Южен расхохотался:
— А теперь поглядите на себя в зеркало! Вылитый садовник! У нас раньше был садовник, он всегда так выглядел!
Пока Коринф умывался, Южен сел на кровать.
— Чем это вы занимались?
— Играл с собакой. А ты — зачем ты пришел?
— Так… Мне не спалось.
— И ты решил: дай-ка поднимусь на крышу.
— Да! — рассмеялся Южен.
— А герр Людвиг об этом знает?
— Нет.
— Что ты делал наверху?
— Ничего. Смотрел.
— О.
— Стоял так. — Южен встал, грациозно разведя руки: вылитый Гермес.
— Чудесно, — сказал Коринф, вытираясь. — Просто юный бог.
— Ха-ха!
Коринф вспомнил, как Людвиг накануне гонял мух; теперь ни одной не было видно.
Южен вытащил из карманов халата пару апельсинов и, смеясь, поднял их вверх.
— Не съесть ли нам по апельсину?
Коринф почувствовал, что не контролирует ситуацию. Полуприкрыв глаза, он посмотрел на паршивца.
— Ладно, — сказал он.
— Тогда вы их почистите, а я пока почищу ваш костюм. — Он вытащил из кармана нож и сказал: — Вы пока ложитесь.
— Ты, я вижу, все предусмотрел, а?
— Нет, шутки в сторону, — сказал Южен и сделал выпад в сторону Коринфова живота, пока он ложился. Апельсины и нож он положил Коринфу на грудь и намочил под краном махровую рукавичку. Не оглядываясь, он сказал: — Вам придется, наверное, одевать его на выход.
Коринф сделал вид, что не слышит, и продолжал чистить апельсин. Южен убрал рукавичку и поднял глаза.
— А сегодня вы не пойдете к этой красивой даме?
Коринф сжал в руке апельсин.
— Что ты об этом знаешь?
— Думаете, вас не было слышно?
Коринф продолжал чистить. Южен присел рядом с ним на кровать, провел рукой по его штанам, а потом распахнул халат и явил миру живого обнаженного Гермеса, прикрытого только трусиками.
«Мерзавец, — подумал Коринф. — Если я не буду осторожен, то немедленно попаду с ним в постель, это будет просто смешно». Южен молчал. Он прижал руку к бедру Коринфа и стал медленно сдвигать ее, поднимая все выше и выше.
— Это не похоже на чистку костюма, — заметил Коринф.
Южен посмотрел на него испуганно.
— А что?
— Возьми вот, поешь, — Коринф протянул ему половинку апельсина. Южен взял его в обе руки. Он покраснел. Коринфу пришлось откинуть голову назад: апельсин лопнул, розовый сок заполнял его рот; Южен смотрел на него. — Мерзавец, — сказал Коринф, жуя, но это прозвучало не так, как он рассчитывал.
Южен сидел, продолжая смотреть на него и нервно облизываясь.
— Э-э, — проблеял он, — вас искал сегодня какой-то господин…
— Господин? Кто?
— Я забыл его имя. У него была черная борода и…
— Чего он хотел?
— Не знаю. Поговорить с вами.
Коринф сел на кровати; мокрые брюки липли к ногам. Что ему понадобилось? Что еще он хотел обсудить? Всё, что они со Шнайдерханом вместе делали, разом всплыло перед его глазами огромным фантомом, в котором не было ничего особенного, и всё было понятно: поединок в прокуренном зале, Александер-бар, музей и школьный класс с формулами на доске, — словно художник, чтобы оценить свою завершенную работу, он позволил всему этому воскреснуть и в один миг осмотрел и проверил, ни о чем особенно не думая. И из фантома выплыли две фразы: «Я вас совсем не знаю» и (его ответ) «О, для ненависти это не обязательно». В школьном классе.
Коринф вскочил с кровати. Южен, дрожа, отпрыгнул к окну, с влажной рукавичкой в руках. Словно яркий свет вспыхнул перед его глазами. Ну и плут! Он не соврал! То есть сперва соврал, а потом — нет! Он никогда не имел ничего общего с лагерями! Он сражался за правое дело!
Коринф бросил бешеный взгляд на Южена — потом, в диком возбуждении, вылетел на крышу, нырнул в люк и скатился вниз по лестнице.
В нижнем коридоре он, задыхаясь, огляделся. Великая Вавилонская блудница[47], не подсвеченная солнцем, казалась мертвой на своем витраже. Он увидел какую-то дверь, открыл ее, слетел вниз по ступенькам, толкнул другую дверь, нащупал сбоку выключатель и нажал.
В низком полуподвале Гюнтер, бледный и вспотевший, с красным носом, беспокойно завертел покоившейся на подушках головой.
— Эй! — заорал Коринф, подскочил к нему и стал трясти за плечо. — Просыпайся!
Гюнтер сразу вскочил на ноги, отбросив одеяло.
— Кто… я…
— Где ключи от машины?
— У меня все время… из-за соломенной крыши… много…
— Где ключи! Просыпайся!
С полузакрытыми глазами Гюнтер потащился к своей куртке, висевшей на стуле. Под маленьким зарешеченным окошком, позади детской коляски, полной пустых консервных банок, стоял разобранный мотоцикл. Найдя ключи, он поглядел на Коринфа, на его одежду, с трудом разлепил веки и сказал:
— Герр доктор, вы чего?.. Я не могу вам…
Коринф шагнул вперед, дал ему в ухо и выхватил ключи из его пальцев.
— Ты предпочитаешь болтать со мной о Гитлере? В Кенигсберге! — Он захохотал и взлетел вверх по лестнице.
Снаружи он обежал вокруг дома, открыл ворота и завел машину. Дав полный газ и быстро переключая передачи, он выехал на дорогу, миновал дом Шиллера, спустился к мосту и со всей возможной быстротой въехал в развалины.
Голова его пылала. Он взглянул на часы. Было три утра. В экстазе он глядел на освещенную часть дороги перед собою и вдаль, туда, где свет фар терялся в ночи. Стены, руины, колдобины проносились мимо, пролетали таблички «ЗАПРЕЩЕНО, В ТОМ ЧИСЛЕ ПЕШЕХОДАМ». В моторе что-то застучало. Взглянув на приборную доску, он поискал указатель топлива, но обнаружил, что ни один прибор не работает; стрелка спидометра застыла на тридцати, в то время как Коринф был уверен, что скорость у него не меньше ста десяти в час. Он понятия не имел, куда заехал, но, оскалив зубы, покачивался на сиденье и старательно вдавливал педаль в пол. «Я вас совсем не знаю». Нет нужды ненавидеть — палач это знал бы! С ним говорил чокнутый псих, добродетельный лжец! Он вцепился руками в руль, фары скользили вдоль обломков стен, разрушенных ворот; резко затормозив, он остановил машину перед горой обломков, подал назад, развернулся, вырулил на другую улицу и снова прибавил газу.
В три с четвертью он, проскочив между домами, вдруг оказался на пустынной площади, где несколько человек что-то делали у застывшего посреди дороги грузовика; позади них мостовая побелела от рассыпанной муки или соли. Взвизгнув шинами, он обогнул их, пересек тротуар и въехал в улицу, которая показалась ему знакомой. Проехав чуть меньше километра, Коринф понял, что подъезжает к отелю. Не сбавляя скорости, он сдал назад, поставил машину на тормоз и выскочил под деревья, не заглушив мотора и оставив дверь открытой.
Вертящаяся дверь была заперта.
— Hallo! — позвал он и заколотил в стекло.
Лампочка горела только над конторкой портье. Два человека повернулись в его сторону: ночной портье без пиджака, сидевший позади стойки, и толстяк с огромным носом и массой черных кудрей на голове, в кресле свиной кожи, расположенном перед стойкой. Возле него стоял портрет женщины, который они, без сомнения, обсуждали.
Портье подошел и медленно отпер дверь, недоверчиво разглядывая Коринфа.
— Мне нужен герр Шнайдерхан, — сказал он, едва оказавшись внутри, и рассмеялся.
— Среди ночи? — портье оглядел его грязную одежду.
— Он меня ждет.
— Ах, вы, должно быть, герр профессор, доктор Коринф?
— Ха-ха, — засмеялся тот, что держал картину.
— Четверть часа назад вам звонила…
Портье вернулся за стойку и вытащил блокнот. Тот, что держал картину, смеясь, кивнул Коринфу.
— Жизнь — не шутка, герр профессор.
Около него, прислоненные к стойке, стояли костыли.
— …известная фрау Вибан, — закончил портье, прижав палец к блокноту. — Не хотите ли ей перезвонить, у меня записан телефон.
— Чуть позже. Сейчас мне нужен герр Шнайдерхан, это важно.
— Сперва я должен поставить его в известность. Вы уверены, что он нужен вам именно сейчас, в полчетвертого утра? Разрешите, я сперва почищу ваш костюм.
Коринф поглядел на доску с ключами и вдруг увидел ключ Шнайдерхана, тот самый, что он вчера вечером положил на стойку: номер семнадцать.
— Hallo! — крикнул портье.
Но Коринф молча понесся по лестнице вверх и по мягкой дорожке влетел в пустой коридор, где тусклые лампочки освещали номера: четырнадцать, шестнадцать. С другой стороны. Одиннадцать, тринадцать, пятнадцать…
Шнайдерхан, оцепенев, уставился на него. Он стоял в пижаме у своей кровати и прижимал к уху телефонную трубку. Коринф быстро захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Он широко улыбался.
— Он здесь… — ответил Шнайдерхан в трубку, уронил телефон и, стоило Коринфу двинуться к нему, перескочил через кровать и стал позади стола.
