Зыль-Бородыль аккуратно завернул голенища в тряпку и быстро пошёл к начальнику полиции господину Кресендорфу.
«Интересно, — думал дорогой Зыль-Бородыль, — сколько заплатит мне Кресендорф?.. Деньги ихние мне не нужны. Что за них можно купить? Дырку от бублика?.. Пусть эту дырку сам Кресендорф использует со всей его фашистской сворой».
Перед кабинетом Кресендорфа — довольно просторная приёмная. В ней за столом сидел шарфюрер Хенрик Штюк — дежурил.
Шарфюрер, как и надлежит самому младшему фюреру, пил сырые яйца, что лежали перед ним на столе в пилотке.
— Гутен таг!.. Добрый день!.. Приятного аппетита господину, — поздоровался Зыль-Бородыль, при этом подумав: «Чтоб ты, паразит несчастный, подавился этими яйцами».
Шарфюрер Штюк дососал яйцо, выбросил скорлупу через окно и только после этого искоса посмотрел на Зыля-Бородыля. Шарфюрер хоть бы и хотел посмотреть не искоса, так никак не мог. Во-первых, у господина Штюка были разноцветные глаза. Один ярко-голубой, другой — жёлтый, с синим ободком. Во-вторых, один его глаз смотрел налево и вниз, а другой тем временем направо и вверх.
— Ты есть — швайн… поганая свинья, — вместо благодарности сказал шарфюрер. — Ты разве не видишь, что я занят?.. Или, может быть, ты плохо видишь?.. Так я могу припаять на твой дурной лоб две фары…
Зыль-Бородыль сделал вид, что ничего плохого не услышал.
— Ты вот что, Генрих, — нагло посматривая шарфюреру в разноцветные косые глаза, сказал он, — быстренько доложи господину гауптштурмфюреру, что так, мол, и так, по очень важному делу пришёл старший полицейский господин Зылев. Форштейн?.. Так, понял, значит… Зер гут, пан шарфюрер.
Хенрик Штюк вдруг вскочил как ошпаренный, вскинул руку над головой.
— Хайль Гитлер! — гаркну лон.
Теперь только Зыль-Бородыль понял, что шарфюрер вскочил не потому, что испугался его наглости. В приёмной стоял комендант Велешковичского округа Ляпке.
Не ответив на приветствие шарфюрера, Ляпке ткнул рукой в сторону Зыля-Бородыля, испуганно спросил:
— Вас ист дас?.. Что это?.. Зыль-Бородыль сразу сообразил, что коменданта напугал его пакет с голенищами. Наверно, комендант подумал, что Зыль-Бородыль держит под мышкой бомбу.
— А-а-а!.. Это, господин комендант, вещественное доказательство…
— Какое доказательство?.. Чего доказательство?..
— Доказательство того, что я установил, кто командует партизанским подпольем. Кто увёл лошадь, господин комендант, которую подарило вам благодарное население местечка Велешковичи.
— Ты знаешь, кто есть главный бандит?..
— А как же, господин комендант… Потому и пришёл сюда…
Не успел Зыль-Бородыль опомниться, как Ляпке толкнул его к двери гауптштурмфюрера.
— Гауптштурмфюрер, — с порога закричал комендант, — вы ищете бандитов, а господин Зылев-Бородылев сидит в вашей приёмной и не может дождаться, когда вы его примете. Так мы никогда не очистим округа от бандитов и большевиков.
Такой выговор, конечно, пришёлся не по нутру господину Кресендорфу. Он вперил жёсткие синие глаза в полицейского, словно удав, который хочет проглотить кролика.
— Я давал ему задание, — сказал Кресендорф. — Ну?..
Пока что для Зыля-Бородыля всё шло как положено. Поэтому он решил показать свою независимость. Не суетиться, делать всё потихоньку, как человек, хорошо знающий себе цену. Он медленно разворачивал пакет, а когда развернул, внимательно посмотрел на начальство. Какое произвёл на них впечатление?
Впечатление было самое непредвиденное.
Господин комендант разочарованно плюнул, а господин начальник полиции и СД вдруг размахнулся и изо всей силы заехал Зылю-Бородылю в ухо. Да так сильно, что тот, хватаясь руками за воздух, отлетел к стене.
— Господин гау… гауфюрер… Господин гау… гауфюрер, — заикаясь, начал проситься Зыль-Бородыль. — Разрешите, за что?.. По вашему приказу я нашёл партизанского руководителя. А голенища — вещественное доказательство.
Кресендорф схватил Зыля-Бородыля за шиворот, поставил на ноги.
— Кто он?
Зыль-Бородыль не стал во второй раз испытывать свою судьбу.
— Клем… Бургомистр Клем…
Теперь комендант заехал оплеуху Зылю-Бородылю.
— Господа, помилуйте, — застонал полицейский. — Я не знаю, что надо говорить.
— Будешь отвечать на мои вопросы быстро, не задумываясь и правдиво, — приказал Кресендорф.
— Буду, — согласился Зыль-Бородыль, забыв о плате, которую ожидал получить. — Дайте только глоток воды.
Кешка привёл их в тот самый узкий, обложенный камнями, с множеством ниш коридор, где стояли саркофаги помещиков Струмецких.
— Посвети, — передал Кешка фонарик Лёве.
— Что ты будешь делать? — спросила Густя, со страхом наблюдая, как Кешка идёт к чёрному гробу одного из помещиков Струмецких.
— Сейчас увидишь, — лихо ответил Кешка и начал подымать крышку гроба.
Максимка с Густей и даже Данилка надеялись увидеть в гробу что-то страшное, может быть, даже ужасное — один Лёва ничего не ожидал увидеть: очень ему надо преждевременно ломать голову, — но то, что они увидели, очень поразило ребят.
— Вот это здорово! — не удержался Данилка.
— Целый склад, — высказал своё восхищение Максимка.
— Не склад, а арсенал, — уточнил Лёва, который во всём любил чёткость.
— Мальчики, а где же покойник? — разочарованно спросила Густя.
В гробу, действительно, никакого покойника не было. В нём лежали винтовки, ящики с патронами и две ленты к станковому пулемёту.
— Покойник дал драла за границу вместе со всеми буржуями в гражданскую войну, — очень серьёзно, чтобы даже самому поверить в это, ответил Кешка.
Он хотел разыграть Густю, а на розыгрыш попался Максимка, как тот глупенький карась на голый крючок.
— Так эти винтовки лежат с самой гражданской войны? — спросил он. — Смотри ты, и ни одна не поржавела…
Максимкина наивность развеселила ребят. Их смех сначала оскорбил Максимку, потом он понял, что обижаться не за что, и сам расхохотался со своей недопонятливости.
— Не ври, — сказал он Кешке. — Не все помещики Струмецкие сбежали за границу.
При этом Максимка подскочил к гробу, что стоял в противоположном углу, сдвинул крышку… Под ней оказались ручные пулемёты, диски к ним и четыре десятизарядные винтовки «СВТ».
— И в третьем гробу оружие? — спросил Максимка, немного смущённый своим открытием.
Теперь уже Данилка поднял крышку. В третьем гробу лежали ручные гранаты: круглые, с глубокими насечками лимонки, длинные с жестяными ручками «эргэдовки», подобные на бочоночки, противотанковые гранаты, блестящие, как змеиные глаза, запалы к ним.
Данилка был не только поражён, но даже пристыжен. Вот уж где он лопухнулся так лопухнулся! Это же надо, Кешка Листопаденко, который в Велешковичах живёт недавно, сумел найти столько оружия, а он, Данила Чупринец, родившийся тут, знающий, можно сказать, каждую кротовью нору, даже ржавой подковы не нашёл.
— Кешка… Скажи, Кешка, где ты нашёл столько оружия? — спросил он, хотя заранее знал, что Кешка не скажет.
— Где нашёл, там уже нет, — не удержался, чтобы не поважничать, Кешка.
Так Данилка и думал. Конечно, когда имеешь столько оружия, так почему не поважничать? Данилка не обиделся. Он теперь мечтал о другом: как бы получить от Кешки винтовку?..
Хотя одна винтовка у Данилки была — та, которую они заимели, когда убегали из колонны. Новенькая немецкая винтовка. Карабин. Только польза с неё небольшая — всего четыре патрона в магазине.
Кешка словно подслушал Данилкины мысли.
— Вот что, ребята, — сказал он и присел на край гроба с гранатами. — Есть важное дело. Назовём его операцией «взрыв».
— Может быть, лучше «пионерский костёр», — подсказал Максимка.
— Не мешай, — оборвал его Данилка.
— Я и говорю, — словно его никто не останавливал, продолжал дальше Кешка. — Назовём операцию «взрыв».
— Но почему? — не сдавался Максимка.
— А знаешь ли ты, Савик, что теперь в Кормелицком монастыре?.. Не знаешь!.. Так я могу тебе сказать: там теперь бензохранилище и склад авиабомб.
— Ой, не болтай, Кешка, — отмахнулся Данилка. — Зачем фашистам держать бензин и бомбы в такой глухомани?
— Зачем, зачем… А если у них тут аэродром будет…
Что ни говорите, а переспорить Кешку невозможно.
До того как люди научились печатать, они писали и переписывали книги от руки. Было это давным-давно, когда чуть ли не каждый город был княжеством, а каждое княжество стремилось иметь своего летописца. Конечно, если у князя хватало средств на такое дорогое дело, как написание книг.