесть тысяч четыреста лир. Если точнее, то шесть тысяч четыреста шестнадцать лир, но он дает тебе скидку, потому что ты ему симпатичен. Что мне сказать дону Стефано?
— Что через два, максимум через три дня я принесу ему деньги.
Это было двадцать четвертого мая.
Чиччо с Ненэ вот уже две недели подряд не ходили в «Пансион». Времени не было, они усиленно занимались. В лицее объявили, что экзаменов на третьем курсе не будет и что продолжение учебы или отчисление решится голосованием. Проводить экзамены было затруднительно, потому что союзники уже высадились на Пантеллерии. По утрам залпы орудий доносились в класс, и тогда на минуту урок прерывался, в тишине все прислушивались к этим глухим раскатам, казавшимся топотом сапог американских и английских солдат. Они надвигались все ближе и ближе.
