17 ноября
Батайск. Вчера дотянули сюда. Передала привет городу от наших славных летчиц. Пробовали взлететь Туман.
20 ноября
В 9.00 взлетели. Погода была отличная. Посадка в Харькове. После Харькова пролетели 1.40. Я закутала ноги в чью-то куртку и бросила вести ориентировку.
Полевая почта 21221 Ирине Дрягиной
15 декабря 1943 года
Иринка, здравствуй!
Не удивляйся такому корявому почерку — нарывает палец на правой руке. Ирочка, поделюсь с тобой своей радостью. Я имела отпуск в Москву. Пробыла дома 11 дней (это так много и так мало!). Приехала сюда (я это называю домом № 2), и меня ждало письмо от тебя. У нас все в порядке, работаем сейчас много, хотя, разумеется, зима чинит много неприятностей. Катя Рябова теперь с Мариной Чечневой, они возглавляют четвертую. Во второй Леля Санфирова и Руфа, а Таня Макарова с Верой у Дины. Таню сейчас тоже пустили домой. Да, там видела салют за Гомель и все время думала о Галочке. О ней же шел разговор у Полинки на именинах. Как мне не хватает иногда Гали, если бы ты знала!.. Я выучила много новых людей: Тосю Пазлову, Соню Вадяник, Студилину, Пинчук и других. Скоро новыми займусь. Знаешь ли ты, что мы стали трижды орденоносцами? На генералов похожи. Дина и Маша Смирнова кавалеры Александра Невского!
Пиши, Ирочка.
Целую. Женя
2 февраля
Если, расставаясь, встречи ищешь вновь —
Значит, ты пришла, моя любовь!
Ты пришла!.. Готова ли я тебя встретить? Мне 23 года, уже много. А с каждым днем оказывается, что в жизни еще много, очень много неизведанных сторон. Вот 2 часа назад Сима получила долгожданное письмо, даже два сразу. И около получаса просвещала меня. Завидую я ей или нет? Наверное, нет.
Перерыв в дневнике получился солидный. В Москве я была 10 дней — в ночь на 21 ноября приехала, в ночь на 2 декабря уехала. Мама пишет — все прошло, как сон.
Я, когда ночевала в Краснодаре в день приезда из Москвы, останавливалась в комнате майора Гуревича (у него было ночное дежурство). Я была в квартире одна. До ужина прочла вслух всего «Демона» — на душе было грустно и тепло... «И будешь ты царицей мира...» Зачем мне целый мир, о дьявол? Мне нужен целый человек, но чтобы он был «самый мой». Тогда и мир будет наш. И нашего сына. Мария Владимировна предупреждала меня при встрече: «Будь осторожна в выборе отца для своего ребенка. Ведь он должен быть еще и другом для тебя». Вот когда кончится война... 8 февраля мы отмечаем двухлетие полка. Как незаметно мчатся годы! Последнее время у меня было что-то уж очень много работы: напряжение максимальное, приняла зачеты по «НШС» у всего полка, сделала доклад по 2-му разделу доклада тов. Сталина, доклад о Марине Расковой, месячный отчет, графический учет карт, пишу сказку «У самого синего моря жил-был гвардейский женский полк...», сегодня делала доклад в 4-й АЭ о боевых традициях нашего полка. Полинка Гельман требует у меня статью «Двухлетие» в журнал; к 5 февраля надо приготовить карту нашего боевого пути. И при этом я бы всегда нашла время раз в пять-шесть дней написать Славику. Но он далеко, по пути в Иран. Позавчера получила от него сразу три письма, и везде пишет одно: не пиши, пришлю новый адрес, А мне так иногда хочется поговорить с ним, так его недостает. Последнее письмо было уже из Сальян. У меня 591 боевых вылетов (или 591 боевой вылет?). Этак вообще скоро можно разучиться писать и стать дикаркой. Получила сегодня письмо от Иванова; пишет, чтобы не забывали о своем культурном развитии, читали побольше. 20 января начала заниматься новая штурманская группа: Попова, Яковлева, Бузина, Худякова, Петкелева, Масленникова, Прокофьева. Завтра я им 4 часа буду рассказывать о ветре. Это тема Бондаревой, а о ней с Володиной уже шесть дней ничего не слышно. Была очень плохая погода для молодой летчицы, хотя у нее и так уже был 100-й вылет. Кроме того, выбыли из строя — надолго или совсем? — Прасолова и Старцева. С Прасоловой случился обморок в воздухе. А сколько вынужденных посадок было за это время! Большинство — на том берегу, в Жуковке. После Москвы я сделала с майором свой второй вылет. Причем я вела левой рукой. Она много смеялась потом над этим вылетом. С Диной еще ни разу не летала, только из Краснодара вместе прилетели. Именины свои я справляла дважды: 22 декабря у Иры Ракобольской и 24-го — со Славиком у Дины. Под Новый год мы работали до 23.00, выполнили напряжение — 50 самолетовылетов — и отправились праздновать. В группе управления ужин начался в 1.15. Мне было хорошо: мысленно я была со Славиком, а фактически с Симой. Динино поздравление пришло лишь в 3 часа.
Что еще? Поиски тендера, который потом оказался севернее Кучугур, высадка десанта в Керчи с гигантской артподготовкой, резко изменчивая погода, переселение в домик, где мы сейчас обитаем: Марина Чечнева, Катя Рябова, я, Лелина кровать и в другой комнате Дина с Симой. У Иды скоро будет ребенок. И у Веры, у моей сестренки Верочки тоже будет ребенок! Соня почему-то не пишет.
5 февраля
Где-то ты сейчас, мой далекий иранец?.. Мы все время не работаем: то точка непригодна, то ветер сильный. Усиленно готовимся к двухлетию. Я уже сделала карту боевого пути. Пишу «Двухлетие».
А ведь жить так хочется, родная,
И в огне так хочется любить...
Бондареву уже заменяем — расширяем штурманскую группу Розовой и Волосюк. Сейчас с Катей Рябовой стали вспоминать тригонометрию — пустые, пустые головы...
8 февраля
22.00. Итак, два года! Празднование прошло хорошо. Вчера — сержантского состава. Мы с Симой с утра летали с приглашениями. А вечером работали.
.. Ой ты, ноченька, ночка лунная,
Ночка лунная, ночь весенняя!..
Никаких намеков на февральские трескучие морозы. Сделали по три вылета на гору Митридат в Керчи. А потом нас закрыло туманом. Спать легли в 6 часов утра. А днем началась предпраздничная суета. Чистились, гладились. Торжественная часть. Майор делает доклад. Устала она даже. Затем приказы, поздравления.
Ужин прошел хорошо. Сейчас все еще танцуют. А мне грустно... Хочется работать больше, чтобы скорее кончилась война. Славик боится, что огромное расстояние нарушит нашу дружбу. Однажды Оля Митропольская привела мне чье-то изречение: «Разлука ослабляет слабое чувство и усиливает сильное». Я расстояний не боюсь.
22 февраля
Если я изменю своему характеру, я стану презирать себя. Не потому, что он (характер) у меня слишком хорош. Вовсе нет. А потому, что я очень высоко ставлю звание командира Красной Армии, офицера. Советский офицер — ведь это человек, которому присущи лучшие черты советского человека, поэтому он на целую голову, если не больше, выше всякого другого офицера. И с другой стороны — он офицер, стало быть он культурнее, образованнее, вежливее всякого другого советского человека. Огонек молодости и задор свободного сына (или дочери, подумаешь — разница!) нашей Родины у нас, коммунистов, должен быть всегда, независимо от возраста!
Рутина условностей.
Однако настроение у меня испорчено другим. Вот скоро месяц, как Славик не пишет. Почему?!
Погода все такая же плохая. Наконец-то приморозило, но ветер сильный, все равно не летаем.
Вечер. Совещание прошло. После обеда был партактив с вопросом о правилах поведения советского офицера. Если честно сознаться, я никогда не задумывалась над тем, соответствую ли я этому званию. Вот, пожалуй, только утром сегодня, когда писала дневник, я подумала, как ко многому обязывает это звание. Даже при условии, если я после войны не буду военной — как много даст мне в жизни эта школа офицерского коллектива, если взять от нее все возможное. Надо обратить на себя внимание и даже в мелочах помнить о достоинстве офицера. Очень часто живем старым богатством, а оно улетучивается. Вот пришлось послать Лене такой запрос: «Вышли формулу Муавро». А сегодня поспорили с Полинкой Гельман о том, в 1572 или 1672 году была Варфоломеевская ночь. Хочу письма от Славика!
