— Они идут навстречу своей гибели. Там их только и ждут казаки,— сказал капитан Ермаков и дал команду на возвращение.
Обстановка, в которой действуют разведчики, всегда непредсказуема. Рассчитав время и запас горючего, мы надеялись уже после полудня попасть в бригаду. Но все обернулось иначе.
Возвращались другим маршрутом. Все тот же бурьян вокруг, пыльные проселки. Лишь ближе к речушке пейзаж повеселел: в балочках краповая россыпь шиповника, у воды ивняк и краснотал, подпаленный, но еще зеленый камыш, коричневые качалки рогозы, свежая щетина травы на кочках...
Нашли мосток. Настил хлипкий, но осторожно проехать можно. Дальше — хорошо накатанный проселок, бегущий от берегового кустарника.
Я вытащил планшет, достал трофейный «марш-компас», сверился с картой. Идем правильно — на север.
И тут меня тронул за плечо сержант Ситников, кивком показал на лесопосадку. В бинокль был хорошо виден немецкий бронетранспортер с впечатанным в борт крестом, два немца, копающихся у заднего колеса.
— Возьмем, командир? — в глазах Семена зажегся охотничий азарт.
— Надо помозговать. Вдруг рядом сидит дичь покрупней? Село-то видишь за деревьями?
Так до него километра два. Пока фрицы спохватятся, мы этих в мешок — и через плечо.
— Если брать, то вместе с бронетранспортером...
На том и порешили.
Объехали заросли лещины, еще раз осмотрелись и, прижимаясь к деревьям, на тихом ходу двинулись к бронетранспортеру с задранным рыльцем крупнокалиберного пулемета.
Немцев накрыли внезапно. Один — толстяк-ефрейтор в расстегнутой куртке — сразу же поднял руки, второй — тощий и сухой, как жердь,— вначале положил на землю гаечный ключ, затем последовал примеру своего напарника.
В кузове бронетранспортера мы обнаружили гранатомет «Солотури» и десяток противотанковых гранат. Яша Игнатенко моментально разобрался с этой немецкой штуковиной.
Миша Кириллов и Коля Петровец пристроили рядом с собой пленного ефрейтора. Другого посадили в немецкий бронетранспортер. Туда перешли Сеня Ситников, Петя Орлов, Миша Аверьянов и Паша Джугашвили.
«Скауткар» рванул с места и резво понесся вперед. За ним метрах в двадцати пылил немецкий броневик.
Ефрейтор с солидным брюшком оказался словоохотливым. Оправившись от испуга, он на ломаном русском языке объяснил, как они здесь оказались: шли в колонне, затем отстали, наехали на большой острый осколок. Всего их было шестеро. Старший — унтер-офицер — увел остальных в село в надежде поживиться «млеко, яйка, шнапс-лерватш»...
Но все это интересовало нас постольку-поскольку. Другое тревожило: где колонна? Что она собой представляет, куда движется?
Ефрейтор знал немного, но кое-что прояснил: в колонну стянуто несколько подразделений от изрядно «отощавшей» 111-й пехотной дивизии, с десяток бронетранспортеров, орудия, минометы, боеприпасы, штабной вездеход, ремонтная летучка. Формировались южнее Марьевки.
Радировать я не спешил — нужно было хорошенько все проверить, прощупать. Решил вначале догнать колонну, затем действовать по обстановке.
Минут через тридцать сели немцам «на хвост». Чуть отстали — сзади замыкающим катил мотоцикл. Немец притормозил, слез, поднял на козырек защитные очки, осмотрелся и опять плюхнулся на сиденье.
Я приказал принять вправо, взгорком подняться к густой полоске малинника. Теперь серая движущаяся лента была видна как на ладони.
Местность — лучше не придумать! Слева колонны — с крутым откосом возвышенность, к которой примыкает дорога, оправа от нее и вдоль — промоина. От промоины полого тянется вверх горка.
Надеваю шлем, вызываю по рации капитана Ермакова. Ответа нет. В наушниках треск, свист, еле различимые обрывки фраз. А время уходит. Как быть?
Мы слева «эскортируем» колонну, держим ее в поле зрения. Но что это? Она притормаживает ход, мотоциклист резко развернул «цюндапп», умчался краем обочины вперед. Последняя машина остановилась... Колонна сбилась в плотную, компактную массу.
Нас терзало любопытство: может, немцы решили сделать привал? Но никто не выходит из машин.
Разгадке помог «цейс». В бинокль отчетливо были видны офицеры в серых плащах. Они оживленно жестикулировали возле разрушенного моста, пересекающего заболоченный ручей. Один немец свесился через перила.
Ситников соскочил с бронетранспортера, пригнувшись, подбежал ко мне:
— Товарищ младший лейтенант! Так это ж живая мишень, елки зеленые!
— Слушай, Сеня, жми в хвост фрицам и жди сигнала — одна красная ракета. И крой их со всех стволов по заднему месту. Пусть расплавится к чертовой матери пулемет, но бей без передыху. А я врежу по башке колонны. Пришли ко мне срочно Игнатенко и Джугашвили... Понял?
— Заметано!
Несмотря на свой внушительный вес, Игнатенко прибежал на удивление резво, приложил руку к пилотке. Сзади семенил Джугашвили.
— Козырнешь, когда орден будут вручать. А сейчас, Яша, бери свою противотанковую машинку, найди удобное место и ударь по коробкам. Видишь, как они красиво стоят. Ты мне в центре шороху наделай... Пашу с собой прихвати для подмоги. Действуйте, ребята!
Орлов подвел «скауткар» к прогалине в посадке, удобно его развернул.
Офицеры продолжали совещаться, а несколько солдат уже ковырялись у настила моста. Я взглянул на часы — еще пять-шесть делений и... В такие моменты мной овладевало не похожее ни на что чувство. Это был необъяснимый сплав лихости и тревоги, уверенности в том, что все, даже самое рискованное, с этой минуты обязательно удастся. В своих людях я был полностью уверен: мы не раз проникали через частокол самых неблагоприятных случайностей, выкарабкивались из различных передряг.
Пора! Как говорили древние — опасность в промедлении.
Еще не набрала свечения красная ракета, как с трех сторон веером замельтешили огненные трассы. Длинные очереди Ситникова буквально скосили пехоту с грузовиков, за падающими вниз немцами летели каски, ранцы, оружие... Табун гитлеровцев полез прямо в сторону лесопосадки, то есть на нас. Невидимая коса подрубила их под корень, уложила за кюветом в самых немыслимых позах.
Я свинцовыми строчками перекрестил штабной вездеход, перенес огонь на крытые грузовики.
Аверьянов бил из «дегтяря» по колесам, из-за которых робко отстреливались автоматчики. Куртка на Мишиной спине потемнела от пота, а он лишь приговаривал:
— Вот это вам — яйки и шпик, а это — млеко... Кушайте!
Неторопливо, но точно клевал танки и бронетранспортеры наш «пушкарь» Игнатенко. Желтое пламя уже лизало корпус мордастого броневика, загорелась брезентовая крыша стоявшей рядом машины.
И завихрилось, завертелось все на дороге, как в адовом котле!..
Невообразимый хаос внес взрыв в центре колонны. Вначале показалось — лопнул огромный котел. Над грузовиками, а в них, видимо, находились боеприпасы и взрывчатка, поднялись клубы черно-бурого дыма. Раскаленный поток огня, словно извергнутая магма, залил все кругом, потек липкими языками по стенкам кювета. Даже мы на расстоянии ощутили этот жар.
Разведчики продолжали сечь колонну огнем из пулеметов и автоматов: летела щепа от бортов, уцелевшие машины просели на пробитых шинах, скособочились. Один бронетранспортер, пытаясь развернуться, раздавил кормой радиатор соседней машины, сполз на обочину да так и застрял в солончаковом иле.
Ко мне подбежал Ситников. Таким я его еще никогда не видел: на посеревшем лице лихорадочно блестели глаза, синие жилки вздулись на висках. Говорил глухо, будто в бочку.
— Командир, сзади еще несколько машин подходит...
Сообщение не из приятных. Но тут везение в буквальном смысле свалилось к нам с неба.
Над нами промчалась шестерка «илов».
— Хоть бы помогли братья-штурмовички,— кто-то со вздохом проронил, прислушиваясь к удаляющемуся гулу.
Но что это? Гул как бы покатился в обратную сторону: два краснозвездных «ила» сделали вираж, пронеслись над уже порядком распотрошенной колонной, развернулись, и из-под крыльев полетели какие-то оранжевые поленья. Факелы заплясали еще над несколькими машинами. «Илы» что-то высыпали и на подходивших гитлеровцев — там тоже взметнулись столбы пламени и дыма...
Собрались мы быстро. Знали — мост пройти не удастся, поэтому по ходу движения стали искать брод.
Пылим на «скауткаре». Сзади, как привязанный, трофейный броневик.
Ситников, свертывая цигарку, долго смотрел на пленного ефрейтора, затем тихо спросил:
— Наме? *
* Имя? (нем.)
Тот приподнялся от неожиданного вопроса. Потом по-солдатски четко выпалил:
— Ефрейтор Густав Центнер.
Сеня что-то еще ему сказал, тот заулыбался. Мы переглянулись.
— Я ему говорю, что он соответствует своей фамилии: лавчонку имел, всякой дребеденью торговал — подтяжками, пуговицами, иголками...
