— Товарищи, товарищи… Надо разгружаться. Мне ведь до рассвета необходимо линию фронта пересечь.
Но чувствуется, что он тоже рад встрече, доволен, что прилетел, благополучно приземлился.
Стали выгружать багаж из самолета. Медики жадно прощупывали взглядами каждый груз. Ящики с оружием, взрывчаткой, патроны, газеты… И вот уже самолет пуст, надо вносить в него раненых.
— А где же медикаменты? — заволновались мы. — Неужели не прислали?
Летчик виновато развел руками:
— Нет. Разговора даже не было…
Потом выяснилось, что груз предназначался в другой адрес, где медикаменты не требовались. Летчику приказали буквально в последний перед взлетом момент изменить курс.
Очень разочарованные, мы наказали ему в следующий раз обязательно привезти медикаменты.
— Это уж точно! — твердо пообещал он. — Не я, так другой, но уж привезем обязательно.
В самолет внесли раненых. Он вырулил на взлетную полосу, благополучно оторвался от земли, взял курс на восток. Партизаны долго еще махали вслед шапками. Потом принялись сортировать груз.
Для нас, врачей, снова наступили дни ожидания.
Недели через две по радио сообщили, что к нам вылетает второй самолет. Снова собираем хворост для костров…
В полночь знакомый гул раздался над лесом. Вспыхнули костры, самолет сделал над ними круг, но, к нашему удивлению, на посадку не пошел. Он лишь немного снизился, и вскоре над лесом один за другим раскрылись белые купола парашютов.
В ту ночь нам было сброшено 12 мешков груза. Полдня прошло, пока мы нашли их все, доставили в штаб соединения. На этот раз весь груз был специально для нас, медиков. Это — медикаменты, в которых мы так нуждались, перевязочный материал, немного хирургического инструмента. Всему этому мы были несказанно рады.
По распоряжению командования соединения все медикаменты, перевязочный материал, а также парашюты, которые с успехом можно было использовать вместо бинтов, распределили между партизанскими бригадами и отрядами.
Конечно, медикаменты, присланные с Большой земли, не могли полностью покрыть наши нужды, но все же оказались значительным подспорьем. Основным же источником для получения медикаментов служили полесские леса, целебные травы, которые в них росли, — наша партизанская аптека.
Еще одним источником были медицинские учреждения, где работали советские медики, которые по разным причинам не могли эвакуироваться и остались на временно оккупированной врагом территории. Как правило, это были патриоты, помогавшие нам чем только могли. Через связных и других подпольщиков они переправляли медикаменты в партизанские отряды. Зачастую при первой же возможности сами уходили в партизаны, прихватив с собой что-нибудь из медикаментов и инструментария.
Так оказался в партизанах, например, Михаил Дмитриевич Михейчик. До войны он практиковал в деревне Потичево Смолевичского района. Когда враг захватил родную деревню, сумел быстро наладить связь с партизанами, стал регулярно снабжать их медикаментами, перевязочными материалами. Немцы и полицаи стали подозревать его в этих связях. Над смелым доктором сгустились тучи, и он, прихватив с собой что мог из медикаментов, ушел в партизаны. Вскоре он стал одним из самых популярных партизанских врачей.
Примерно таким же образом оказались у нас в бригаде медицинская сестра Мария Даниловна Соколовская, врач Федор Михайлович Казакевич и многие другие.
О некоторых из них хотелось бы рассказать подробнее.
Федора Михайловича Казакевича война застала в Ленинграде, где он получал специальность стоматолога в военном зубоврачебном училище имени Н.А.Щорса. В первый же день воины молодой медик подает заявление в военкомат и уходит добровольцем на фронт. В октябре сорок первого в одном из тяжелых боев под Вязьмой его ранило осколком в голову. Когда пришел в себя, оказался уже в плену. Начались мытарства, через которые прошли многие из нас: несколько пересыльных лагерей, где чудом оставался жив, потом стационарный лагерь для военнопленных в Бобруйске.
Бобруйск — родина Казакевича. Отсюда он уезжал в Ленинград, здесь оставалась мать-старушка. Ему удалось каким-то образом подать ей весточку. И вот однажды утром мать оказалась у колючей проволоки. Тяжелой была эта встреча. В страшно худом, обросшем человеке, одетом в тряпье, с забинтованной головой мать едва узнала своего сына. А когда узнала, закричала: «Федя!» — и бросилась на проволоку. Тотчас же прикладом автомата была отброшена прочь.
Матери и сыну удалось сказать друг другу несколько слов. Федя попросил помочь ему вырваться из лагеря. Матери были известны случаи, когда комендант лагеря отпускал пленных по ходатайству родственников. Она пошла к нему. Но комендант в тот день был не в духе. Несмотря на то, что мать показала ему документы, свидетельствовавшие, что Федор Михайлович Казакевич — ее сын, он отказался отпустить пленного. Много пришлось ей походить к коменданту, много пролить слез! Наконец Федор пришел домой.
Вскоре Казакевич устроился зубным врачом в городской поликлинике и сразу же настойчиво стал искать связи с партизанами. Он знал, что в лесах под Бобруйском они есть. Не раз они давали о себе знать смелыми диверсиями и налетами на врага. Но как к ним попасть?
Помог случай. Однажды на прием к зубному врачу пришел подвыпивший полицейский Роман Макеев. Пока Казакевич осматривал больного, готовил инструмент, чтобы выдернуть зуб, болтливый полицейский успел похвалиться, что партизанам вот-вот наступит конец. В Бобруйске, мол, формируется большой карательный отряд эсэсовцев, который готовит крупную вылазку против партизан.
— В этой карательной операции, — сообщил Макеев, — будут участвовать даже танки.
Полицейский ушел, а Казакевич в тот день больше уже не принимал больных. Дома он сказал матери, что уходит к партизанам. Он торопился, нужно было до наступления комендантского часа выбраться из города.
Казакевич шел к партизанам не с пустыми руками. Весть, которую он нес, помогла бы им своевременно принять контрмеры. Но в тот раз к партизанам он не попал. Когда подходил к деревне Киселевичи, вдруг из кустов услышал резкий окрик:
— Хальт! Хенде хох!
На дорогу выбежали немцы с автоматами. Казакевич напоролся на засаду.
Его привели в Бобруйск, бросили в тюремную камеру. Два дня арестованного никуда не вызывали, а на третий повели на допрос. Допрашивали в помещении СД, которое обосновалось в бывшем здании кинотеатра. Следователь долго допытывался, куда шел Казакевич, зачем. И неизменно получал один и тот же ответ:
— Выпимши был, господин обер-лейтенант… А пьяного человека, сами знаете, водка ведет. Вот и заблудился…
Улик против Казакевича не было никаких, его снова вернули в камеру.
Через несколько дней всех арестованных, а их было 18 человек, отвезли на станцию Березина, погрузили в вагон и отправили. Ночью Казакевич на ходу поезда выпрыгнул из вагона. До утра шел по лесу, а когда рассвело, решил день отсидеться в копне сена. Залез поглубже и уснул. Проснулся под вечер. Вылез из сена и увидел на лугу четырех в гражданском, но с винтовками. Это была диверсионная группа Николая Семенчука из отряда имени Ворошилова нашего соединения. Подрывники возвращались с задания. Казакевич вышел им навстречу…
Так мы заполучили первого в бригаде зубного врача. Теперь партизанам можно было оказывать квалифицированную стоматологическую помощь.
Нелегок был путь к партизанам и медицинской сестры Ирины Гордеевны Калиновской, моей первой помощницы. Родилась она в местечке Старосельцы Белостокской области. Каторжной была жизнь белорусов под гнетом помещичье-буржуазной Польши. Тяжело было белорусским детям получить образование, еще труднее — найти работу. Родители Ирины решили наперекор всем трудностям вывести дочь «в люди». Способная девочка окончила Старосельскую среднюю школу, поступила в фельдшерское училище в Вильно. За учебу надо было платить, а денег родители не имели. Ирина пошла работать санитаркой в городскую больницу.
Несмотря на все трудности, Ирина успешно окончила фельдшерское училище, поступила работать в Белостокскую городскую больницу, а перед самой войной перешла в военный госпиталь. Самым большим событием в жизни молодого фельдшера было установление Советской власти в районах бывшей Западной Белоруссии. Теперь она наконец смогла забрать к себе родителей, зажить счастливо. Но счастье это было недолгим. Началась война. В первый же день в госпиталь стали поступать раненые, а 26 июня был получен приказ эвакуироваться.
Ирина сопровождала машину с ранеными в Минск. Были уже недалеко от города, когда узнали страшную весть: в столице враг, дорога перерезана немецкими танками. Те, кто мог самостоятельно передвигаться, ушли через леса и болота на восток. Но в машине были и тяжелораненые. Ирина решила остаться с ними, разделить их участь.
