Пробегая вместе с отделением мушкетеров-лучников мимо дворовых построек усадьбы Зульского, он лицом к лицу столкнулся с конюшим Орестом. Тот застыл перед ним с таким видом, словно рядом опустился с небес архангел Михаил.
– Я не должен был появляться здесь живым, понимаю, – ухватил его за грудки Шевалье. – Многих ты отправил туда, к этой подольской фурии [16] на погибель?
Орест ничего не ответил. Но Шевалье обратил внимание, как вдруг ожесточился взгляд этого рослого сорокалетнего крестьянина, и вместо страха в глазах его появилась ненависть.
– Но меня-то ты за что?! – чуть смягчил свой тон странствующий летописец. Он запросто мог бы зарубить этого негодяя прямо здесь, и потом спокойно объяснить и Зульскому, и полковнику, почему прибег к этой расправе. Однако Пьеру не хотелось проливать здесь чью-либо кровь. Он не хотел выступать на чьей бы то ни было стороне, не желал преисполняться ненавистью. Хотя чувствовал, что выдержать эту линию своего почти апостольского поведения вряд ли удастся. – Я ведь не польский офицер, я – француз. И приехал сюда не воевать. Разве я не говорил тебе об этом?
– За что? – хищно оскалился конюший. – За то, что прибыл сюда с ними, – кивнул в сторону суетившихся у каменной ограды поляков, превращавших приусадебную стену в крепостную. – И за любовь, которую эта женщина вынуждена дарить всем, кого к ней подошлет пан Зульский. А он приберегает ее только для родовитых гостей, которым осточертели худосочные костлявые паненки. Этих мы, правда, убиваем не всех. Спасаем Христину от гнева самого Зульского.
– Тебя надо бы посадить на кол, как тут у вас это принято. Но моли Господа, что мне сейчас не до тебя, – отпустил его свитку Шевалье.
– Я тоже на вас не лют. Спаслись – и Господь с вами. Второй раз туда не поведу…
– Это я во второй раз поведу тебя к этой сатанистке, так что лучше исчезни на то время, пока я здесь.
– Поблагодарили бы все-таки за эту ночь, господин француз, – бросил Орест вслед удалявшемуся летописцу. – Ночь с Христиной стоит двух таких паршивых жизней, как ваша или моя!
– Эй, баронесса фон Вайнцгардт! Вам хорошо известно, что этот замок по праву принадлежит мне. Поскольку когда-то его владельцем являлся мой отец.
– Ваша родословная, барон Михаэль, меня совершенно не интересует. Как и перечень бывших владельцев моего замка.
– Зато они интересуют меня. И я добьюсь своего, не будь я бароном из рода Вайнцгардтов! – Михаэлю едва перевалило за тридцать, однако непомерно располневшее тело его уже в этом возрасте превратило барона в преждевременно состарившуюся человеческую развалину. Жирные телеса его свисали по обе стороны на удивление тощей лошадки, словно два мешка с овсом.
– Даже нашему роду время от времени не везло на достойных представителей, – с печалью в голосе заметила Лили.
Михаэль остановился по ту сторону подъемного моста, чуть впереди двух десятков своих воинов. Все они были вооружены мечами и копьями, а в притороченных к седлам кобурах тускло поблескивали на солнце инкрустированные рукояти пистолетов и стволы австрийских ружей. Сам барон Вайнцгардт был затянут в навешанную на сыромятную воловью кожу кольчугу, и от этого казался еще более громадным и необъятным. Большой круторогий шлем, извлеченный, очевидно, из семейного музея и доставшийся барону от кого-то из далеких предков, сливался с густой неухоженной бородой, делая его похожим на вождя древних германцев.
– Чего именно вы собираетесь добиваться? – спросил Кобург, тоже выступая чуть вперед из отряда Лили.
– Молчи, презренный раб! – сфальцетил барон фон Вайнцгардт. Как ни старался он привести свой голос в соответствие с комплекцией, это ему так и не удавалось. По-женски высокий, почти визгливый, он предавал его в самые неподходящие минуты. – Я веду переговоры с баронессой, а не с тобой!
Кобург краем глаза взглянул на Лили. В принципе барон был прав: он не имел права вмешиваться в их переговоры. Однако же и сам барон не имел права говорить с владелицей замка Вайнцгардт в столь непочтительной манере.
– Рыцарь Кобург является управителем моего замка, – холодно молвила Лили. – Все, что он говорит, он говорит от моего имени.
Ржание гарцующего коня барона слилось с его собственным ржанием. Успокоились они тоже одновременно.
– Вы, баронесса, никогда не были владелицей замка и никогда ею не станете. Разве что выполните мое условие.
Тут уже рассмеялась баронесса фон Вайнцгардт. В эти секунды она показалась д’Артаньяну особенно прекрасной. Лицо ее напоминало лик греческой полубогини. Спадающий чуть ли не до земли пурпурный плащ создавал вокруг нее ореол воинственности и загадочности.
– О чем это барон? – наклонился к ней д’Артаньян, составлявший вместе с Кобургом личную охрану баронессы. Он спросил это по-французски.
– Предлагал стать его женой, – брезгливо проворчала Лили по-немецки и достаточно громко для того, чтобы мог расслышать Михаэль. – Единственное, видите ли, условие, при котором барон согласен терпеть меня в моем же замке.
– Для меня всегда оставалось загадкой, каким образом германские рыцари добиваются рук своих прекрасных дам, – довольно улыбнулся лейтенант. – Отныне этой загадки больше не существует. И… клянусь пером на шляпе гасконца.
– Это еще кто такой? – кажется, только теперь обратил внимание на присутствие здесь мушкетера барон фон Вайнцгардт. – По какому праву пребывает в моих владениях?
– Он – мой гость.
– Граф д’Артаньян, – вежливо приподнял шляпу лейтенант. – Мушкетер его королевского величества, с вашего позволения.
Шарль понимал, что стычки не избежать. Все заключалось в том, чтобы предугадать момент атаки. Воины барона расположились полукругом, шагах в десяти позади своего предводителя. И сами они, и тяжеловесные упитанные кони их оставались молчаливыми и неподвижными, словно привезенные откуда-то статуи, которых не спешили перетаскивать в замок.
«Чего ждать? Пора бы уже и к делу», – подумал д’Артаньян, посматривая в сторону рощи, в которой, за изломом плато, скрывались обоз и солдаты капитана Стомвеля.
– Мне показалось, барон, что вы недовольны моим пребыванием здесь? Нет? Ошибся? Тогда не слышу извинений.
Француз понимал, что прибегает к банальному мушкетерскому приему старого дуэлянта. Но что еще он мог предложить сейчас барону, который таким дичайшим образом решил заполучить себе в жены прекрасную кузину вместе с ее замком? Больше всего лейтенант опасался как раз того, что визит барона закончится ничем. Он понимал: «мирный исход немирного визита Михаэля – всего лишь отсрочка, которая рано или поздно закончится нападением на Вайнцгардт.
– Как только я войду в замок, обещаю повесить вас первым, граф. На этих вот воротах. Причем собственноручно.
Исключительно из своей прирожденной вежливости д’Артаньян оглянулся. В конце концов, он имел право видеть ту надвратную поперечину, на которой его обещают вздернуть. Правда, при этом он успел заметить то, чего до сих пор не заметил барон фон Вайнцгардт, – притаившихся по обе стороны ворот спешенных, вооруженных ружьями и пистолетами мушкетеров. Они тоже ждали. Обещание барона заинтриговало их не меньше, чем д’Артаньяна.
– Так, может, вы сделаете это сейчас же? – предложил гасконец. – Иначе наши воины решат, что мы зря теряем время.
– Слушайте, баронесса, уберите отсюда этого грязного лягушатника, – напыщенно прокряхтел барон. – Не вводите меня в грех. И пусть он не думает, что я снизойду до того, что стану драться с ним на дуэли.
– Вы правы, барон: пристрастие моих соотечественников к лягушкам общеизвестно, – мирно признал мушкетер и столь же миролюбиво извлек из ножен меч. Он владел им куда менее искусно, чем шпагой, но Кобург предупредил, что барон и его люди вооружены мечами, а посему идти на них со шпагой – все равно, что мчаться на провансальской лошадке навстречу боевому слону.
– А вам, баронесса Лили, я даю ровно два дня для того, чтобы вы убрались в свою Саксонию и навсегда забыли об этих краях, – игнорировал его приготовления барон фон Вайнцгардт. – Ровно два дня. И постарайтесь, чтобы ваше имущество поместилось на трех повозках. Я скорее разрушу этот замок, чем позволю хозяйничать в нем безродным саксонским выродкам.
«Все, что он мог сказать, он уже сказал, – холодно вскипел д’Артаньян. – Самое время. Только бы не было здесь Лили».
– В крепость, баронесса, в крепость, – нетерпеливо и жестко потребовал мушкетер, обращаясь к Лили. – Переговоры кончились. Сватанье откладывается.
– Вы так считаете? – взметнула подбородком Лили. – Барон еще не получил моего ответа.
Никто не заметил, как она выхватила пистолет. Пробив полу ее пурпурного плаща, пуля ранила в бедро стоящего за кузеном воина.
Воины барона тоже схватились за оружие, но Михаэлю хватило ума выхватить меч и, подняв его вверх, прокричать:
