А убитую Индыком девушку-венгерку наши втихаря похоронили на местном кладбище в ночное время и указали родным могилу. В день казни Индыка они ее разрыли и похоронили девушку по всем своим правилам. Должен сказать, что казнь Индыка произвела довольно сильное впечатление на всех половых разбойников, которых у нас было немало. Еще когда стояли в строю во время казни, то Тимоха Лобок толкал «Иерусалимского казака» Романа Слободянюка: «Надо смотреть, чтобы не кокнули под конец войны». Всякого лапанья венгерок стало гораздо меньше. Тем более, что расстреливали в войсках за эти дела уже на полный ход. Председатель фронтового трибунала, вынесший приговор Индыку, с которым мы обедали, рассказал, что это второй смертный приговор, вынесенный за этот день. Он прилетел из Югославии, где только что в одной из частей наземных войск расстреляли капитана — командира батальона, изнасиловавшего и убившего еврейку, мать пятерых детей, мужа которой только что убили немцы при отступлении. Вся сцена произошла на глазах детей, кинувшихся поднимать застреленную мать. А впереди у председателя трибунала в этот день было еще два смертных приговора. Привыкший ко всяким видам, председатель фронтового трибунала, мужчина средних лет, подполковник юстиции, рассказал, что когда капитана вывели на расстрел, то он упал на колени и закричал: «Родина, прости меня!». Ему всадили пулю в голову. Волна расстрелов прокатилась по войскам в связи со строгим приказом Сталина.
Уж не знаю, что нужно славянину, дабы сделать вывод из своих ошибок. Сколько народу погибло из-за элементарного разгильдяйства, а племя разгильдяев, болтунов и лентяев, не жалевших ни своей, ни чужой жизни, плодилось и даже размножалось. Об этом еще раз напомнила Эстергомская трагедия, происшедшая в конце декабря 1944-го. Небольшой красивый город Эстергом стоит неподалеку от венгерско-чехословацкой границы, где река Грон впадает в Дунай. Город оказался крепким орешком. Противник прикрылся болотистой поймой Грона и хорошо укрепился в самом городе. Мы немало летали, сопровождая штурмовиков, долбающих немцев возле Эстергома, но пехота продвигалась плохо, а конники никак не могли выбраться из болот, где вязли их лошади.
Наше командование решило нанести мощный бомбовый удар по переднему краю обороны, который проходил по северо-восточной окраине Эстергома. Бомбардировочная дивизия пятой воздушной армии в составе двух полков «ПЕ-2» и одного «Бостонов» — девяносто самолетов — взяла на борт бомбардировщиков бомбовый груз и кружилась над нашим аэродромом, ожидая, когда подстроятся истребители прикрытия. Бомбардировщиков прикрывали два полка: 31 гвардейский и наш — 85 гвардейский. Мы построились в колонне, и все вместе взяли курс на Эстергом. Я летел слева ведущей девятки в группе непосредственного прикрытия бомбардировщиков. Это было мое любимое место в строю. При подходе к цели погода резко ухудшилась — пошел сильный дождь, облачность опустилась до самой земли. Все смотровые стекла кабин самолетов заволокла водяная пленка. Горизонтальная и вертикальная видимость упали до нуля. Командир бомбардировочной дивизии принял совершенно правильное решение: возвращаться на свой аэродром. Что мы и сделали.
А на земле в это время происходило следующее: немцы и венгры, испугавшись мощного авиационного рева за облаками над городом, оставили Эстергом и отошли на запасные позиции в нескольких километрах от города. Казаки, увидев такое дело, сразу вскочили в город и принялись в нем располагаться и укрепляться. А на следующее утро оперативный дежурный штаба фронта подтвердил приказ штаба бомбить Эстергом. Уж не знаю, где какой дурак, видимо, глупо гогоча от какого-нибудь забористого анекдота, забыл что-то кому-то сообщить, отложив на завтра. Может быть, кто-то кого-то не хотел будить или просто беспокоить. В нашей жизни и до сих пор таких случаев более, чем достаточно. Как бы там ни было, уже в ясном небе мы с утра пораньше повторили все построения, и грозной колонной пошли на Эстергом, уже занятый нашими войсками. Бомбардировка вышла на редкость удачной. Мы убили около трехсот своих бойцов и массу лошадей. Немцы, отошедшие за город, весьма обрадовались такой авиационной поддержке и, контратаковав, снова взяли город. Потом нам сообщили, что во время разбора случившегося, дежурный штаба фронта валил на помощника, а помощник на дежурного. Вроде бы, кого-то из них расстреляли, что было, конечно, слабым утешением. По своему радиоприемнику я поймал немецкую передачу, в которой не без удовольствия сообщалось, что только они после нашей бомбежки подобрали триста убитых казаков.
После Эстергомской трагедии наш полк перебазировался на полевой аэродром Ердотарча, недалеко от Будапешта, и мы принялись сопровождать штурмовиков и бомбардировщиков, работавших непосредственно по Будапешту. Город бомбили днем и ночью. В железное кольцо его зажимали войска двух фронтов: Второго и Третьего Украинского. Но Будапешт держался. 11 января 1945-го года мы получили приказ из штаба дивизии: послать на поле боя в район Будапешта восемь истребителей для прикрытия нашей артиллерии, ведущей огонь на переднем крае. В воздух поднялась вторая эскадрилья под командованием Анатолия Константинова. Над окраиной Будапешта они встретились с девятью «Лаптежниками» и четырьмя «Мессерами». Константинов сбил «Мессера» на вертикальном пилотаже, а огненно рыжий лейтенант Ипполитов поджег «Лаптежника», пикирующего на наши батареи. В этом же воздушном бою был сбит и, видимо, сразу убит в кабине самолета лейтенант Щербаков. Его горящий «ЯК» врезался в землю на окраине Будапешта.
Войска противника, зажатые в венгерской столице, испытывали во всем нехватку. И противник решил организовать снабжение по воздуху при помощи своих транспортных самолетов «Ю-52» и «Дорнье-215», которые днем и ночью сбрасывали груз с парашютов осажденному в Будапеште гарнизону. Повторялся сталинградский вариант. Опять одной из наших главных задач стала охота за транспортниками. Часть груза немцы сбрасывали на цветных парашютах, к которым прикрепляли контейнеры весом от двухсот килограмм до одной тонны. А небольшие самолеты садились на аэродроме Будафок и на стадионе города Будапешта. 15 января 1945-го года первая эскадрилья под командованием майора Н. И. Крайнова сумела очень удачно использовать восьмибалльную облачность, шапка которой накрыла Будапешт. Шесть наших «Яков» прятались, прикрываясь облаками, барражируя над восточной частью города, и дождавшись появления транспортников, сбили два «Ю-52», которые упали в расположении наших войск. Отличились лейтенанты Р. Рябов и К. Корниенко. Должен сказать, что огромный фронт втянулся вглубь Европы, как в гигантскую воронку, и боевые порядки противников очень уплотнились. Эх, нашей многострадальной пехоте раньше хотя бы часть этого авиационного прикрытия! Над Будапештом с утра и до вечера висел весь наш истребительный корпус, буквально выпрашивая у пехоты цели. Немцам не давали поднять головы, но они перешли на подземный образ жизни и продолжали держаться.
16 и 17 января 1945-года наш полк взаимодействовал с конно-механизированной группой Плиева, которая успешно продвигалась в сторону крупного железнодорожного узла, города Хатван. Погода была плохая: шли дожди и сыпал мокрый снег. Все полевые дороги раскисли, механизированные части увязли в венгерском черноземе. Все ждали хорошей погоды. Все, кроме конницы Плиева, для которой наступил звездный час. Без дорог, по полям и лесам, болотами и оврагами она днем и ночью шла к Хатвану. Когда мы наносили обстановку на летные карты, то были поражены тем, что казаки за три дня с боем преодолели более ста километров. Еще нажим, и они были уже в Хатване, охватывая город с двух сторон. Но Хатванский успех заслонила неудача на Балатоне. Перебросив из Франции две танковые армии, немцы нанесли неожиданный удар большой силы и почти рассекли пополам группировку наших войск в Венгрии, едва не выйдя к Дунаю. Это очень подняло боевой дух защитников Будапешта. По четыре-пять раз летали мы на сопровождение штурмовиков, долбающих немцев, противостоящих войскам Третьего Украинского фронта.
Возле Балатона немецкие танки удалось остановить, а вскоре пал Пешт. Немцы и венгры оборонялись лишь в старой возвышенной части венгерской столицы — Буде, которую мы молотили днем и ночью, не оставляя камня на камне. Именно в эти дни мне приходилось наблюдать атаку наших самоходок на немецкие танки в ходе Балатонской операции. Несколько десятков самоходок, новых «СУ-100», похожих на приземистых богатырей, которые не могут ворочать шеей, налитой силой, со стволами длинных стомиллиметровых орудий, торчавших прямо из корпуса, на полном газу вышли во фланг наступавшим немецким «Тиграм», и сразу подожгли несколько из них, яростно плюясь двадцатидвухкилограммовыми стальными болванками и кумулятивными снарядами. Немцы вынуждены были отступить. Наконец-то и наши танкисты имели в достатке оружие, равное немецким тяжелым танкам.
