Женя Островская до войны работала учительницей. В Бештереке ее родители. Оставленная на подпольную работу, она долго оставалась в одиночестве. Обещанные связные к ней не приходили. После долгих поисков ей удалось установить связь с симферопольской комсомольской подпольной организацией, а потом, вместе с Гришей, и со штабом партизан. Когда они пришли в лес к партизанам, их там никто не знал и взяли под подозрение: не шпионы ли? Женю оставили при штабе вроде заложницы, а Гришу с двумя опытными партизанами Луговой послал в тыл врага на диверсию.
Гриша пустил под откос эшелон противника и взорвал железнодорожный мост.
Только после этого ему и Жене было оказано доверие, и они стали работать связными подпольного центра с Симферополем.
Беседуя с ними об их опасной работе и о подпольщиках, я убедился в том, что довериться им можно.
Мы начали спешно готовиться в дорогу.
Я осмотрел свои вещи, карманы. Выбросил все, что при обыске могло послужить уликой: клочки советских газет, носовые платки и портянки, сделанные мною из парашюта.
Для города я решил использовать одежду, купленную в Сочи. Положил в мешок и в карман обрывки издаваемой немцами газеты «Голос Крыма» и две фашистские книжонки, найденные мною в штабе.
Вещи, которые мне не понадобятся, я передал Андрею.
— Уходите? — спросил он тихо.
— Я буду откровенен с тобой, Андрей: ухожу в Симферополь на подпольную работу. Мне нужен будет радист. Как ты?
— С удовольствием! Радио я освоил хорошо, вполне справлюсь.
— Пока поработай здесь, я там устроюсь — и ты придешь ко мне. Рацию обещал дать обком партии.
— Хорошо. Буду ждать.
27 октября меня позвал к себе Павел Романович.
— Как строить подполье, тебя нечего учить, — сказал он. — Гузий познакомит тебя с руководителем молодежной организации комсомольцем Борисом Хохловым. У них есть примитивная типография, радиоприемник. С молодежью держи связь покрепче. Ребята энергичные и помогут тебе. Остальные же руководители патриотических групп, с которыми связан Гузий, пока не должны тебя знать. Изучи их сначала. Мы с ними плохо знакомы. Подбери себе хорошего связного. Гриша придет к тебе через две недели, приведет к нам твоего связного, и мы укажем ему место встреч с нашим связным. Если Гузий долго не придет, присылай связного к нам в штаб. Курс держать на гору Тирке, там у нас всегда имеется пост. А пароль такой: «От Андрея к Мартыну». «Мартын» — это моя кличка.
Я попросил ускорить переброску мне рации, а радистом прислать Андрея Кущенко.
В палатку вошел Луговой.
— Заявку Гузия удовлетворил почти полностью, — сказал он Павлу Романовичу. — Даю пятьдесят шашек тола, двадцать гранат, десять магнитных мин и два пистолета. Просит больше, но больше я дать не могу. К нам новое пополнение все время прибывает, оружия нехватает.
Мы получили, кроме того, пачку газет и листовок.
— Этот багаж потащим в город? — спросил я.
— Да, для патриотических групп. Но не сразу. Гузий забазирует все это в степи, а когда он будет уходить из города, пошли с ним комсомольцев, и они тебе быстро доставят этот груз.
По маршруту, разработанному Гришей Гузием, нам предстояло пройти около шестидесяти километров. Три партизана сопровождали нас, чтобы помочь перенести тяжелый груз до места базировки в степи. Наши помощники были одеты в свою обычную одежду, вооружены пистолетами, гранатами и автоматами. У нас же были только пистолеты. Оделись мы с расчетом на маскировку. Женя — в коричневом драповом пальто, в белом шерстяном платке и новых сапогах. Гриша — в черном пальто, в кепке. Я же облачился в свою нищенскую одежду, купленную в Сочи.
У каждого из нас за плечами висел вещевой мешок с литературой, боеприпасами и другими вещами, необходимыми для подполья. Женя захватила корзинку и сетку, с которыми она обычно ходила на задания.
Погода была пасмурная.
С деревьев падали пожелтевшие листья — вестники наступавшей осени. Из лагеря мы вышли в четыре часа дня с таким расчетом, чтобы до ночи подальше уйти от партизанских отрядов.
Вскоре мы подошли к знакомой нам Джеляве. Остановились на опушке леса. Вдали справа от нас чернела гора с затянутой туманом вершиной. Там находился противник.
Проходить по Джеляве засветло опасно, а ждать, пока стемнеет, нельзя: ночью легко сбиться с маршрута. Понадеялись, что в тумане нас не заметят. Но как только мы вышли на открытое место и, пригибаясь, начали перебегать, затрещал пулемет. Мы залегли. Прогремело несколько выстрелов из миномета.
— Наугад бьет, — сказал партизан Коля-словак.
Стрельба, однако, усилилась, и две мины разорвались недалеко от нас.
— Драпать нужно. — Гриша поднялся. — Окружить могут. Осторожнее — за мной.
Мы перебрались за холм, поросший кустарником, и побежали в противоположную сторону. Когда гора скрылась от нас и стрельба начала утихать, мы остановились передохнуть.
— Ребята, — обратился к партизанам Гриша Гузий, — кто хорошо знает эти места?
— Я, — ответил Коля-словак. — Мне пришлось бродить здесь три дня.
— На Иваненкову казарму дорогу знаешь?
— Ну, как не знаю!
— Будь за проводника. Я этих мест не знаю. Полагаюсь на тебя.
И Коля повел нас по каменистой открытой местности, по бугоркам и оврагам, забирая все влево и влево.
Коля был небольшого роста, круглолицый, курносый, с живыми прищуренными глазами. Он один из первых дезертировал из словацкой дивизии, пробрался к партизанам, активно участвовал во многих операциях, заслужил любовь партизан и своих сослуживцев солдат-словаков, которым он помог бежать из части в лес.
Шли мы долго. По расчетам Гриши, надо было уже быть в лесу, а леса еще не видно. Стемнело. Пошел мокрый снег. Ветер превратился в буран, остервенело хлестал в лицо, залепляя снегом глаза и пронизывая до костей. Мы потеряли направление и заблудились. Спасаясь от ветра, зашли в овраг.
— Куда ты, курносый леший, нас завел? — сердито наступал на Колю Гриша.
Коля виновато посмотрел на него, сбросил с себя вещевой мешок, молча выскочил из оврага и исчез в темноте.
— И нужно же было мне ему довериться! — с досадой ворчал Гриша, вытирая платком мокрое лицо. — Я говорил Луговому, что до Иваненковой казармы дороги не знаю. Просил дать опытного проводника.
— Почему же он не дал?
— Все проводники, говорит, ушли на задание. Вот теперь и путайся!
— А ты не волнуйся, — успокаивала его Женя. — Теперь что об этом говорить!
— Вы тоже хороши! — набросился Гриша на двух наших спутников. — Старые партизаны, неужели вы не знаете своего леса?
— Если бы пораньше об этом подумать, глядишь — и не заблудились бы, — виновато ответил один из них. — Коля сбил с толку.
Вскоре Коля вернулся.
— Дорогу нашел. Нужно забрать еще немного влево.
— Ну-ну! — погрозил ему пальцем Гриша. — Опять влево.
— Гриша, ей-богу, влево. Тут недалеко знакомый бугорок нашел.
Мы тронулись за Колей дальше. Я не отставал от Жени, стараясь не потерять из виду ее белый платок. Шли больше часа. Вдруг наткнулись на какое-то строение. Затявкала собачонка, ее поддержал дружный лай других собак.
— Что за деревня? — тихо спросил Гриша, вглядываясь в темноту. — Кажется, Ангара. Посмотри получше, Женя.
— Мне тоже кажется, что это Ангара, — ответила та. — Скорее обратно! Тут большой гарнизон.
Мы круто повернули. Позади послышались крики, шум, но погони не было. Часа через два мы пересекли какую-то широкую шоссейную дорогу. Гриша осмотрел ее и молча повел нас дальше. Вскоре показался лес. Мы вошли вглубь и повалились на траву. Было два часа ночи. Все так измучились, что не хотелось ни есть, ни курить, ни думать, ни разговаривать.
Когда я проснулся, было уже светло. Ветер стих, вершины деревьев ярко освещало восходящее солнце.
Гриша, лежавший рядом со мной, приятно потянулся, но, увидев сидящего на валежнике Колю, нахмурился.
— Виноват, товарищ командир! — Коля, краснея, приподнялся с валежника. — Не знаю, как это вышло.
— Подкачал, Коля, подкачал! — пожурила его Женя.
— Вот теперь и выводи нас на дорогу, — приказал Гриша. — Пойдем-ка осмотримся, а вы, Василий Иванович, пока подождите здесь и закусите.
Они пошли осматривать местность и скоро вернулись.
— Места незнакомые, — с огорчением признался Гриша. — Нужно быстрее найти дорогу, а то и вторая ночь пропадет.
— Не знаю, что делать с сапогами, — собираясь в дорогу, пожаловалась Женя. — Ноги, наверное, натерла. Встать не могу.
— Терпи, — Гриша помог ей встать. — Разойдешься, может лучше будет.
Долго мы бродили в тот день по горам и балкам в поисках знакомых мест. Знакомых мест не было. Коля несколько раз залезал на высокие деревья в надежде ориентироваться и спускался обратно опечаленный и молчаливый. Взбираясь на крутые горы, Женя проклинала свои новые сапоги, плакала, но не отставала от нас.
